Найти в Дзене

Манипуляторша

Сентябрьское утро выдалось дождливым. Марина, прижав к себе двухлетнюю Алису, стояла у окна и смотрела, как муж, Алексей, пытается завести старый двигатель мотоблока на дачном участке. Его лицо было перепачкано землёй, а руки дрожали от усталости. В десяти метрах от него, в тени яблони, сидела Ирина Петровна, свекровь Марины, и с видом мученицы перебирала урожай моркови.  — Лёша, ты же видишь, я одна не справлюсь! — крикнула она, не поднимая глаз. — Ваша дача — это же ваш долг перед семьёй! Марина закусила губу. «Дача» давно стала ловушкой. После рождения Алисы Ирина Петровна, раньше обещавшая помогать с внучкой, вдруг «заболела» и потребовала, чтобы молодые каждые выходные мотались за город. — Огород зарастёт, вы же не хотите, чтобы я осталась без урожая?— вздыхала она, хотя участок давно превратился в её личную империю: грядки выстроены по линейке, ягодные кусты подвязаны, как солдаты на параде. Алексей, выросший под гнётом материнской «заботы», не мог отказать. «Мама же одна…» — б

Сентябрьское утро выдалось дождливым. Марина, прижав к себе двухлетнюю Алису, стояла у окна и смотрела, как муж, Алексей, пытается завести старый двигатель мотоблока на дачном участке. Его лицо было перепачкано землёй, а руки дрожали от усталости. В десяти метрах от него, в тени яблони, сидела Ирина Петровна, свекровь Марины, и с видом мученицы перебирала урожай моркови. 

— Лёша, ты же видишь, я одна не справлюсь! — крикнула она, не поднимая глаз. — Ваша дача — это же ваш долг перед семьёй!

Марина закусила губу.

«Дача» давно стала ловушкой. После рождения Алисы Ирина Петровна, раньше обещавшая помогать с внучкой, вдруг «заболела» и потребовала, чтобы молодые каждые выходные мотались за город.

— Огород зарастёт, вы же не хотите, чтобы я осталась без урожая?— вздыхала она, хотя участок давно превратился в её личную империю: грядки выстроены по линейке, ягодные кусты подвязаны, как солдаты на параде. Алексей, выросший под гнётом материнской «заботы», не мог отказать. «Мама же одна…» — бормотал он, вжимая плечи, будто слова свекрови давили на него физически. 

Марина попробовала возразить вчера, когда Ирина Петровна заявила, что Алиса «мешает» на даче.

— Она ребёнка в дом не пускает, а мы как няньки на побегушках!» — шептала она мужу ночью. Но Алексей отвернулся к стене: «Ты её не понимаешь. Ей плохо одной.

Воспоминания.

Июнь

Солнце пекло так, что даже куры прятались под крыльцом. Марина, беременная на седьмом месяце, ползала между кустов смородины, обрывая листья для компота. Ирина Петровна стояла над ней, тыча пальцем в ягоды: «Вот эту ветку пропустила! Совсем, видимо, голова не о том…» 

— Может, хватит? — не выдержала Марина, поднимаясь и придерживая поясницу. — Я устала. И воды бы попить…

— Воду? — свекровь скривилась, будто услышала ругательство. — А ты думаешь, мне легко? Я в твои годы по ночам коров доила, а ты тут ныть вздумала!

Алексей, услышав голоса, вышел из сарая с лопатой в руках. «Мам, оставь её…» 

— Ах, оставь! — всплеснула руками Ирина Петровна. — Вы все против меня! Даже внук ещё не родился, а уже в тягость!» Она ушла в дом, громко хлопнув дверью. 

— Прости, — Алексей обнял жену, но та отстранилась. — Она не со зла. Ей просто… одиноко.

— Одиноко? — Марина сжала кулаки. — Она запретила мне сесть отдохнуть, а сама два часа спала на веранде!

Октябрь

Алисе исполнился год.

Ирина Петровна, несмотря на мороз, заставила Алексея везти её на дачу «проверить яблони». Марина осталась дома с дочерью, надеясь, что муж хотя бы сегодня вступится за них. Но он вернулся с пустыми глазами и бутылкой водки. 

— Она сказала, что мы её в гроб вгоняем, — пробормотал он, рухнув на диван. — Что я неблагодарный сын…

— А ты что?» — Марина кормила Алису, стараясь, чтобы голос не дрожал. 

— Что я?.. — Алексей залпом выпил стопку. — Она права. Мы ей должны. Она же меня одна растила.

