Друзья, несколько дней осталось до празднования Дня Победы. Наша Родина СССР не была бы великой, если бы ее граждане делили друг друга на своих и чужих. Страна сплотилась, и мы победили!
Но все же в каждой семье есть свои истории и свои герои, которые навсегда останутся в памяти и наших сердцах. Сегодня я хочу поделиться такой историей.
ДЕНЬ ПЕТРА И ПАВЛА
Судить о том, что такое война, могли бы по-настоящему только мертвые: только они одни узнали все до конца.
Эрих Мария Ремарк
12 июня 1941 года в Москве стояла чудесная погода. На перроне было шумно: гомон провожающих, паровозные гудки, крики продавщиц мороженого.
Люся крепко схватилась за мамину шею и громко плакала, ведь она впервые оказалась на самом настоящем вокзале и очень боялась.
– Доченька, не плачь, мы сейчас сядем в поезд и поедем к папе, – успокаивала малышку Лида.
Слово «папа» и правда подействовало на Люсю успокаивающе. Она вспомнила лицо красивого молодого человека в военной форме, которого видела только на фотографии. Люся родилась 17 июня 1940 года. А ее папу-летчика отправили в секретную командировку осенью 1939-го. Павел узнал о рождении дочери совсем недавно, когда ему наконец разрешили переписываться с семьей.
– Вот и наш вагон, – сказала Мария Осиповна, мама Лиды, – хорошо, что я с вами поехала, а то как бы ты тут одна с ребенком? – она тяжело вздохнула, поднимая на подножку огромный чемодан.
В вагоне было душно. Люди проталкивались в тесные купе и пытались пристроить багаж. Некоторые уже захватили маленькие столики, выставив стандартный набор путешественника: вареную курицу, яйца, картошку, соленые огурцы. Зашуршал газетный лист, оголив большой ломоть белого сала с отпечатанным на нем кружевом размытых букв. Потянуло укропом и чесноком. Вагонная суета, смесь запахов людских тел, еды и табака действовали всем на нервы. Но Люся, как ни странно, притихла, и своими огромными голубыми глазенками разглядывала незнакомые лица. Люди кивали ей и улыбались.
– Куда едешь, малыш? – спрашивали любопытные попутчики.
В ответ она улыбалась своими четырьмя зубками и говорила: «Па-па, па-па».
– К папе? – переспрашивали они.
– Да, к папе, – подтвердила Лида. – В Польшу, вернее, на Западную Украину, – и немного погодя гордо добавила, – мой муж – летчик!
Из угла купе на нее завистливо уставились две похожие друг на друга молодые девицы, видимо сестры. Они смерили ее долгим внимательным взглядом, будто оценивали, может ли она быть женой настоящего летчика? Лида также заметила, как при слове «летчик» вздохнул и отвел глаза пожилой одноногий инвалид в кителе без погон, но с явной военной выправкой.
Через пару часов попутчики в купе перезнакомились, вместе запахли солеными огурцами, чесноком и салом. Они стали друг другу почти родственниками, как это часто случается в поездах Советского Союза.
Два дня в пути, и Люся уже обнимала папу, а он – Люсю. Дочь была копией Павла: улыбчивые голубые глаза, непослушные кудряшки, прыгающие, как солнечные зайчики, при ходьбе. Люся уютно пристроилась на руках отца, пытаясь сорвать три блестящих красных кубика с воротника его гимнастерки. Она мило хмурила золотистые бровки каждый раз, когда ее пухлые слабые пальчики не могли совершить задуманное.
– Как я рад, родные мои! – Павел не мог оторвать глаз от жены и дочери. – Надеюсь, вы надолго?
– Пока на месяц, у Лидочки отпуск. На 12 июля обратные билеты взяли. День Петра и Павла, говорят, счастливый для поездки, – ответила бабушка.
– Опять вы, Мария Осиповна, со своей религией. Сказки все это, Бога нет, – пробурчал Павел.
– Зря ты так! – резко ответила бабушка.
– Это не я, партия так думает.
– Ну хватит, не ссорьтесь, – примирительно сказала Лида. – Давайте не будем омрачать нашу встречу. Паша, мне не терпится посмотреть, как ты здесь устроился.
