Предыдущая глава:
Юношеская любовь
Эмма Н.. Это та самая девушка, о которой я до сих пор вспоминаю с восхищением и разочарованием: она, как яркая звездочка обласкала меня своим мягким чарующим светом и скрылась в тумане времени.
Обратил я внимание на нее очень рано – еще на втором курсе, но подойти не мог довольно долго. Впервые, увидев ее, мысленно воскликнул: «Ах, какая прелестная девушка!» Но тут же – вторая мысль: «Она высокая, симпатичная. Она не захочет с тобой знакомиться». Но чем чаще я ее видел (обычно это было в перерывах между занятиями), тем сильнее становилось желание познакомиться с ней.
И вот, в один из техникумовских вечеров такая возможность представилась. Но, увы, я оказался не первым, кто желал быть с ней знакомым, и мне пришлось довольствоваться общением с ее подругой. Она оказалась достаточно интересной, но скрытое желание быть ближе к Эмме оставалось. И когда мы стали встречаться чаще, и иногда появлялась возможность побыть с ней наедине, радости моей не было предела.
Мои чувства к ней были очень сильными, но главное, как я сейчас понимаю, они были многогранными и гармоничными. Мне нравилась ее внешность – стройная фигура, легкая походка, миловидное лицо. Мне нравился ее характер, который выражался в ее внимательном, сочувствующем взгляде, умении слушать, говорить проникновенно. И было еще то, чего тогда я не мог определить – необъяснимое влечение, которое приводит к появлению детей, рожденных в любви. Я был готов видеться с ней каждый день, говорить о чем-то хорошем, радовать ее и восторгаться ею.
Но… она почему-то не шла на такие близкие отношения. Когда я просил ее: давай встретимся завтра, она, помолчав, говорила: нет, завтра я не смогу, наверное. А на вопрос: Когда же? Отвечала: Как-нибудь. Обычно так отвечают, когда вообще не хотят с тобой встречаться. Но она не хотела прерывать наших отношений. И, если иногда нам удавалось провести некоторое время вместе, была приветлива, откровенна, не было заметно, что ее тяготит общение со мной. Наоборот, говорила, что ей интересно.
Я ломал голову: если это действительно так, то почему она отказывается от регулярных свиданий? И сделал вывод, что это – от высокомерия, нежелания иметь дела со мной. Несколько раз решал прервать наши отношения, не встречаться с ней. Но, как только мне удавалось ее увидеть, необъяснимое чувство вновь тянуло меня к ней.
Последняя встреча у нас состоялась в начале , когда я был уже на последнем курсе, она – на третьем У них началась производственная практика на заводе, а я работал там же над дипломным проектом. Мы встретились случайно, в трамвае, когда возвращались домой. Когда я увидел ее, прежние сильные чувства вновь охватили меня. Предложил ей часть пути не ехать, а пройти пешком. Она сразу согласилась. Мы шли по безлюдному участку, вышли на старое кладбище. Конец дня был солнечный, теплый. Я выбрал чистую надгробную плиту, и предложил присесть. Здесь было тихо, спокойно. Вокруг росли в разброс какие-то цветы.
Сначала мы поговорили о делах каждого. Я пытался уловить, как она относится ко мне, есть ли у нее знакомый парень. Но она отвечала уклончиво, и, как всегда, держала меня на определенной дистанции от темы личных отношений. Я воспринял это, как нежелание общаться со мной. Хотя глаза ее выражали неподдельный интерес, и она не пыталась быстрее закончить наше свидание в столь неподходящем месте.
И тут меня понесло. Я решил навсегда покончить с нашим знакомством, ибо каждая встреча отзывалась во мне болезненной неудовлетворенностью. Я рубил концы, чтобы никогда больше с ней не встречаться, и не мучить себя чувством неполноценности. И чтобы никогда она не смотрела на меня с теплотой и вниманием, а с ужасом и отвращением, не давая повода приблизиться к ней.
Я решил изобразить себя как можно более гадким и отвратительным. Я вдохновенно врал, что отношусь к девушкам крайне цинично (использовал опыт нашего «ходока»А.К), что мы играем на них в карты, знакомимся с ними на спор и прочую ерунду. Но она не встала и не ушла. Наоборот, глаза ее, сначала выразили удивление, а затем в них появился какой-то лукавый огонек. На мое яркое выступление она ничего не ответила.
