Пишу, скорее, для души. На время сетовать не буду. Лечу сезонную простуду в очаровательной глуши. Осталось чуда на щепоть. В авторитете только факты. Соседи спрашивают: как ты? Но сохрани тебя Господь начать рассказывать о чëм, не поместившимся в анкету. Противоречит этикету. Не поощряется врачом.
Теперь не жалуюсь, живу, слегка досадуя на климат. Надеюсь — цены не поднимут. Держусь достойно — на плаву. Периодически тону в проблемах, сплетнях, перспективах, но я из племени строптивых, осточертевших даже дну.
Там ни сокровищ, ни ундин. Увы, дышать особо нечем. Пообещали — обеспечим. В который раз — итог один. Быт потерял товарный вид. Так, провисев декаду кряду, плакат подсовывает взгляду почти бесцветный алфавит. Обыкновенная дыра: дворы, подворья, переулки. Ночные томные прогулки порой заходят на "ура", хотя не всем и не всегда. В сердцах обронит местный житель: не то скорбящая обитель, не то воронья слобода. Мир ночью кажется другим — каким является на деле. Спит пекарь Бо в своей постели. Спит бакалейщик Иаким.
Тогда по старой мостовой шныряет маленький народец — эквилибрист, канатоходец, маг с дрессированной совой, глотатель шпаг, любитель книг: мы просто снимся, между прочим. Вот беззастенчиво хохочем, вот зазываем на пикник дракона, мавра и шута. Кубинский ром, альпийский йодль.
И тень твоя стоит поодаль — у низкорослого куста. Иначе стал бы я — пойми — марать листы, моя отрада. Блестит огнями автострада. Соседи учат "до-ре-ми", пропагандируя уют.
Устал держаться и бороться, но представители народца тебе привет передают.