Говорят, у него были руки мага. Когда Лист садился за рояль, женщины падали в обморок, мужчины теряли дар речи, а самые суровые критики – терпение. Он играл так, будто клавиши горели под пальцами. Музыка не просто звучала, она вспыхивала, жгла, пронизывала, кружила головы, как вино. Но как он стал таким? Ответ – в одном имени: Никколо Паганини. Когда Лист услышал его игру, будто молния ударила. Скрипач творил невозможное – так, словно струны были продолжением его души. Лист вышел с концерта другим человеком. Он заперся в комнате и дал себе обет: стану тем же на фортепиано, кем Паганини стал для скрипки. И начались часы, дни, годы изнурительной работы. Упражнения до потери чувствительности в пальцах. Переписывание партитур. Исследование техник. Он превратил фортепиано в оркестр, в вихрь, в гром. И он добился своего. Листомания – именно так современники называли феномен: залы, где публика рыдала, дралась за обрывки платка, которыми он вытирал руки. Как будто он и правда был колдуном.
А о