Вера Серафимы. Глава 26
Каково же было удивление Верочки и Симы, когда они, вернувшись домой после школы, обнаружили Семеновну собственной персоной.
— Бабуля, — закричала девчушка радостно и кинулась обниматься, — а мне сон сегодня приснился, будто ты приехала и много-много гостинцев привезла.
— Приехала, приехала, моя зернышка, — целовала бабушка девочку, — да вот токма без гостинцев для тебе приехала. Наспех собираласи… — Семеновна хотела еще что-то добавить да вовремя прикусила язык, взглянув на Симу.
Та ждала своей очереди обнять старушку, стоя чуть поодаль. Семеновна бросила на нее всего лишь один взгляд, от которого у Серафимы похолодело все внутри:
— Что-то случилось? — спросила она.
Баба Даша кивнула.
— Да это ничего, бабуля. Ты сама мой главный гостинец, — промурлыкала довольная Верочка.
— Доченька, а ты бы сбегала к Сонечке, она тебя давно в гости зовет.
— Мам, ну какая Сонечка, ну бабуля ж приехала, — заканючила девочка.
— Иди, детка, иди, мы малость пошепчемси с мамой, — Семеновна погладила Верочку по волосикам и поцеловала.
— Так бы сразу и сказали, что секреты у вас от меня! — сникла девчушка и, кое-как волоча ноги, нехотя, ушла из хаты.
— Ну слухайте таперича обе сразу. А то Платоновна: «чегой да чегой?» Ну чегой мене по три раза болтать об одном и том же.
— Почему по три? — удивилась Сима.
— У Они я была сперва и ей все рассказала. Вот она передала вама, — Семеновна повела рукой, указывая на то, что привезла от сестры, — а для Верочки ничего нет. Сельпо тама шибко далече, не ходила я.
— Баба Даша, Бог с ними, с гостинцами, сейчас тут в сельпо сходим. Близко. Не тяни! — Сима впервые обратилась к старушке на «ты», чему та несказанно обрадовалась. Она давненько просила Симу называть ее так, но Серафима говорила, что ей неудобно.
— Беда, Симушка… с Володей беда…
— Что с ним? — подскочила Сима, схватившись за сердце. — Живой? — замирая спросила она.
— Живой, живой, чегой ты? — зачастила баба Даша, махнув на Серафиму рукой. — В госпитале он, в городе. Операцию яму сделали. Удачно усе! Мишка был у яво, и я была, да мене не пустили, язви их в душу.
— Что случилось? — Сима спросила шепотом, говорить громче она не могла — слезы душили.
— Зинка его ухватом приложила, но уже ладно усе с им. Ладно усе, говорю тебе.
Серафима вскочила, засуетилась, начала зачем-то собирать какие-то вещи:
— Я поеду…
— Не надоть, детка. Он уж, чай поди, дома. Не надоть. Тама и так уж про вас такие сплетни ведуть! И вдруг на Зинку нарвесси. Она и вас… с Верой… ну, в общем, не надо. Сиди дома, милмоя. Никто не знат, иде вы!
Серафима в изнеможении села на кровать.
— Права ты, баба Даша. Кто я ему такая, чтобы бежать да выяснить, как он, что он? Никто я. Ну случилось и случилось.
— Да, да, а я поживу у вас немного, и тожеть домой. Как все успокоится. И мене она грозитси укакошить.
— Да как же мы узнаем, что все успокоилось?
— Ня знай. Как нибудь.
— А участковый что ж?
— Да какой тама участковый? Ну кто до яво побежить? Дед Яшка? Иль мене надо было бежать?
— А что ж, больше некому?