Тогда я на это не обратил внимания, мы расстались, казалось навсегда. Я верил в это, но, видимо ошибался. До сих пор я вспоминаю о ней, и своей непоправимой глупости. И о том, что так и не узнал, как она относилась ко мне в действительности.
Сейчас, прожив долгую жизнь, и многое узнав о ней, могу лишь только предположить это.
Первая причина ее сдержанности лежит на поверхности – это ее превышение в росте. Будучи романтическим юношей, я наивно полагал, что главное в любви мужчины и женщины – это их чувства, идущие от сердца, а рост – дело второстепенное. Но у женщин есть еще и инстинктивные чувства, идущие от животного мира. Высокий рост мужчины у них ассоциируется с силой, при этом появляется чувство защищенности.
Во-вторых, женщины, как хранительницы накопленного опыта, более чувствительны к мнению окружающих, что идет от традиций, устоявшихся привычек. Если они видят девушку с мужчиной, ниже ее ростом, они начинают ее подозревать в чем-то неполноценной, из-за чего не могла найти себе подходящую пару. Я вспоминаю, что Эмма наиболее раскованно чувствовала себя со мной тогда, когда мы оказывались вне поля зрения ее знакомых.
В-третьих, я тогда не понимал разницы в поведении мужчин и женщин. Если первым были свойственны прямолинейность и напористость, то вторым – сдержанность и осторожность, особенно целомудренным девушкам. Кроме того, у Эммы были какие-то гены восточной женщины. А они, как известно, учитывая их высокий темперамент и чувство самосохранения, ведут себя еще более отстраненно от особей мужского пола. И этого я, выросший в славянской среде, тоже не знал.
И, наконец, по дате рождения Эмма – рак, а этому знаку свойственна закрытость. Если бы я смог прочитать такие строки: «Раки – натуры любящие и чистосердечные, но производят плохое первое впечатление. Требуется много времени, чтобы действительно узнать их. Легко ранимы и впечатлительны, придерживаются общественного мнения. Могут производить впечатление изменчивых и холодных натур, но это не совсем так. Обладают обостренной интуицией, доходящей до мистицизма, но скрывают это, так как не любят выделяться из толпы. Раки – идеальные, верные жены, хорошие хозяйки и матери». То, конечно, совсем бы по-другому отнесся к Эмме.
Но этого, не только я, но и никто в моем окружении, не знал. Астрология была под запретом. И, в силу своего возраста, указанного выше недостатка знаний, судил других по самому себе. А был я достаточно эгоцентричен, нетерпелив, хотел всего много и сразу. В результате я навязал себе мною же созданный ее образ – поверхностный, неверный. И ничего лучшего не нашел, как разорвать отношения.
А нужно было проявить мягкость, внимание, смирить свою гордыню, вести себя более мужественно, терпеливо, и ждать, не прекращая отношений. Ведь был же я чем-то интересен ей! Если бы она, в конце концов, ответила взаимностью, я стал бы счастливейшим человеком. Она бы своим спокойствием и мудростью гасила мои бурные порывы, направляя вырывавшуюся энергию в нужное русло. А я бы любил ее безмерно, ибо была она для меня и прекрасной королевой, и лучшим другом, и приятнейшей женщиной.
И был же у меня шанс. Даже после окончания техникума, я мог бы найти ее, извиниться за глупый самооговор, открыть истинные чувства, не стесняясь. Но я не сделал этого. Самоуверенный, глупый гордец!
Хотелось бы все-таки узнать, почему я был таким плохим, при своих хороших устремлениях? Попытаюсь немного защитить этого юного балбеса Володю.
Повторюсь, прежде всего – это недостаток культурного воспитания. Мы даже не представляли, как можно поддерживать длительные добрые отношения юноши и девушки. Культурные традиции дореволюционной России в таких отношениях - благородство кавалеров, целомудрие девиц, участие родителей в их знакомствах, помолвки – все это было отброшено. А их носители – дворяне, русская интеллигенция – либо уничтожены, либо изгнаны из России. Пришедшие к власти пролетариат, и его идейные руководители ничем это не заменили, а наоборот – ввели в норму легкость отношений, мгновенные разводы и многоразовые браки.
Церковь была загнана в подполье, и никакого влияния на молодежь не оказывала. И, если юноша и девушка решались на длительные отношения, то это могло закончиться, либо ранним браком, что, как показала жизнь, крайне неблагоприятно сказывалось на них самих, родителях, детях, либо ранним сексом, что еще хуже. И я так думаю, что Высшие силы, дабы уберечь нас от этого, прибегали к программе потери интереса.