Гарнизон показался Лиде скучнейшим местом. Она, коренная москвичка, привыкшая к театрам, музеям и роскошным паркам, не понимала, как здесь можно жить. Но пришлось привыкать к реальности – все-таки офицерская жена. Театры ей заменил местный клуб, музеи – аэродром – такого количества самолетов она никогда не видела, а вместо парков гулять можно по бесконечным полям, раскинувшимся неподалеку.
– Лидочка, ты случаем не жалеешь, что вышла замуж за офицера? – Павел смахнул с ее лица божью коровку, случайно перепутавшую свою «полетную карту». Красно-черная пуговка, недовольно перебирая лапками, исчезла в зарослях травы.
– Ты знаешь, – она прислушалась, – вот лежим мы сейчас с тобой в поле, вокруг тихо-тихо и так спокойно. А в Москве все куда-то спешат, кричат, взрываются по любому поводу.
– Хм, – усмехнулся Павел, – взрываться здесь точно некому, да и нечему.
– Паша, – она резко села, – у нас ходят слухи, что скоро начнется война. Это так?
– Да ну, – Павел притянул Лиду к себе и положил ее голову на свою грудь. – Какая еще война. Оглянись? Ты немцев где-нибудь видишь?
– Так прямо немцы тебе и показались!
– Лида, – Павел вдруг стал серьезным, – все может быть. И я ко всему готов.
– Ты что-то знаешь?
Павел молчал.
– Не можешь мне сказать?
Вместо ответа Павел улыбнулся и произнес:
– Не забивай себе голову. Завтра Люсеньке годик, давай лучше подумаем, как отмечать будем.
– Ой, – всплеснула руками Лида, – уже одиннадцать. Скоро рынок закроется, а нам еще продукты покупать, или ты гостей разговорами собираешься кормить?
Рынок в соседнем городке был простеньким: стихийные прилавки и никаких навесов. Лида бабочкой порхала между продавцами, придирчиво обнюхивая «базарные нектары» – фрукты, овощи,мясо, рыбу. А Павел, изнемогая от жары, обреченно шел за женой с дочкой на руках.
– Зачем ты взял Люсеньку? Я же говорила, надо с бабушкой оставить! – причитала она. – Давай так: ты здесь на лавочке посиди, сумки покарауль, а я быстро.
Она растворилась в толпе покупателей, а Павел с Люсей приземлились на скамейку. Слово «быстро» для мужчин и женщин имеют разные временные рамки. Лида не появилась ни через пятнадцать минут, ни через полчаса.
– Что будем делать, папкина дочка? – Павел дотронулся до уже начинающего обгорать Люсиного носика, как вдруг услышал дребезжащие колеса тележки. Дородная продавщица в белом переднике зазывала ярко накрашенными губами: «Мороженое! Эскимо! Сидр!»
– Ну и жарища сегодня! – сказал Павел и метнулся к тележке.
Когда вернулась Лида, она увидела перепачканное шоколадом лицо дочки и осиротевшую деревянную палочку:
– Ты что! – она угрожающе трясла связкой сосисок. – Это же мороженое!
– Разве его детям не покупают? – недоумевал Павел.
– Покупают, но не таким маленьким! Вдруг ангина?!
– Что ты так разволновалась? Смотри, как ей нравится! – он показал рукой на дочку. Люся, причмокивая, слизывала молочные подтеки сдеревянной палочки.
– Паша, ты ничего не знаешь о детях. Даже не могу представить, какой подарок ты приготовил Люсе. Лучше покажи заранее.
– Ну уж нет, это плохая примета. Завтра узнаете.
Подарок оказался под стать вчерашнему угощению. Игрушечный самолет, который Павел смастерил из тонкого фанерного листа, был удивительно похож на настоящий: выполнен в мельчайших деталях, с пропеллером из спичек и красными звездами на крыльях. Вот только Лида его не оценила:
– Люся же девочка! Неужели кукол не было?
– Кукол я не умею, – отшутился Павел. – А магазинов у нас нет, не Москва!
Лида смутилась от собственных глупых слов и виновато чмокнула его:
– Не обижайся, он очень красивый. Спасибо!
Но Павел не обиделся, а только махнул своими светлыми кудрями:
– Не переживай! Не пропадет игрушка, по наследству перейдет к нашему сыну. Ты же родишь мне пацана?
Лида не успела ответить. Маленькая Люся с треском отломала кусочек хвоста своей новой игрушки и расплакалась.
– Ничего, подклею. А мы сейчас поиграем в настоящий самолет.
