Глава VI. Паутина теней
Москва, январь 1868 года. Снег ложился на крыши, словно кто-то нарочно приглушал звуки улиц. Столица дышала сквозь маску — спокойную, безмятежную, но под нею скрывался жар тайных интриг. Алексей Артемьев знал это слишком хорошо. Прошло две недели с того дня, как он узнал, что имя его отца вымарано из всех официальных архивов, словно он никогда не существовал.
Нити, которые вели к Кругу, становились плотнее. Судья Мочалов исчез. Прокурор Мезенцев найден мёртвым. Все, кто хоть как-то были связаны с делом его отца, один за другим сходили со сцены, оставляя после себя пустоту. Алексей чувствовал — за этим стояла система, а не совпадение.
Но в тот вечер всё изменилось. Он получил письмо, не подписанное, но с печатью, которую он уже видел в архиве отца — три кольца, переплетённые, как символ единства или контроля. В письме было одно предложение:
“Если хочешь узнать, кто убил твоего отца — приходи на Винный переулок. Подвал 12.”
Он пошёл. Без оружия. Без планов. Только с тетрадью, в которую собирал всё, что узнал за последние месяцы.
Подвал оказался частью заброшенного винного склада, погребенного под новой постройкой. Внутри пахло пылью, потом и гниющим деревом. На столе — один фонарь, рядом с ним — человек. Высокий, в перчатках, с закрытым лицом. Говорил он глухо.
— Ты похож на него, — сказал он. — Такой же упрямый.
— Кто вы?
— Когда-то — следователь. Теперь — свидетель. Но ты должен знать — дело твоего отца было частью большего. Его убили не за статьи. Он нашёл не тех людей, и не те слова.
Человек передал ему папку. Внутри — копии документов, тайные распоряжения, расшифровки писем между высокопоставленными лицами. В одном из писем значилось имя: “А. Орлов”.
— Кто это?
— Журналист. Его убили три года назад. Или нет. Он ещё дышит. Он идёт тем же путём, что и ты. Только по другую сторону страницы.
Москва, январь 1868 года. Снег ложился на крыши, словно кто-то нарочно приглушал звуки улиц. Столица дышала сквозь маску — спокойную, безмятежную, но под нею скрывался жар тайных интриг. Алексей Артемьев знал это слишком хорошо. Прошло две недели с того дня, как он узнал, что имя его отца вымарано из всех официальных архивов, словно он никогда не существовал.
Нити, которые вели к Кругу, становились плотнее. Судья Мочалов исчез. Прокурор Мезенцев найден мёртвым. Все, кто хоть как-то были связаны с делом его отца, один за другим сходили со сцены, оставляя после себя пустоту. Алексей чувствовал — за этим стояла система, а не совпадение.
Но в тот вечер всё изменилось. Он получил письмо, не подписанное, но с печатью, которую он уже видел в архиве отца — три кольца, переплетённые, как символ единства или контроля. В письме было одно предложение:
“Если хочешь узнать, кто убил твоего отца — приходи на Винный переулок. Подвал 12.”
Он пошёл. Без оружия. Без планов. Только с тетрадью, в которую собирал всё, что узнал за последние месяцы.
Подвал оказался частью заброшенного винного склада, погребенного под новой постройкой. Внутри пахло пылью, потом и гниющим деревом. На столе — один фонарь, рядом с ним — человек. Высокий, в перчатках, с закрытым лицом. Говорил он глухо.
— Ты похож на него, — сказал он. — Такой же упрямый.
— Кто вы?
— Когда-то — следователь. Теперь — свидетель. Но ты должен знать — дело твоего отца было частью большего. Его убили не за статьи. Он нашёл не тех людей, и не те слова.
Человек передал ему папку. Внутри — копии документов, тайные распоряжения, расшифровки писем между высокопоставленными лицами. В одном из писем значилось имя: “А. Орлов”.
— Кто это?
— Журналист. Его убили три года назад. Или нет. Он ещё дышит. Он идёт тем же путём, что и ты. Только по другую сторону страницы.
Москва, январь 1868 года. Снег ложился на крыши, словно кто-то нарочно приглушал звуки улиц. Столица дышала сквозь маску — спокойную, безмятежную, но под нею скрывался жар тайных интриг. Алексей Артемьев знал это слишком хорошо. Прошло две недели с того дня, как он узнал, что имя его отца вымарано из всех официальных архивов, словно он никогда не существовал.