Конечно, если бы мы и наши родители, были мудрее, более духовно развитыми, можно было бы дружить парню и девушке длительное время. Если бы мы чувствовали состояние души друг друга, умели определять истинную любовь и проявлять ее, то такое общение, безусловно, приносило бы только пользу в становлении каждого, давало бы силы и терпение, чтобы дождаться приемлемого времени для окончательного соединения судеб.
Прощай НАТ, юность моя.
Вот и закончилось моя учеба в Новосибирском Авиационном техникуме. Это был период трудный и интересный, в котором я из мальчишки – подростка стал уверенным в себе юношей. Но только значительно позже я почувствовал и понял, что расстался с этим этапом жизни, с тем, что меня окружало, как с очень близким человеком, давшим мне неплохое воспитание, многому научившему, щедро одаривавшим меня своим теплом и вниманием. Сколько интересных и добрых людей встретилось тогда на моем пути!
Преподаватели, инструктора, руководители, которым я досаждал своими выходками, терпеливо вели меня к нужной цели. Даже такие строгие, как директор Мануйлов который хотел отчислить меня из техникума, начлет майор Вилистер, отстранявший меня от полетов за воздушное хулиганство, наказывая, а затем, прощая, учили более серьезному отношению к жизни, направляя по правильному, лучшему пути.
А мои друзья и сокурсники, сколько теплоты и дружеского участия получил я от них, сколько испытал радости в наших общих увлечениях! За четыре года общего взросления мы со многими стали как братья. И, когда через многие годы встречался с кем-нибудь из них – самые яркие воспоминания, самые теплые чувства охватывали меня. И был я бесконечно благодарен судьбе за то, что это было!
К сожалению, слишком мало было таких встреч. И виноват в этом только я сам. Ну почему после окончания техникума не попрощался со всеми, кого знал! Не взял у них адреса, чтобы поддерживать связь, делиться впечатлениями о новых условиях нашей последующей жизни. Как-то не пришло это в голову, ибо во многом жил не настоящим, а будущим. Казалось, это настоящее всегда будет доступно, и что ничего в нем такого, за что нужно держаться, нет.
Увы, есть, вернее было. А в наступившем будущем оказалось много суеты, стремления к служебным успехам, личным амбициям и благополучию, которые вели к разъединению людей. Таяла и исчезала теплота отношений, непосредственность, бескорыстие и дружеская поддержка. И еще много такого, что давала тогда наша совместная учеба и жизнь.
Полеты в аэроклубе закончились.
Кем стать? Теперь предстояло ответить на этот вопрос самому себе.
В один из моих приездов домой мать сообщила мне такую новость. Оказывается, ее вызывали в техникум, с ней беседовал директор, и вот что он сказал:
- 1-го сентября наши выпускники должны прибыть к местам своей работы, куда они направлены по распределению. Ваш сын направляется в СибНИАИ (Сибирский Научно-Исследовательский Авиационный Институт, расположенный в Академгородке). Туда из их группы направлено всего три человека, кроме него – Корчагин, Зверева, они будут работать на инженерных должностях. Работа творческая, очень интересная, у него будут хорошие перспективы. Двое уже там, скажите ему, чтобы он туда поехал.
Мать робко возразила:
- Он, вроде, летать хочет.
- Летать он сможет и в аэроклубе, там есть такие. Они удачно совмещают теоретическую работу с практикой полетов.
- А может вместо него Эльпидина послать? Мать хорошо знала о нашей дружбе и попыталась услужить Володе.
- Ну что Вы, это совсем другой человек. Мы ведь этих кандидатов целой комиссией отбирали.
Мать пообещала поговорить со мной, что и выполнила.
Конечно, предложение было заманчивым: спроектировать легкий самолет, самому испытать его, а затем вдоволь полетать – мечта многих наших выпускников. И моя, в том числе. Но путь к этому был не очень ясным и ненадежным. И летать в аэроклубе придется только на поршневых учебных самолетах. А хотелось – на реактивных, скоростных, с современным оборудованием и вооружением. Поэтому я отверг этот путь без особых колебаний.
Всех, кто решил связать свою дальнейшую жизнь с полетами, подвергли строгой медицинской проверке на пригодность к службе на летных должностях. Во время учебы в аэроклубе нас тоже проверяли, но не так придирчиво, как на сей раз. Поэтому не всем удалось преодолеть этот барьер. И для них это было настоящей трагедией. Запомнился случай, происшедший на моих глазах.
