Воспоминание геолога. Урал, лето 1968: "Иногда мне кажется, что мы тогда не ушли оттуда. Что-то осталось. Не в вещах — в голове. Был август, Урал, обычная летняя партия: трое студентов, я — старший, палатки, отвесы, журналы. Ходили по заданному квадрату, снимали профили. Всё шло как надо, пока в один день мы не вышли к дому, которого не должно было быть. Обычный деревянный дом среди сосняка. Только на карте его не было. И не было его и днём позже. А внутри были вещи, которые никто из нас не мог объяснить.
И если бы я был один — можно было бы свалить на усталость. Но нас было четверо. У каждого — свои воспоминания, но дом помнят все. Или — почти все.
Вот об этом я и расскажу"
"Вышли мы на маршрут 2 августа. 1968 год, если по датам. Южный Урал, ближе к хребту, леса густые, почвы каменистые. Район был пустой: тропы старые, изредка промысловые. Мы работали в составе геологоразведочной партии, ведомственной — шли по линии института. С нами трое студентов-практикантов: Гена, Лёша и девушка из Свердловска — Тоня. Я был старшим. В группе — я и радио. Иногда связь ловилась, иногда — тишина. Обычное дело.
Маршрут был стандартный: лагерь ставили, проходили дневной участок, снимали профиль, возвращались. Погода держалась ясная, комаров почти не было. Всё шло как по учебнику.
На четвёртый день, к обеду, Гена заметил в просеке что-то странное — как будто бревенчатая стена. Мы сначала подумали — остатки кордона или охотничья избушка. Подошли — а там дом. Настоящий. Прямой сруб, крыша щепой, стекла целые. Дверь закрыта, но не заперта. Ни завала, ни мусора, как бывает у заброшек. Только лес вокруг плотный — не подступиться.
И дом этот никто из нас раньше не видел. А мы по этому маршруту уже два дня проходили — он не мог просто "появиться".
Внутри пахло осокой и соляркой. Не затхлостью — будто дверь недавно открывали. Полы крепкие, стены ровные. На крюке — фонарь, горит. Генератор под полом — гудит, будто недавно завели. В котелке — кипяток. Настоящий, пар шёл.
На столе — журнал. Обычная тетрадь в клетку. Перелистали — всё аккуратно, от руки. Начальные записи обстановочные — давление, температура, географические метки. Потом — страннее: "наблюдение 44", "состояние стабильное", "смена вех". Последняя запись — 18 июня 2002 года.
Мы стояли вчетвером и молчали. Лето, 1968-й, кругом ни одного населённого пункта на десятки километров. Но у кого-то тут в 2002 году был рабочий журнал.
Сначала подумали — розыгрыш. Но кто бы разыгрывал? И зачем?
Лагерь разбили неподалёку. Вернулись к дому ближе к вечеру. Я взял журнал, Лёша — кассету из старого диктофона, Тоня настаивала оставить всё как есть, но мы были молоды и глупы. Хотелось «разобраться».
Записей в журнале было больше ста. Некоторые — непонятные: только схемы и обозначения. Почерк ровный. Ни имени, ни даты рождения, ни номера партии. Только подпись: «Я».
На одной странице — график с надписью «критическая кривая на третьей фазе».
На другой — только одно слово: «дождитесь».
Никакой мистики. Всё сухо. Как у нормального наблюдателя.
Ночью не спалось. Было тихо, как в вате. Ни жуков, ни сов. Будто кто-то выключил лес.
Утром пошли снова. Я шёл первым. За мной — Тоня. Мы сразу поняли — нет дома. Просто нет. На месте, где он стоял, — трава примята, и вмятина, как от фундамента. На мокром участке — следы. Чёткие, свежие. Следы ботинок, которых не было у нас: другой размер, другая форма. Современные, если так можно сказать. Протектор гладкий, как на импортной подошве. И шли они в лес. Без возврата.
Генератора — нет. Ни лампы, ни фонаря. Никакого шума. Только в траве — замятая зона, как будто что-то тяжёлое сняли с места.
Журнал я оставил у себя. Записи — в порядке. Бумага не старая. Тетрадь пахла типографией, как новая.
Кассету прослушивали позже, уже в институте. Пленка не читается — будто ничего нет. Но звук на спектрограмме есть. Мы дали на анализ — фоновый шум, потом — голос. Только одну фразу:
"Я был здесь. Вы будете тоже."
Больше ничего.
Никто не смеялся. Даже Лёша. Тоня ушла из геологии — перевелась. Гена уехал на Север. Я остался. Иногда думаю — зря.
В 1991-м я попытался вернуться. Просто посмотреть. Дороги туда уже не было — лес пророс. Квадрат профиля "38-К" в документах значился как непроверенный из-за погодных условий. Я свои отчёты подшил — без упоминаний. Только один раз, в служебной переписке, увидел пометку карандашом: "Объект (?) вне времени". Кто это писал — не знаю. Кто прочёл — тоже.
Дом я больше не видел. Но иногда снится не он — а вмятина. Как вдавленный след в земле, только не от веса — а от чего-то другого. Как будто кто-то поставил точку. Или многоточие.
Я не верю в потустороннее. Устал за годы от байков. Всё, что случилось, можно было бы списать — если бы не тетрадь. Она у меня до сих пор. Бумага не пожелтела. Записи не потускнели. Запах — как у свежей.
Иногда я открываю её и читаю. На одной из страниц — новая запись. Мы её не делали. Там написано:
"Наблюдение 173. Контакт установлен. Ушли."
А дата — следующая. Завтрашняя."
Что думаете?