Нити, которые вели к Кругу, становились плотнее. Судья Мочалов исчез. Прокурор Мезенцев найден мёртвым. Все, кто хоть как-то были связаны с делом его отца, один за другим сходили со сцены, оставляя после себя пустоту. Алексей чувствовал — за этим стояла система, а не совпадение.
Но в тот вечер всё изменилось. Он получил письмо, не подписанное, но с печатью, которую он уже видел в архиве отца — три кольца, переплетённые, как символ единства или контроля. В письме было одно предложение:
“Если хочешь узнать, кто убил твоего отца — приходи на Винный переулок. Подвал 12.”
Он пошёл. Без оружия. Без планов. Только с тетрадью, в которую собирал всё, что узнал за последние месяцы.
Подвал оказался частью заброшенного винного склада, погребенного под новой постройкой. Внутри пахло пылью, потом и гниющим деревом. На столе — один фонарь, рядом с ним — человек. Высокий, в перчатках, с закрытым лицом. Говорил он глухо.
— Ты похож на него, — сказал он. — Такой же упрямый.
— Кто вы?
— Когда-то — следователь. Теперь — свидетель. Но ты должен знать — дело твоего отца было частью большего. Его убили не за статьи. Он нашёл не тех людей, и не те слова.
Человек передал ему папку. Внутри — копии документов, тайные распоряжения, расшифровки писем между высокопоставленными лицами. В одном из писем значилось имя: “А. Орлов”.
— Кто это?
— Журналист. Его убили три года назад. Или нет. Он ещё дышит. Он идёт тем же путём, что и ты. Только по другую сторону страницы.
Москва, январь 1868 года. Снег ложился на крыши, словно кто-то нарочно приглушал звуки улиц. Столица дышала сквозь маску — спокойную, безмятежную, но под нею скрывался жар тайных интриг. Алексей Артемьев знал это слишком хорошо. Прошло две недели с того дня, как он узнал, что имя его отца вымарано из всех официальных архивов, словно он никогда не существовал.
Нити, которые вели к Кругу, становились плотнее. Судья Мочалов исчез. Прокурор Мезенцев найден мёртвым. Все, кто хоть как-то были связаны с делом его отца, один за другим сходили со сцены, оставляя после себя пустоту. Алексей чувствовал — за этим стояла система, а не совпадение.
Но в тот вечер всё изменилось. Он получил письмо, не подписанное, но с печатью, которую он уже видел в архиве отца — три кольца, переплетённые, как символ единства или контроля. В письме было одно предложение:
“Если хочешь узнать, кто убил твоего отца — приходи на Винный переулок. Подвал 12.”
Он пошёл. Без оружия. Без планов. Только с тетрадью, в которую собирал всё, что узнал за последние месяцы.
Подвал оказался частью заброшенного винного склада, погребенного под новой постройкой. Внутри пахло пылью, потом и гниющим деревом. На столе — один фонарь, рядом с ним — человек. Высокий, в перчатках, с закрытым лицом. Говорил он глухо.
— Ты похож на него, — сказал он. — Такой же упрямый.
— Кто вы?
— Когда-то — следователь. Теперь — свидетель. Но ты должен знать — дело твоего отца было частью большего. Его убили не за статьи. Он нашёл не тех людей, и не те слова.
Человек передал ему папку. Внутри — копии документов, тайные распоряжения, расшифровки писем между высокопоставленными лицами. В одном из писем значилось имя: “А. Орлов”.
— Кто это?
— Журналист. Его убили три года назад. Или нет. Он ещё дышит. Он идёт тем же путём, что и ты. Только по другую сторону страницы.
Москва, январь 1868 года. Снег ложился на крыши, словно кто-то нарочно приглушал звуки улиц. Столица дышала сквозь маску — спокойную, безмятежную, но под нею скрывался жар тайных интриг. Алексей Артемьев знал это слишком хорошо. Прошло две недели с того дня, как он узнал, что имя его отца вымарано из всех официальных архивов, словно он никогда не существовал.
Нити, которые вели к Кругу, становились плотнее. Судья Мочалов исчез. Прокурор Мезенцев найден мёртвым. Все, кто хоть как-то были связаны с делом его отца, один за другим сходили со сцены, оставляя после себя пустоту. Алексей чувствовал — за этим стояла система, а не совпадение.
Но в тот вечер всё изменилось. Он получил письмо, не подписанное, но с печатью, которую он уже видел в архиве отца — три кольца, переплетённые, как символ единства или контроля. В письме было одно предложение:
“Если хочешь узнать, кто убил твоего отца — приходи на Винный переулок. Подвал 12.”
Он пошёл. Без оружия. Без планов. Только с тетрадью, в которую собирал всё, что узнал за последние месяцы.
Подвал оказался частью заброшенного винного склада, погребенного под новой постройкой. Внутри пахло пылью, потом и гниющим деревом. На столе — один фонарь, рядом с ним — человек. Высокий, в перчатках, с закрытым лицом. Говорил он глухо.
— Ты похож на него, — сказал он. — Такой же упрямый.
— Кто вы?
— Когда-то — следователь. Теперь — свидетель. Но ты должен знать — дело твоего отца было частью большего. Его убили не за статьи. Он нашёл не тех людей, и не те слова.
Человек передал ему папку. Внутри — копии документов, тайные распоряжения, расшифровки писем между высокопоставленными лицами. В одном из писем значилось имя: “А. Орлов”.
— Кто это?
— Журналист. Его убили три года назад. Или нет. Он ещё дышит. Он идёт тем же путём, что и ты. Только по другую сторону страницы.
Москва, январь 1868 года. Снег ложился на крыши, словно кто-то нарочно приглушал звуки улиц. Столица дышала сквозь маску — спокойную, безмятежную, но под нею скрывался жар тайных интриг. Алексей Артемьев знал это слишком хорошо. Прошло две недели с того дня, как он узнал, что имя его отца вымарано из всех официальных архивов, словно он никогда не существовал.
Нити, которые вели к Кругу, становились плотнее. Судья Мочалов исчез. Прокурор Мезенцев найден мёртвым. Все, кто хоть как-то были связаны с делом его отца, один за другим сходили со сцены, оставляя после себя пустоту. Алексей чувствовал — за этим стояла система, а не совпадение.
Но в тот вечер всё изменилось. Он получил письмо, не подписанное, но с печатью, которую он уже видел в архиве отца — три кольца, переплетённые, как символ единства или контроля. В письме было одно предложение:
“Если хочешь узнать, кто убил твоего отца — приходи на Винный переулок. Подвал 12.”
Он пошёл. Без оружия. Без планов. Только с тетрадью, в которую собирал всё, что узнал за последние месяцы.
Подвал оказался частью заброшенного винного склада, погребенного под новой постройкой. Внутри пахло пылью, потом и гниющим деревом. На столе — один фонарь, рядом с ним — человек. Высокий, в перчатках, с закрытым лицом. Говорил он глухо.
— Ты похож на него, — сказал он. — Такой же упрямый.
— Кто вы?
— Когда-то — следователь. Теперь — свидетель. Но ты должен знать — дело твоего отца было частью большего. Его убили не за статьи. Он нашёл не тех людей, и не те слова.
Человек передал ему папку. Внутри — копии документов, тайные распоряжения, расшифровки писем между высокопоставленными лицами. В одном из писем значилось имя: “А. Орлов”.
— Кто это?
— Журналист. Его убили три года назад. Или нет. Он ещё дышит. Он идёт тем же путём, что и ты. Только по другую сторону страницы.
Москва, январь 1868 года. Снег ложился на крыши, словно кто-то нарочно приглушал звуки улиц. Столица дышала сквозь маску — спокойную, безмятежную, но под нею скрывался жар тайных интриг. Алексей Артемьев знал это слишком хорошо. Прошло две недели с того дня, как он узнал, что имя его отца вымарано из всех официальных архивов, словно он никогда не существовал.
Нити, которые вели к Кругу, становились плотнее. Судья Мочалов исчез. Прокурор Мезенцев найден мёртвым. Все, кто хоть как-то были связаны с делом его отца, один за другим сходили со сцены, оставляя после себя пустоту. Алексей чувствовал — за этим стояла система, а не совпадение.
Но в тот вечер всё изменилось. Он получил письмо, не подписанное, но с печатью, которую он уже видел в архиве отца — три кольца, переплетённые, как символ единства или контроля. В письме было одно предложение:
“Если хочешь узнать, кто убил твоего отца — приходи на Винный переулок. Подвал 12.”
Он пошёл. Без оружия. Без планов. Только с тетрадью, в которую собирал всё, что узнал за последние месяцы.
Подвал оказался частью заброшенного винного склада, погребенного под новой постройкой. Внутри пахло пылью, потом и гниющим деревом. На столе — один фонарь, рядом с ним — человек. Высокий, в перчатках, с закрытым лицом. Говорил он глухо.
— Ты похож на него, — сказал он. — Такой же упрямый.
— Кто вы?
— Когда-то — следователь. Теперь — свидетель. Но ты должен знать — дело твоего отца было частью большего. Его убили не за статьи. Он нашёл не тех людей, и не те слова.
Человек передал ему папку. Внутри — копии документов, тайные распоряжения, расшифровки писем между высокопоставленными лицами. В одном из писем значилось имя: “А. Орлов”.
— Кто это?
— Журналист. Его убили три года назад. Или нет. Он ещё дышит. Он идёт тем же путём, что и ты. Только по другую сторону страницы.
Москва, январь 1868 года. Снег ложился на крыши, словно кто-то нарочно приглушал звуки улиц. Столица дышала сквозь маску — спокойную, безмятежную, но под нею скрывался жар тайных интриг. Алексей Артемьев знал это слишком хорошо. Прошло две недели с того дня, как он узнал, что имя его отца вымарано из всех официальных архивов, словно он никогда не существовал.
Нити, которые вели к Кругу, становились плотнее. Судья Мочалов исчез. Прокурор Мезенцев найден мёртвым. Все, кто хоть как-то были связаны с делом его отца, один за другим сходили со сцены, оставляя после себя пустоту. Алексей чувствовал — за этим стояла система, а не совпадение.
Но в тот вечер всё изменилось. Он получил письмо, не подписанное, но с печатью, которую он уже видел в архиве отца — три кольца, переплетённые, как символ единства или контроля. В письме было одно предложение:
“Если хочешь узнать, кто убил твоего отца — приходи на Винный переулок. Подвал 12.”
Он пошёл. Без оружия. Без планов. Только с тетрадью, в которую собирал всё, что узнал за последние месяцы.
Подвал оказался частью заброшенного винного склада, погребенного под новой постройкой. Внутри пахло пылью, потом и гниющим деревом. На столе — один фонарь, рядом с ним — человек. Высокий, в перчатках, с закрытым лицом. Говорил он глухо.
— Ты похож на него, — сказал он. — Такой же упрямый.
— Кто вы?
— Когда-то — следователь. Теперь — свидетель. Но ты должен знать — дело твоего отца было частью большего. Его убили не за статьи. Он нашёл не тех людей, и не те слова.
Человек передал ему папку. Внутри — копии документов, тайные распоряжения, расшифровки писем между высокопоставленными лицами. В одном из писем значилось имя: “А. Орлов”.
— Кто это?
— Журналист. Его убили три года назад. Или нет. Он ещё дышит. Он идёт тем же путём, что и ты. Только по другую сторону страницы.
Москва, январь 1868 года. Снег ложился на крыши, словно кто-то нарочно приглушал звуки улиц. Столица дышала сквозь маску — спокойную, безмятежную, но под нею скрывался жар тайных интриг. Алексей Артемьев знал это слишком хорошо. Прошло две недели с того дня, как он узнал, что имя его отца вымарано из всех официальных архивов, словно он никогда не существовал.
Нити, которые вели к Кругу, становились плотнее. Судья Мочалов исчез. Прокурор Мезенцев найден мёртвым. Все, кто хоть как-то были связаны с делом его отца, один за другим сходили со сцены, оставляя после себя пустоту. Алексей чувствовал — за этим стояла система, а не совпадение.
Но в тот вечер всё изменилось. Он получил письмо, не подписанное, но с печатью, которую он уже видел в архиве отца — три кольца, переплетённые, как символ единства или контроля. В письме было одно предложение:
“Если хочешь узнать, кто убил твоего отца — приходи на Винный переулок. Подвал 12.”
Он пошёл. Без оружия. Без планов. Только с тетрадью, в которую собирал всё, что узнал за последние месяцы.