Рыжеватый, шустрый паренек, прошедший почти всех врачей, окаменело стоял перед терапевтом. Тот объяснял ему, что из-за небольших дефектов в сердце, он не может быть принят в летное училище.
- Как же так, я ведь летал, - побелевшими губами еле выдохнул юноша.
- Ну, пока ничего страшного нет, с этим жить можно. Но в дальнейшем, при более высоких нагрузках, может наступить ухудшение. Мы не можем рисковать твоей жизнью.
- Значит все, мне не летать?
Терапевт молча отдал ему медицинскую книжку, развернулся и ушел.
Раздался какой-то странный звук, парень согнулся и разразился рыданиями. К нему подошла женщина-врач, симпатичная, черноволосая, видимо – еврейка. Пригласила:
- Иди сюда, садись.
Парень подошел, она села напротив, стала утешать его. В ее речи звучали одесские обороты, которые я затрудняюсь передать, смысл помню.
- Успокойся, слушай меня. Ну что ты так расстроился? Ты же молод, здоров, выберешь себе другую профессию.
- Я так хотел, я давно мечтал быть только летчиком, больше никем не хочу быть, - всхлипывал парень. Сделав паузу, женщина продолжила.
- Ты знаешь, до войны я очень хотела стать балериной, ходила в балетную группу, и у меня неплохо получалось. Мои подружки так и звали меня – балериной! Мне это очень нравилось. Но вот, наступила война, фронт, и вернулась я оттуда вот с такой ногой!
Приподняв халат, она выставила ногу – это был деревянный протез.
- Как ты думаешь, могли меня взять в балетную школу с такой ногой?
Парень тупо уставился на протез, и перестал всхлипывать. Представив, как эта женщина стала бы танцевать на сцене, он фыркнул от смеха.
- Ну вот, видишь, нельзя с такой ногой в балет. Так я и пошла в медицинский институт. Сейчас лечу людей, и работа мне нравится. Так и ты, найдешь работу, специальность, которая нужна людям, и полюбишь ее.
Посмотри вокруг – сколько разных людей. Они не летчики, но их труд не менее важен, их также уважают.
Парень успокоился, собрал свои вещи и ушел.
Несли «потери» и мои товарищи по техникуму. Еще раньше не прошли медкомиссию Камиль Габитов – у него были проблемы со зрением, и Юра Мохов. Володя Эльпидин , отлетав программу на Ут-2, не прошел этот барьер– из-за дефекта в органах слуха, и Султанов, которому для поступления в летное училище не хватило всего одного сантиметра до нижнего предела роста. Обидно, но что поделаешь.
Да, на нашем поколении, пережившим в детские годы трудное послевоенное время, стрессы, недоедание, все это не могло не сказаться на здоровье.
После медкомиссии нужно было определиться с военкоматом – в какое военное училище поступать. И вновь я оказался на перепутье – в истребительное или бомбардировочное. Первое привлекало меня тем, что я видел: изящные формы стремительных Яков, их виртуозный пилотаж, мощный рев блестящих МиГов, достигших звукового барьера и стратосферных высот полета.
Бомбардировщики поражали своей солидностью, размерами, возможностью нанесения сокрушительных ударов по позициям противника.
В техникуме я видел фронтовой бомбардировщик Пе-2, он мне понравился. А когда начал летать в аэроклубе, познакомился с летчиком-фронтовиком, летавшем на этом самолете
Он рассказывал, как летали на боевые задания, бомбили фашистов почти с отвесного пикирования. Когда не хватало бомб – подвешивали дырявые железные бочки. При падении они издавали страшный вой, который заставлял вражеских солдат прижиматься к земле, и меньше вести огонь по нашей пехоте. Как свирепо их обстреливали зенитки, и гоняли мессершмидты. Свой самолет он очень хвалил за то, что он почти не уступал в скорости немецким истребителям, был маневренным, выдерживал большие перегрузки, имел очень прочное шасси, что очень выручало малоопытных летчиков на посадке.
Бомбардировочное училище находилось недалеко от Новосибирска – в городе Омске. Так что же выбрать? Надо было писать заявление в военкомат с указанием конкретного училища, в которое я хотел бы поступить.
И я написал такое заявление.
Продолжение следует
Продолжение: