ЧЕТВЕРТАЯ ВЫСОТА
Оставалось несколько минут до сигнала. Вокруг расстилались снежные холмы и лощины, подернутые дымкой тумана. Здесь, на передовой, чуть ли не каждый бугорок, каждый пригорок носил свое военное название. Впереди виднелись скаты холма, называвшегося высотой 56,8. Слева можно было видеть высоту Артиллерийскую. Обе высоты были заняты немцами.
Хотя люди давно уже с нетерпением ждали сигнала к наступлению, он пришел для всех неожиданно.
Где-то рядом грянуло так, что задрожала земля, и что- то с пронзительным, поющим звуком понеслось в сторону врага.
«Катюши» заиграли! — подумала Гуля, и у нее радостно забилось сердце. — Вот оно, долгожданное!»
И сразу же, точно подхватив этот грозный запев «катюш», грянула наша артиллерия. Началось то, что называется «артиллерийской подготовкой к наступлению». Все гремело, и уже нельзя было различить отдельных залпов в этом сплошном, почти непереносимом оглушительном грохоте. Небо наполнилось гудением моторов. Это пошли на штурм немецких позиций наши самолеты. Земля дрожала от непрерывных взрывов.
«Слышат ли они нас там, в Сталинграде? — мелькнула у Гули мысль. — Не может быть, чтобы не слышали. И как, верно, радуются!»
И вдруг канонада оборвалась. Пошли. Под покровом дымовой завесы двинулись в атаку наши стрелковые подразделения. Торопливо затрещали пулеметные и автоматные очереди — то длинные, то короткие.
Ползком и перебежками бойцы подразделения Куприянова продвигались к высоте 56,8.
Стоя в траншее рядом с Куприяновым, Гуля вглядывалась в даль — туда, где темнела окутанная дымом высота. Дым постепенно рассеялся, и когда последние клубы его растаяли и расплылись в белесом утреннем воздухе, Гуля увидела, как на левом фланге, на юго- восточных скатах высоты, заалел флаг.
— Товарищ капитан! — радостно закричала Гуля. — Высота наша!
Куприянов, не отрывая бинокля от глаз, давно уже смотрел вдаль.
— Наша! — сказал он чуть охрипшим от волнения голосом. — Это первая рота добралась... Молодцы!
В эту самую минуту рядом с Куприяновым вырос связной. Он передал приказ комбата Болотникова выдвинуться на высоту, на юго-восточные скаты, которые только что взяла первая рота, выдвинуться и всеми силами удерживать этот фланг до прихода подкрепления.
— Я с вами, — умоляюще сказала Гуля, — там, верно, раненых много!
— Нет уж, — ответил Куприянов, — оставайся здесь. Лучше мы их сюда переправим.
— Товарищ капитан!..
Куприянов пристально поглядел на Гулю и задумался. В этом ясном прямом взгляде было сейчас столько решимости, страсти, почти вдохновения, что капитан невольно кивнул головой и сказал:
— Хорошо. Идем.
Через несколько минут небольшой отряд двинулся по направлению к высоте. Тут был и Митя Гришин — на этот раз он был вооружен ручным пулеметом — и Кадыр Хабибулин.
До высоты, казалось, рукой подать. Но каждый шаг этого пути стоил целого километра.
Гуля пробиралась ползком следом за Куприяновым.
Но вот где-то совсем близко от нее охнул и приник к земле боец. Гуля оглянулась. Ранен? Так и есть. И, перехватив поудобнее свою санитарную сумку, она поползла к раненому. Никогда еще не приходилось ей работать в такой трудной обстановке. Нельзя было поднять голову, встать на колени.