Подвал оказался частью заброшенного винного склада, погребенного под новой постройкой. Внутри пахло пылью, потом и гниющим деревом. На столе — один фонарь, рядом с ним — человек. Высокий, в перчатках, с закрытым лицом. Говорил он глухо.
— Ты похож на него, — сказал он. — Такой же упрямый.
— Кто вы?
— Когда-то — следователь. Теперь — свидетель. Но ты должен знать — дело твоего отца было частью большего. Его убили не за статьи. Он нашёл не тех людей, и не те слова.
Человек передал ему папку. Внутри — копии документов, тайные распоряжения, расшифровки писем между высокопоставленными лицами. В одном из писем значилось имя: “А. Орлов”.
— Кто это?
— Журналист. Его убили три года назад. Или нет. Он ещё дышит. Он идёт тем же путём, что и ты. Только по другую сторону страницы.
Москва, январь 1868 года. Снег ложился на крыши, словно кто-то нарочно приглушал звуки улиц. Столица дышала сквозь маску — спокойную, безмятежную, но под нею скрывался жар тайных интриг. Алексей Артемьев знал это слишком хорошо. Прошло две недели с того дня, как он узнал, что имя его отца вымарано из всех официальных архивов, словно он никогда не существовал.
Нити, которые вели к Кругу, становились плотнее. Судья Мочалов исчез. Прокурор Мезенцев найден мёртвым. Все, кто хоть как-то были связаны с делом его отца, один за другим сходили со сцены, оставляя после себя пустоту. Алексей чувствовал — за этим стояла система, а не совпадение.
Но в тот вечер всё изменилось. Он получил письмо, не подписанное, но с печатью, которую он уже видел в архиве отца — три кольца, переплетённые, как символ единства или контроля. В письме было одно предложение:
“Если хочешь узнать, кто убил твоего отца — приходи на Винный переулок. Подвал 12.”
Он пошёл. Без оружия. Без планов. Только с тетрадью, в которую собирал всё, что узнал за последние месяцы.
Подвал оказался частью заброшенного винного склада, погребенного под новой постройкой. Внутри пахло пылью, потом и гниющим деревом. На столе — один фонарь, рядом с ним — человек. Высокий, в перчатках, с закрытым лицом. Говорил он глухо.
— Ты похож на него, — сказал он. — Такой же упрямый.
— Кто вы?
— Когда-то — следователь. Теперь — свидетель. Но ты должен знать — дело твоего отца было частью большего. Его убили не за статьи. Он нашёл не тех людей, и не те слова.
Человек передал ему папку. Внутри — копии документов, тайные распоряжения, расшифровки писем между высокопоставленными лицами. В одном из писем значилось имя: “А. Орлов”.
— Кто это?
— Журналист. Его убили три года назад. Или нет. Он ещё дышит. Он идёт тем же путём, что и ты. Только по другую сторону страницы.
Москва, январь 1868 года. Снег ложился на крыши, словно кто-то нарочно приглушал звуки улиц. Столица дышала сквозь маску — спокойную, безмятежную, но под нею скрывался жар тайных интриг. Алексей Артемьев знал это слишком хорошо. Прошло две недели с того дня, как он узнал, что имя его отца вымарано из всех официальных архивов, словно он никогда не существовал.
Нити, которые вели к Кругу, становились плотнее. Судья Мочалов исчез. Прокурор Мезенцев найден мёртвым. Все, кто хоть как-то были связаны с делом его отца, один за другим сходили со сцены, оставляя после себя пустоту. Алексей чувствовал — за этим стояла система, а не совпадение.
Но в тот вечер всё изменилось. Он получил письмо, не подписанное, но с печатью, которую он уже видел в архиве отца — три кольца, переплетённые, как символ единства или контроля. В письме было одно предложение:
“Если хочешь узнать, кто убил твоего отца — приходи на Винный переулок. Подвал 12.”
Он пошёл. Без оружия. Без планов. Только с тетрадью, в которую собирал всё, что узнал за последние месяцы.
Подвал оказался частью заброшенного винного склада, погребенного под новой постройкой. Внутри пахло пылью, потом и гниющим деревом. На столе — один фонарь, рядом с ним — человек. Высокий, в перчатках, с закрытым лицом. Говорил он глухо.