Он подхватил дочку на руки, с ревом забегал с ней по комнате, иногда подкидывая вверх. Малышка перестала плакать, раскинула руки и залилась смехом.
– Смотри, Лида, она высоты не боится, точно летчицей станет! Я тебе как командир летного звена говорю.
Она ухмыльнулась:
– Это ты в воздухе, а сейчас командир я. Марш на кухню, помогать будешь!
Гостей было много. Почти все офицеры гарнизона собрались поздравить девочку с ее первым днем рождения. Вскоре в их небольшой комнате не то что яблоку, хвостику от яблока негде было упасть. Лида ломала голову, где всех разместить и как накормить. Но гостей это нисколько не волновало, вечеринка в режиме автопилота покинула тесное помещение и переместилась на улицу, куда вслед за ней на плече одного из офицеров выехал новенький патефон.
– Пашка! – высокий темноволосый младший лейтенант неожиданно вырос прямо перед ними.
– Лидочка, познакомься, это мой товарищ Петр и его жена Оксана.
Лида радушно пожала руки обоим.
Заиграла музыка, замелькали начищенные сапоги, закружились легкие крепдешиновые платья, разметая простенькие цветастые узоры вместе с терпким гвоздичным ароматом «Красной Москвы». Но Павел никого не видел, кроме Лиды. Ее голубое платье с тонкими белыми листьями напоминало ему небо в ровных рваных облаках, похожих на папоротник, какие видны только там, в вышине. Светло-пепельные волосы кое-где выбились из прически и взмывали, как самолетные крылья. Она не танцевала, она парила – красивая, нежная, утонченная. В этой глуши Лида выглядела чужеродно, словно редкий цветок, пересаженный из родной почвы. Павел чувствовал себя немного неловко, ведь это именно он вырвал ее из любимой Москвы.
– Пашка, я украду твою жену на танец?
Павел растерянно выпустил ее руку.
– Только один! – пообещал Петр, увлекая Лиду в гущу танцующих.
Заезженная пластинка крутилась, заваливаясь то на одну сторону, то на другую. Музыка потрескивала в такт ее движениям, а из раструба патефона надрывная скрипка пела вместе с Утесовым:
– Отчего, ты спросишь,
Я всегда в печали,
Слезы, подступая,
Льются через край.
– Знаешь, какая ты красавица! – шепнул ей Петр.
Лида смутилась.
В песню ворвался аккордеон, резкими ударными аккордами на миг разрушив лирическое настроение, а Утесов принялся за припев:
– У меня есть сердце,
А у сердца песня,
А у песни тайна,
Хочешь – отгадай.
– Хотел бы и я тебя разгадать. - Петр едва заметно подмигнул ей.
Лида вспыхнула:
– Петр, лучше вернись к жене и пригласи на танец ее, – она махнула головой в сторону Оксаны. Та одиноко стояла, перебирая платочек в руках.
– Жена от меня никуда не убежит. Разве что в свой медицинский, она у меня серьезная, будущий врач!
– Значит, я убегу? Петр, проводи меня немедленно к мужу!
Лида чувствовала себя скованно. А Петр как ни в чем не бывало продолжил веселиться, то и дело приглашая на танец хорошеньких раскрасневшихся девушек.
– Не обращай на него внимания, – сказал Павел. – Мне кажется, он всех девушек в мире любит. Такой уж он человек, даже Оксанка с этим смирилась. Да и я нисколько не ревную.
Вскоре Лида забыла о неприятной ситуации: «Разумеется, Петр не хотел меня обидеть, просто пошутил, а я, возможно, поняла его неправильно, еще и поставила в неудобное положение. Все-таки он гость», – стыдила она себя.
Ближе к утру все разошлись. Ленивое летнее солнце медленно выплыло из-за крыш соседней деревни и заскользило по остывшим за ночь крыльям самолетов. Его лучи согревали капельки росы, блестевшие, словно тысячи алмазов, на сером холодном металле. Ветер едва колыхал ветви деревьев, а тишина звенела как вилка сказочного камертона, где на одной стороне царит природа, а на другой – человеческая душа. Лида смотрела на это безмятежное великолепие, слушала утреннее безмолвие и ощущала теплую руку мужа в своей ладони. «Не нужны мне никакие театры и музеи, главное, чтобы ты был рядом!» – прошептала она. А Павел загадочно улыбнулся, точно волшебник, угадывающий все, что творилось в ее влюбленном сердце.
Продолжение следует…
#архивыпамяти1941-1945