Лежа, опершись на локоть, Гуля кое-как забинтовала рану и огляделась: что ж теперь делать? Отряд далеко продвинулся вперед. Они вдвоем остались среди взрытого снарядами поля — она и раненый боец. Не бросать же его тут одного!.. Высмотрев неподалеку оставленный окоп, Гуля потащила туда раненого. Доползти — и догнать своих! Доползти и догнать! Но по дороге к окопу она заметила еще одного бойца, скорчившегося на земле. Уложив первого раненого на дно окопа, она поползла ко второму. И снова та же трудная, неловкая работа, снова тот же долгий путь среди рвущихся снарядов к заброшенному окопу.
Она добралась до высоты, до холма, изрытого траншеями, только тогда, когда защитники высоты уже укрепились и заняли свои места.
— Наконец-то! — крикнул Куприянов, завидев Гулю издали, и по голосу его она поняла, как рад он, что она жива, и как упрекал себя за то, что взял ее с собой.
Они не успели перекинуться и несколькими словами. На узкой лощине, идущей от высоты Артиллерийской к высоте 56,8, появились немцы. Они шли один за другим, и на белом снегу, на еще не взрытой в этом месте земле, отчетливо выделялись их темные фигуры. По сравнению с горсточкой наших людей их было очень много — несколько сот человек.
«Контратака!» поняла Гуля.
— По врагу—огонь!—закричал Куприянов, взмахнув рукой.
И тотчас грянули выстрелы из автоматов, застучали пулеметы. Немцы отпрянули. Все затихло. Но вскоре они снова появились в той же лощине. Начался новый штурм высоты.
Гуля то перевязывала раненых, то бок о бок с бойцами била по врагу из автомата. А немцы все усиливали огонь и с каждой минутой все ближе подступали к высоте.
Но что это значит? Оторвавшись на мгновенье от автомата, Гуля увидела группу наших бойцов, спускающихся по соседнему склону.
«Неужели не выдержали? Отступают?!» подумала Гуля.
Она не успела разобраться в том, что происходит, и скорей почувствовала, чем осознала, самое важное: немцы рядом и вот-вот займут высоту. Она выбежала по ходу сообщения из траншеи, бросилась бойцам наперерез и закричала задорно, уверенно, даже повелительно, будто давно привыкла командовать:
— Товарищи, за мной!
Люди остановились.
— За мной, товарищи! — еще раз крикнула Гуля и, не чувствуя под ногами земли, побежала вперед.
Она почти летела вниз по откосу, еще не зная, следуют ли за ней те, кого она позвала за собой. И вдруг она услышала позади тяжелый топот ног. Рослый боец с винтовкой наперевес обогнал ее, за ним другой, третий... Вместе с ними она ворвалась в окоп, который уже успели занять немцы.
А тем временем, отряд Куприянова яростно отбивал атаки врага. Запас патронов подходил к концу.
— Ничего, ничего, — ободряюще говорил Куприянов,— подкинут, не оставят нас так!
Бойцы верили ему, но сам он с беспокойством оглядывался вокруг. Плохо дело. Этак долго не продержишься. Только и остается, что умереть с честью.
И вдруг в конце траншеи, вынырнув откуда-то из темноты, появилась Гуля. За ней шли бойцы с ящиками в руках.
— Товарищ капитан, — весело крикнула она,— подкрепление прибыло! Патроны тащим!
Все бросились к патронам. Никто не спрашивал сейчас, какой ценой достались людям эти драгоценные ящики.
Опять четко и весело заговорили пулеметы, автоматы, и немцы снова откатились.
Наступило затишье. Куприянов подошел к Гуле.
— Голубушка, — сказал он, — как ты нас выручила! Да откуда же ты все это раздобыла, а?
Гуля стала торопливо рассказывать капитану о своей вылазке и вдруг, мучительно сморщившись и закусив губу, замолчала.
— Что с тобой? — тревожно спросил Куприянов.
Гуля посмотрела на него и тихо спросила:
— А не прогоните, если скажу?
— А куда от тебя денешься!
— Ногу мне поцарапали.
— Сильно?
— Да порядком.
И тут же, в траншее, Гуля принялась с помощью Куприянова делать себе перевязку.