— Некому. Усе токма языками чесать. Распустють по три метра. Да и не знат никто, чегой тама случилоси — Зинка аль кто другой? Мабуть, сам повредил. Это ж Вовка Мишке сказал, чтобы он мене спрятал. Мишка — никому ничегой без Вовкиного дозволению. А сам он пока у госпитале, вот вернетси иль ужо вернулся — и будет чегой-то думать. Ня знай. Да я помню случай у нас был года два, однако! Алешка хромой жену свою, Дуську, из ружья подстрелил! Ох и маяласи она тада! Ты думашь, пришел участковый? Нет! А кто ж яво звал? Никто, однако. А Нинка Чеботарева? На голове Пахома своева горшок разбила, а потома выволокла яво сама на мороз и бросила. Замерз тада Пахомка насмерть. И чегой? Ничегой!
— Как? — ахнула Сима. — Нина Чеботарева? Так она ж на свободе.
Баба Даша фыркнула:
— Ну так и я о чем? Кто ж яе посадить? И за чтой? Казала она — сам ударилси и до ветру пошел, ну и замерз. А там, кто знат, как было? Можат, и так! Люди-то болтають. А Зинка Мишку пырнула? Иде он, участковай? Кто яво звал? Хотя Верка ходила тада до яво. Чегой он сказал? Пущай потрепанный…
— Потерпевший, — машинально поправила Сима.
— Ага! Пущай сам напишеть. Мишка ничегой не стал писать. Вовка чичас пущай крепко задумаетси! Крепко! Беда будеть. Лихо! Ой лихо! Да много такова лиха у нас бывало. Участковый! — фыркнула баба Даша. — Да и не было у нас ево никада. Он жа один на весь Красносельскай район.
— Ты вот чегой, Дашка, — встряла вдруг Платоновна, слушавшая внимательно молча. — Коль этай баба такай дурна, да не впервой ей, не успокоитси она. И милиции нету у вас. Ты давай сиди тута покамест. Усю весну, усе лето и зиму. К весне поедешь, я сказала. Посадочные чичас пропустишь, чегой жрать зимой станешь? А потому — сиди! Коль опостылет с нами — так к сестре двинешь, а потома снова сюдый! Понямши мене? — строго спросила Платоновна.
— Да уж понямши! — махнула рукой Семеновна, а самой почему-то так тепло внутри сделалось, будто та, первая любовь, пришла. Аль мамка по головушке погладила! Эх, давно это было. Да правда ли?
— А вдруг помрет он? — неожиданно спросила Серафима.
— Да ты чегой? Нет, нет и нет! Усе будеть ладно с им! Вот посмотришь! — уверенно сказала Семеновна.
— А вдруг, когда он вернется, Зинка его убьет? Или еще кого?
— А ты что сделашь? Костьми лягешь? Ты что, милиция? Тебе вона, — строго сказала Платоновна и махнула рукой, да чуть не упала с печи, вовремя удержалась: — Тебе вона, Верочку поднимать и поднимать надой. Ишть ишшо тринадцать токма. Не пушу, казала, ни одну, ни другую. Усе на ентом!
И так приятно стало Симе от того, что думают о ней, заботятся… любят! Как не хватало ей этого всю жизнь — материнской заботы, внимания, ласки и любви! Как, бывало, заливалась она слезами, когда видела, как заботливо мама подвязывает шарфик ее подружке Наде, как целует на прощанье… Нет, конечно, отец любил ее и заботился, но ведь это другая любовь, совсем другая… отцовская — скупая…
Сима подошла к Платоновне и порывисто обняла:
— Спасибо тебе, мама Нюра! — прошептала она, оглянулась на Семеновну: — Иди сюда.
Баба Даша, вытирая глаза, с готовностью подошла.
— И тебе, мама Даша, спасибо. Не было у меня матери, вы знаете об этом, а теперь сразу две…
— Ну ладной, ладной! Чегой ты! А ты, Дашка, чегой? Девка у нас с работы, чай поди, пришла. Усталыя! Голодныя! А Веру, так и вобше — к людям отправили. Зинку вашу, мать яе! Пусть как хочуть живуть. А у нас своя жисть.
— Эх ма! — засуетилась баба Даша. — И то правда! Чичас! Чичас, будем вечерять.
Несмотря на дурные вести, на душе у Симы стало светло и спокойно. Продолжение
© Татьяна Алимова, 2025
Все части здесь ⬇️⬇️⬇️