— Ты похож на него, — сказал он. — Такой же упрямый.
— Кто вы?
— Когда-то — следователь. Теперь — свидетель. Но ты должен знать — дело твоего отца было частью большего. Его убили не за статьи. Он нашёл не тех людей, и не те слова.
Человек передал ему папку. Внутри — копии документов, тайные распоряжения, расшифровки писем между высокопоставленными лицами. В одном из писем значилось имя: “А. Орлов”.
— Кто это?
— Журналист. Его убили три года назад. Или нет. Он ещё дышит. Он идёт тем же путём, что и ты. Только по другую сторону страницы.
Москва, январь 1868 года. Снег ложился на крыши, словно кто-то нарочно приглушал звуки улиц. Столица дышала сквозь маску — спокойную, безмятежную, но под нею скрывался жар тайных интриг. Алексей Артемьев знал это слишком хорошо. Прошло две недели с того дня, как он узнал, что имя его отца вымарано из всех официальных архивов, словно он никогда не существовал.
Нити, которые вели к Кругу, становились плотнее. Судья Мочалов исчез. Прокурор Мезенцев найден мёртвым. Все, кто хоть как-то были связаны с делом его отца, один за другим сходили со сцены, оставляя после себя пустоту. Алексей чувствовал — за этим стояла система, а не совпадение.
Но в тот вечер всё изменилось. Он получил письмо, не подписанное, но с печатью, которую он уже видел в архиве отца — три кольца, переплетённые, как символ единства или контроля. В письме было одно предложение:
“Если хочешь узнать, кто убил твоего отца — приходи на Винный переулок. Подвал 12.”
Он пошёл. Без оружия. Без планов. Только с тетрадью, в которую собирал всё, что узнал за последние месяцы.
Подвал оказался частью заброшенного винного склада, погребенного под новой постройкой. Внутри пахло пылью, потом и гниющим деревом. На столе — один фонарь, рядом с ним — человек. Высокий, в перчатках, с закрытым лицом. Говорил он глухо.
— Ты похож на него, — сказал он. — Такой же упрямый.
— Кто вы?
— Когда-то — следователь. Теперь — свидетель. Но ты должен знать — дело твоего отца было частью большего. Его убили не за статьи. Он нашёл не тех людей, и не те слова.
Человек передал ему папку. Внутри — копии документов, тайные распоряжения, расшифровки писем между высокопоставленными лицами. В одном из писем значилось имя: “А. Орлов”.
— Кто это?
— Журналист. Его убили три года назад. Или нет. Он ещё дышит. Он идёт тем же путём, что и ты. Только по другую сторону страницы.
Москва, январь 1868 года. Снег ложился на крыши, словно кто-то нарочно приглушал звуки улиц. Столица дышала сквозь маску — спокойную, безмятежную, но под нею скрывался жар тайных интриг. Алексей Артемьев знал это слишком хорошо. Прошло две недели с того дня, как он узнал, что имя его отца вымарано из всех официальных архивов, словно он никогда не существовал.
Нити, которые вели к Кругу, становились плотнее. Судья Мочалов исчез. Прокурор Мезенцев найден мёртвым. Все, кто хоть как-то были связаны с делом его отца, один за другим сходили со сцены, оставляя после себя пустоту. Алексей чувствовал — за этим стояла система, а не совпадение.
Но в тот вечер всё изменилось. Он получил письмо, не подписанное, но с печатью, которую он уже видел в архиве отца — три кольца, переплетённые, как символ единства или контроля. В письме было одно предложение:
“Если хочешь узнать, кто убил твоего отца — приходи на Винный переулок. Подвал 12.”
Он пошёл. Без оружия. Без планов. Только с тетрадью, в которую собирал всё, что узнал за последние месяцы.
Подвал оказался частью заброшенного винного склада, погребенного под новой постройкой. Внутри пахло пылью, потом и гниющим деревом. На столе — один фонарь, рядом с ним — человек. Высокий, в перчатках, с закрытым лицом. Говорил он глухо.
— Ты похож на него, — сказал он. — Такой же упрямый.
— Кто вы?
— Когда-то — следователь. Теперь — свидетель. Но ты должен знать — дело твоего отца было частью большего. Его убили не за статьи. Он нашёл не тех людей, и не те слова.
