-Деда, расскажи мне про войну, - маленькая Маша ползёт на колени, к сидящему в кресле дедушке - маленькому седому невзрачному старичку с обезьяньим сморщенным лицом, покрытым густой сеткой морщин. На всем лице только яркие голубые глаза привлекают внимание. Они не поблекли. Не потеряли своего задора. В них плещется интерес и горячее желание жить.
Но для Маши дедушка самый лучший, самый красивый и самый любимый. Она любит в нем все. То, как он щурится, читая газетные заголовки , потому что вечно теряет свои очки. Как ловко удит рыбу из маленького пруда на окраине деревни. Как играет с Машей в шашки и радуется, когда выигрывает. А выигрывает он всегда, когда не поддается. Любит его большие узловатые руки, которые так здорово умеют мастерить из спичек домики для ее самодельных кукол из листиков и цветков и гладить ее перед сном. Любит его хриплый голос и яркие голубые глаза. Как он приходит домой. Топает три раза у порога и кричит:
-Хозяин дома.
А больше всего любит слушать, вот так вот прижавшись в его плечу, старые истории, которых дедушка знает бесконечное количество. Про белок, про зайцев, про голодного волка и мальчиков, которые решили построить шалаш. Маша слушает с замиранием сердца и пошевелиться боится, чтоб ни словечка не упустить. А вот про войну ничего не рассказывает. Хотя на их двери красуется большая железная звезда. Такая только у тех, кто воевал. Так объяснила воспитательница в саду. Чтоб люди знали своих героев, могли поклониться и поблагодарить за победу.
-Деда! Расскажи! - канючит она, теребя воротник клетчатой заношенной рубашки.
-Война не детское дело, Машутка, - подслеповато щурится дед, глядя куда-то вдаль.
-Я большая уже! - важно задирает нос девчушка.
-Большая, но маленькая. Давай про ежика расскажу, как он зимовал.
-Не хочу про ёжика, - капризно настаивает Маша, - хочу про войну. Как солдатом был. Ты танк видел?
-Видел.
-Большой он? Железный? Вот Леська говорит, что танки из картона были. Врет?
-Всякие были, - улыбается старичок, - и железные, и картонные. Целая операция была. Чтоб немцев обмануть. Чтоб разведка им сообщила, будто у нас целая танковая дивизия за лесом стоит. Представляешь, днями и ночами эти картонные танки красили, да звезды рисовали. И взрослые, и мальчишки местные из деревни помогали.
-И поверили? - округляет глаза внучка.
-А то!
-А у тебя ружье было?
-Было, Машутка. А вот сапог долго не было. Столько людей на фронт ушло, что на всех формы не хватало. Ходили кто в калошах, кто в обмотках, из березы делали. И портянкой сверху, чтоб держалось.
-А ты мне такие сделаешь? - перебивает девочка, глаза горят от восторга.
-Я тебе сделаю! - вмешивается бабушка, - не хватало еще! Ноги намочишь, за болеешь еще, что мать твоя скажет?
-Так вот, думал всю войну и прохожу босиком. А тут мы пошли в разведку и привели языка, да не простого, а целого немецкого офицера.
-Чего привели?
-Говорят так, глупышка. Немца привели. А на нем сапоги. Да такие, что нам и не снилось. Стали примерять все по очереди, а сапоги малюсенькие, никому не лезут. Тут до меня очередь дошла. Я ногу сунул - как на меня по мерке шили! Так вся рота мне потом завидовала, что мне такая удача выпала. Так я в этих немецких сапогах до самой Пруссии и дошагал. Украсть у меня их пару раз пытались. В баню как то пошел, разулся, на порожке оставил. Выхожу - вместо сапог моих чужие калоши стоят. Расстроился сильно. Только к вечеру сапоги обратно вернулись и влезть не сумел. Видать с размером промахнулся воришка. У нас в роду у всех мужчин нога маленькая, еще от прадеда пошло.
А офицера того не раз поблагодарил , что он нам так удачно на пути попался. Вот такие дела!
-Деда! Ещё ! Еще! Интересно так! - хлопает Маша в ладоши.
-А тебе спать не пора? - строго вмешивается бабушка.
-Еще чуточку! Деда, еще расскажи! Как солдатами были. Я вырасту, тоже в солдаты пойду!
-Еще чего! Удумала! Не дай Бог, чтоб на ваш век такое выпало, чего нам досталось. Учиться пойдешь, врачом вон станешь, будешь людей лечить, пользу приносить, - бубнит бабушка. Маша слушает в пол уха, ей хочется продолжения. Но дед молчит, теребит пуговицу на рубашке. Когда Маша спрашивает про войну, он всегда становится очень грустный и задумчивый. Много у него историй, только не годятся они для ушей маленькой внучки. Война - не прогулка с автоматом. Много там и грязи, и крови. Много горя и потерь. Страшно порой было так, что в глазах темнело и ноги немели. Но выхода нет и ты идешь. Вперед. Плечом к плечу. А завтра нет уже ни Васьки, балагура и шутника, ни Сашки длинного. Один подорвался на мине. Второго огнем накрыло во время прорыва. И новые соседи рядом с тобой в строю. Может, их завтра не станет. А может тебя.