Куприянов сокрушенно покачал головой:
— Эх, и отправить тебя сейчас никуда нельзя! Убьют по дороге...
— Да я и не уйду никуда, — сказала Гуля, — ничего мне не сделается, рана пустяковая!
Передышка продолжалась недолго. Что-то с огромной силой ударило и взорвалось где-то поблизости. Немцы начали новую атаку, новый штурм высоты 56,8.
Уже темнело, а бой за высоту все еще продолжался.
Связь куприяновского отряда с батальоном давно прервалась. Еще засветло Куприянов попытался связаться с Болотниковым. Он послал к нему самого изворотливого и ловкого из своих бойцов, Хабибулина. Но, должно быть, до батальона добраться Кадыру так и не удалось. Долгожданного подкрепления все еще не было. А дотянуть, додержаться надо было во что бы то ни стало...
Забыв о своей ране, Гуля работала безустали. Она делала перевязки раненым, а потом снова бралась за автомат. Вокруг все грохотало — то раскатисто, то отрывисто и часто, и в этом хаосе звуков и огня трудно было понять, что происходит.
Гуля стояла теперь неподалеку от пулеметчика Гришина. Пулемет его строчил не умолкая.
— Молодец, Митя! — кричала Гуля, подбадривая его. — Так их, дьяволов!
Гришин, не отрываясь от пулемета, что-то кричал в ответ, но слов его нельзя было разобрать.
И вдруг его пулемет замолчал.
— Митя, что же ты?
Она положила автомат и подбежала к Гришину. Он лежал, приникнув головой к своему пулемету. Из-под шапки по лбу струилась кровь. Гуля схватилась за свою санитарную сумку, но это было уже не нужно. Она бережно опустила мертвую, окровавленную голову на землю и сама заняла место у пулемета Гришина.
Немцы подходили все ближе. Меткой очередью Гуля остановила тех, что подбирались с ее стороны. Немцы залегли. Но вот пулеметный диск кончился. Она пошарила вокруг себя и поняла: стрелять нечем. Вся надежда на гранаты.
Гуля вырвала гранату из-за пояса, крепко сжала ее в руке и приготовилась... А ну подойдите, подойдите! И в этот миг она почувствовала, что левая рука у нее стала немая, тяжелая, словно не своя, и рукав наполнился чем-то горячим и липким. Закружилась голова...
«Только бы не упасть!»
Гуля стиснула зубы, еще крепче зажала ручку гранаты и, подпустив немцев поближе, метнула ее. Хорошо!.. Точно!..
Гуля вытащила вторую гранату, последнюю. Эту уже нельзя было бросать — ее нужно было оставить для себя, чтобы не сдаться врагу живой.
Ноябрьская вечерняя мгла со всех сторон обступила высоту. И, почти сливаясь с этой мглой, черные на сером, надвигались ближе и ближе фигуры немцев...
И вдруг где-то совсем рядом в темноте раздались голоса. Русский говор! Свои!.. Вспыхнула ракета, брошенная врагом, и осветила белым светом целый взвод красноармейцев.
«Подкрепление!» поняла Гуля.
Да, это было подкрепление. Бойцы пробились к высоте, принесли боеприпасы. Но пришли они без своего командира. Осколком немецкого снаряда его убило наповал.
И опять какой-то стремительный порыв словно подхватил Гулю. Ей стало жарко, весело. Она забыла боль, усталость, страх — все на свете.
— Товарищи! — закричала она и словно издали услышала свой сильный и звонкий голос. — За Сталина, за Родину! Вперед!
— За Сталина, за Родину! — гулко подхватили хриплые мужские голоса, и все, что было живого на высоте, ринулось вниз навстречу немцам, уже занимавшим первый ряд траншей.
Немцы не успели даже отступить. Они навсегда остались в этих траншеях.
Высота 56,8 была взята, завоевана, оплачена кровью — последняя высота в Гулиной жизни.