Человек передал ему папку. Внутри — копии документов, тайные распоряжения, расшифровки писем между высокопоставленными лицами. В одном из писем значилось имя: “А. Орлов”.
— Кто это?
— Журналист. Его убили три года назад. Или нет. Он ещё дышит. Он идёт тем же путём, что и ты. Только по другую сторону страницы.
Москва, январь 1868 года. Снег ложился на крыши, словно кто-то нарочно приглушал звуки улиц. Столица дышала сквозь маску — спокойную, безмятежную, но под нею скрывался жар тайных интриг. Алексей Артемьев знал это слишком хорошо. Прошло две недели с того дня, как он узнал, что имя его отца вымарано из всех официальных архивов, словно он никогда не существовал.
Нити, которые вели к Кругу, становились плотнее. Судья Мочалов исчез. Прокурор Мезенцев найден мёртвым. Все, кто хоть как-то были связаны с делом его отца, один за другим сходили со сцены, оставляя после себя пустоту. Алексей чувствовал — за этим стояла система, а не совпадение.
Но в тот вечер всё изменилось. Он получил письмо, не подписанное, но с печатью, которую он уже видел в архиве отца — три кольца, переплетённые, как символ единства или контроля. В письме было одно предложение:
“Если хочешь узнать, кто убил твоего отца — приходи на Винный переулок. Подвал 12.”
Он пошёл. Без оружия. Без планов. Только с тетрадью, в которую собирал всё, что узнал за последние месяцы.
Подвал оказался частью заброшенного винного склада, погребенного под новой постройкой. Внутри пахло пылью, потом и гниющим деревом. На столе — один фонарь, рядом с ним — человек. Высокий, в перчатках, с закрытым лицом. Говорил он глухо.
— Ты похож на него, — сказал он. — Такой же упрямый.
— Кто вы?
— Когда-то — следователь. Теперь — свидетель. Но ты должен знать — дело твоего отца было частью большего. Его убили не за статьи. Он нашёл не тех людей, и не те слова.
Человек передал ему папку. Внутри — копии документов, тайные распоряжения, расшифровки писем между высокопоставленными лицами. В одном из писем значилось имя: “А. Орлов”.
— Кто это?
— Журналист. Его убили три года назад. Или нет. Он ещё дышит. Он идёт тем же путём, что и ты. Только по другую сторону страницы.
Москва, январь 1868 года. Снег ложился на крыши, словно кто-то нарочно приглушал звуки улиц. Столица дышала сквозь маску — спокойную, безмятежную, но под нею скрывался жар тайных интриг. Алексей Артемьев знал это слишком хорошо. Прошло две недели с того дня, как он узнал, что имя его отца вымарано из всех официальных архивов, словно он никогда не существовал.
Нити, которые вели к Кругу, становились плотнее. Судья Мочалов исчез. Прокурор Мезенцев найден мёртвым. Все, кто хоть как-то были связаны с делом его отца, один за другим сходили со сцены, оставляя после себя пустоту. Алексей чувствовал — за этим стояла система, а не совпадение.
Но в тот вечер всё изменилось. Он получил письмо, не подписанное, но с печатью, которую он уже видел в архиве отца — три кольца, переплетённые, как символ единства или контроля. В письме было одно предложение:
“Если хочешь узнать, кто убил твоего отца — приходи на Винный переулок. Подвал 12.”
Он пошёл. Без оружия. Без планов. Только с тетрадью, в которую собирал всё, что узнал за последние месяцы.
Подвал оказался частью заброшенного винного склада, погребенного под новой постройкой. Внутри пахло пылью, потом и гниющим деревом. На столе — один фонарь, рядом с ним — человек. Высокий, в перчатках, с закрытым лицом. Говорил он глухо.
— Ты похож на него, — сказал он. — Такой же упрямый.
— Кто вы?
— Когда-то — следователь. Теперь — свидетель. Но ты должен знать — дело твоего отца было частью большего. Его убили не за статьи. Он нашёл не тех людей, и не те слова.
Человек передал ему папку. Внутри — копии документов, тайные распоряжения, расшифровки писем между высокопоставленными лицами. В одном из писем значилось имя: “А. Орлов”.
— Кто это?
— Журналист. Его убили три года назад. Или нет. Он ещё дышит. Он идёт тем же путём, что и ты. Только по другую сторону страницы.