— А я? А Алиса? — Марина впервые повысила голос. — Ты видел, как она плачет, когда ты уезжаешь?» 

Не ори! — он швырнул стакан в стену. — Ты вообще молчи! Это не твоя мать!

Март

Алиса, научившись ходить, стала «случайно» разбрасывать игрушки на дачном полу.

Ирина Петровна визжала, будто дитя топтало её могилу. «Ваша дочь — хулиганка! — кричала она, вышвыривая погремушки в сарай. — Вы её совсем не воспитываете!

— Она маленькая! — Марина пыталась собрать игрушки, но свекровь схватила её за руку. 

— Ты ничего не смыслишь в воспитании! — прошипела та. — Ты мне сына отбила, теперь и внучку испортишь! 

Вечером Алексей нашёл жену на кухне. Она варила суп, а по щекам текли слёзы. «Уедем отсюда, — прошептала она. — В другой город. Я больше не могу». 

— Ты с ума сошла? — он побледнел. — Мама этого не переживёт.

— А мы? Мы переживём?» — Марина выключила плиту. В окне мелькнула тень Ирины Петровны — та стояла на улице, подслушивая. 

Август

Алисе исполнилось три. Дача превратилась в ад. Ирина Петровна заставляла Алексея окучивать картошку каждые выходные , Марину — сушить варенье в душной кухне, а сама сидела в беседке с журналом, время от времени выкрикивая: «Вы всё не так делаете!» 

—Бабушка, я хочу играть! — Алиса тянула к ней руки. 

— Отстань! — Ирина Петровна оттолкнула ребёнка. — Иди к матери, она тебя для этого и родила!

В ту ночь Марина собрала чемоданы. «Я ухожу. С Алисой. Выбирай или мы, или твоя мать-манипуляторша.

Алексей молчал. А утром Ирина Петровна «случайно» разбила Алисы любимую кружку. «Видишь, как они нас ненавидят! — рыдала она. — Твоя Маринка постоянно огрызается со мной и смотрит своими глазищами... Как ты с ней живёшь только!

Декабрь

Снег засыпал дачный участок. Ирина Петровна, лежа в больнице с инфарктом, звала Алексея: «Сынок… ты же не бросишь меня?» Марина, узнав, что свекровь в реанимации, почувствовала странную пустоту. Не радость, не злость — просто тишину. 

— Мама, я здесь, — Алексей держал её за руку. 

— Ты меня любишь? — шептала Ирина Петровна. — слушай маму, мама плохого не посоветует. Бросай свою Маринку... Не будет из неё толку.

— Мам, хватит. Не нужно тебе сейчас об этом думать.

— Как не думать, раз из-за неё я здесь и оказалась. Они меня довели до такого состояния.

Марина стояла у дверей, прижав к себе спящую Алису. Она не знала, что чувствует. Облегчение? Страх, что всё начнётся заново? Или жалость к этой женщине, которая так её и не поняла.

Апрель

Ирина Петровна выписалась и переехала к сыну. Марина, сжав зубы, слушала её причитания о «неблагодарных детях». Но однажды, когда свекровь снова назвала Алису «неудачницей», она шагнула вперёд. 

— Хватит, — тихо сказала она. — Вы не имеете права. Это наша жизнь. Если хотите быть частью её — уважайте нас. Если нет…

Ирина Петровна побледнела.

— Ты… ты кто такая! Как ты со мной разговариваешь?

— Я мать вашей внучки, — кивнула Марина. — И ещё жена вашего сына. мне жалко Лёшку, что у него мать такой тиран. Вы только нравоучать умеете и советы раздавать. Любить вы не умеете.

Алексей, услышав это, впервые не стал молчать.

— Мама, прости. Но Марина права.

Ирина Петровна уехала на дачу «навсегда». Больше она не звонила. Только присылала открытки с ядовитыми улыбками: «Как там мой неблагодарный сынок?» 

Алексей долго не мог простить себе этот разрыв. Но однажды, глядя, как Марина учит Алису сажать цветы, он вдруг понял: мать не умела любить иначе, чем через боль. И это не их вина. 

Сентябрь

Алиса пошла в школу. На даче, заросшей бурьяном, стоял заброшенный дом. Иногда Марина думала, что Ирина Петровна где-то там, за кустами малины, всё ещё ждёт их с мотыгой в руке. Но когда она оборачивалась, там никого не было.

Только ветер шелестел листьями, словно шепча: «Прощайте. Я тоже не знала, как иначе».