-Деда! - трясёт девочка за плечо, - ты уснул что ли? Расскажи, как в разведку ходил и блин нашел.
-Блиндаж.
-Ну да.
-Ты пять раз уже слышала.
-И еще послушаю. Расскажи. Пошли вы со старшим в разведку к немецким окопам…. - начинает она сама, горя от нетерпения.
-Ты сама все знаешь, - вздыхает притворно старик, - пошли мы группой ночью к немецким окопам. Провиант у нас давно закончился, а новый не подвозили. Есть хотелось так, что хоть каблук от сапога жуй. И решили мы у немцев чего съестного поискать. Позиции разведать, конечно, это первое дело. А еду - если повезет. А ночь такая темная была, ни звездочки на небе. И дождик моросит. Немчура попряталась вся, окопы пустые стоят. В одном даже винтовку нашли с патронами. Подобрали, конечно. Не лишнее. Так крадемся мы по их территории цепочкой без особого толка, я , значит, первый. Тут луна выглянула, а передо мной впереди еще кто-то шагах так в двадцати. Идет, прогнувшись, будто прячется. Я своим шепчу: « все тут?»
«Все».
Понимаю, что чужой кто-то семенит, значит. Либо немец, либо дезертир. Ну и пошли мы следом за ним. Идем след в след, чтоб не заметил, а сами гадаем, куда он путь держит.
Так до самого леса и дошли, даже танки забыли срисовывать, так нас разбирало. Тут еще ветки пошли под ногами, и хрустят всякий раз, как наступишь. Немчик наш шарахается, оглядывается. Явно нервничает. Мы решили присесть за пригорком, благо впереди поле начиналось и все как на ладони. Легли рядком и смотрим по очереди в бинокль. И видим, что незнакомец прошел еще немного, и давай разгребать кучу из веток и палок, сваленных в уголке. Старший наш самый глазастый, бинокль от лицо не отнимает, следит. И вдруг как начал слюни глотать, аж причмокивает.
-Парни, - шепчет, - у него еда там спрятана. Он кусок мяса достал и лопает, да так смачно, что силы нет глядеть.
-Пошли! - говорю я, - Бог велел делиться. Жить захочет, отдаст сам. Чай на танк просим.
-А как шум поднимет?
-Не поднимет. Я к нему подкрадусь неслышно и заломаю. Да и не будет он орать, от своих ведь прячет, не от нас. Значит не хочет, чтоб знали. Все, пошел!
Подкрался я к немцу сзади. А он так чавкает, что целую роту не услышит. То от куска мяса вяленого откусит. То от буханки хлеба. А я сзади стою три дня на жравши. И не сдержался. Он когда руку с мясным ломтем отвел, я наклонился и тоже куснул. Больно уж запах шел от него сильный. Немец не понял, руку отдернул и глаза скосил, а сам жует, полный рот набил. И я жую. И тут меня такой смех разобрал, что не сдержаться. И он глядя на меня заулыбался. Потом рукой показывает на свой схрон - мол, бери, угощайся. Я ему киваю, на пальцах показываю - не один, товарищи в кустах сидят от голода изнывают. Не могу без них есть. Кое как поняли друг друга. И вот сидим мы еще вчетвером и животы набираем немецким провиантом. И вкусно так, что не остановится. Животы надулись , сидим икаем по очереди.
Наелись и разошлись каждый в свою сторону. Он к своим, мы к себе в отряд. А на утро у нас так животы скрутило у всех троих, что хоть караул кричи. Нам выходить в новое место, а мы по кустам сидим, глаза таращим , друг на друга глядим. Вот такая она жизнь. Разная. Потому что люди и в во.йну остаются людьми. Те, кто ими до в.ойны был.
Он опустил глаза на сладко сопящую у него на груди малышку.
-Уснула. Марусь, разбери кроватку, отнесу. Как на тебя похожа. Ну надо же. Веснушки но носу, глазки. Такая же красавица вырастет. И умница. Вся в тебя. Помнишь, как я тебя в госпитале увидел?
-Помню, родной, помню, как забудешь. Я тогда загадала, что состарюсь только с тобой. И никакие немцы нам не помешают. Так и случилось.
Посвящается всем ветеранам, кто прошел непростой путь длиной в пять лет до Рейхстага, и моему дорогому дедушке Виктору. Без вас не было бы нашего сегодня. 80 лет великой Победе⭐️
Конец.