Трое сидели под грушевым деревом. Его корявая, но шёлковая на ощупь кора цвета темного шоколада, словно покрытого серебристой пыльцой, нагрелась за день, и теперь, казалось, тихо дышала, отдавая тепло. Раздвоенный мощный ствол нёс на себе огромный шатёр замысловато переплетённых ветвей, уходящих в небо. На этих раскидистых ветвях старой груши только-только проклюнулись первые почки, и их горько-свежий аромат ненавязчиво присутствовал в этой маленькой компании. День клонился к закату, и время словно баюкало в воздухе тихую печаль.
Странник, сидевший немного поодаль от двоих, то и дело расправлял мокрый низ широкого плаща, чтобы тот поскорее высох, но и его ноги, обутые в кожаные широкие башмаки, и шерстяные чулки - тоже были мокры. По границе сухого и мокрого можно было предположить, что совсем недавно этот человек переходил вброд небольшую, но по-весеннему резвую речку, протекавшую неподалёку.
Молчание, вызванное появлением незнакомца, нарушил юноша в добротной шерстяной куртке и таких же штанах, но босой, на земле рядом с ним лежала лопата со следами свежей земли, а к поясу был привязан увесистый холщовый мешочек с семенами. Он задумчиво и негромко произнёс, ни к кому особо не обращаясь: «Сегодня я копал грядки на монастырском дворе, и - сам не знаю, почему - решил заглянуть в храм после службы. И там, среди свечей, по левую руку от входа я увидел странную икону. Это был святой с собачьей головой. Его имя я разобрать не успел – пришел какой-то толстый монах и прогнал меня, еще и обругав за то, что я натаскал на ногах земли с огорода».
«Я читал, что где-то на земле живут люди с собачьими головами», - ответил молодому Садовнику парень немного постарше его годами, на пальцах и ладонях у него проступали чернильные пятна, да и весь его вид говорил о том, что он образован и привычен, скорее, к городскому житью. – «Только сведения эти сомнительны», - добавил он после небольшой заминки.
Странник тут же оставил свои попытки устроить широкий плащ для скорейшей просушки и, подняв голову, взглянул на обоих молодых людей своими тёмными глазами. Его голос, впервые прозвучавший с той минуты, когда он молча подошёл к компании под грушевым деревом и, коротко кивнув в знак приветствия, уселся рядом, был наполнен спокойной уверенностью, которой веришь интуитивно, не разумом, а чувством.
«Это не сказки, - произнёс он. - Я как раз возвращаюсь оттуда». И немного помедлив, добавил: «Из страны псоглавцев». Теперь уже оба юноши – и Садовник, и Книжник - заинтересовано посмотрели на говорящего.
А тот продолжил: «Ещё в юности, изучая труды Геродота, Гесиода, Плиния Старшего, словом, всех античных учителей человечества, узнал я о народе, именуемом псоглавцы или кинокефалы. Владения их простирались от границ Ойкумены, что значит «освоенная людьми часть мира» - до Индии, Ливии, Скифии и Эфиопии.
Гесиод, этот первый из реальных поэт и историк древних греков, считал их потомками Геи-земли. А Симмий из Фив - ученик знаменитого Сократа - в своей поэме «Аполлон» так о них написал: «И увидел я знаменитое племя людей-полупсов, у которых поверх крепких плеч выросла пëсья голова с наисильнейшими челюстями...»
И захотелось мне самому увидеть псоглавцев. Ведь хоть, согласно свидетельствам очевидцев, голова у них собачья, всё остальное тело целиком человекоподобно. Знают они инструменты труда и оружие, да и одежду носят, как обычные люди. Вот и подумал я, что есть у них и душа, раз Господь даровал им стыд. И отправился я в путь. Прошёл и Индию, и Ливию, был и в Скифии, и до Эфиопии тоже добрался. Но нигде пёсьеголового племени не встретил.
В Венеции посчастливилось мне познакомиться со знаменитым путешественником Марко Поло, и во время дружеской беседы узнал я от него, что сам Марко не только нашёл искомое мной племя, но даже и границы его земель нанёс на карту своих открытий, а блаженный Августин записал рассказ Марко о кинокефалах - людях с собачьими головами - в подробностях. Множество карт изучил я в надежде, что обнаружу земли псоглавцев. Но все они хоть и обозначали их территорию, часто противоречили друг другу.
Видел я на старинных и новых картах обиталище псоглавцев и в Скандинавии, и на островах Никобарских, и в Северной Африке… И на Руси, в которой по сей день не забыли богатыря Полкана – получеловека, полупса, побратима Бовы-королевича… И в Армении, где чтут аралезов - богов с собачьим головами.
Эти боги-псоглавцы лизали раны павших в бою и тем возвращали их к жизни. У римского историка Квинта Курция прочел я и рассказ о том, как Александр Македонский, воин великий, богоподобный, бился с народом псоглавцев, подойдя на край Ойкумены, совсем недалеко от Индии.
И все-таки, несмотря на столь противоречивые сведения о племенах псоглавцев, я отправился в путь. Всем дням моих скитаний будет тысяча тысяч дней, а стран и земель – без счету.
И вот в стране, именуемой Мармарика, что в Северной Африке, встретил я человека по имени Репрев, и на плечах его была голова пса. Исполинского роста был он, и силен, как двести могучих воинов. Занимался великан тем, что переносил людей с одного берега реки на другой, так как не было там переправы. И перенес меня Репрев и оставил у брода, но разлилась река, и я вымок, пока добрался до берега. А поговорить с ним я не сумел, потому что вместо человеческой речи песья голова способна лишь лаять». Странник замолчал и снова начал устраивать свой мокрый плащ для просушки.
«Нет, это не тот, - воскликнул юный Садовник, - твой псоглавец – обычный перевозчик! А кто же тогда изображен на иконе?»
«Это он и есть, - неожиданно проговорил молодой Книжник, сосредоточенно, но безрезультатно оттирая с пальцев чернильные пятна. - У этой истории есть продолжение, и я прочел его в одной из старинных книг».
Однажды попросился на тот берег ребенок, и Репрев понес малыша через бурный поток, но с каждым шагом все тяжелей становилась ноша, и к концу пути великан совсем обессилел. Но все-таки добрался до противоположного берега и там услышал из уст ребенка: «Знаешь ли ты, кого нес на своих плечах?»
И предстал перед ним во всем сиянии славы своей Иисус Христос и проговорил: «Имя тебе отныне – Христофор, что значит «несущий Христа». Оставь свое дело и иди нести имя мое по свету». И было это во времена императора Деция, в III веке уже нашей веры. И за труды свои по обращению в христианство принял Христофор мученическую кончину в Анатолии под властью римской империи, а тело его, ставшее нетленными мощами, отвез в Александрию Пётр Атталийский. И день памяти его у католиков – 24 июля, а у православных христиан – 22 мая. И поэтому на всех иконах изображают его в алом плаще в знак мученической смерти за веру Христову.
И если ты видел сегодня на иконе в руке этого святого меч, а на груди – доспехи (знак воина Христова), то знай – это и есть святой Христофор.
Глаза Садовника распахнулись в неподдельном изумлении, и он, торопясь, как будто боялся забыть, заговорил: «Святой Христофор! Надо же! Но я совсем другую историю про него еще в детстве слышал. Потом забыл, и вот теперь вспомнил. Только - рассказывал дед - жил этот святой Христофор не в Мармарике, а на Кипре и до того был хорош да пригож, что все тамошние девчонки и бабёнки с ума от него посходили. А он будто в монахи собирался, ну и ни к чему ему, значит, было такое внимание. Вот он в храме Христу и помолился, чтоб избавил тот его от плотских искушений и лицо ему обезобразил. А бог возьми, да и приделай парню собачью голову вместо человечьей! Ну Христофор-то, само собой, доволен остался, а как приняли его в монахи, так и пошел по Криту проповедовать и дошел до самых земель ликийских. А как уж там дальше – не знаю, а врать не хочу».
Он замолчал, и облако тишины окутало сидящих под грушевым деревом.
P.S. от автора
Когда наступит год 1969, папа Римский отменит особый день поминовения святого Христофора, несмотря на наличие мощей «мученика Христофора с лицом точь-в-точь как у собаки» в Благовещенском соборе города Москвы, что было письменно подтверждено во второй половине XVII века архидьяконом Павлом Алеппским, который лично принимал участие в обряде «чин омовения мощей» и записал: «Вот названия мощей тех святых, которые мы могли удержать в памяти: глава мученика Христофора с лицом точь-в-точь как у собаки, с длинным ртом; она тверда как кремень - наш ум был поражён изумлением: тут нет места сомнению!» ©