Найти в Дзене

«Апельсиновый Пазолини»: как я пытался поставить спектакль, в котором Пазолини кусает апельсин, а тот орёт басом

Автор: Андрей Бабаев — актёр, режиссёр, блогер, иногда иллюзионист поневоле. Мой спектакль «Апельсиновый Пазолини» должен был стать переворотом. Театр, который трещал бы от невозможности понимания. Крики, свет, живой фрукт, страдающий на сцене, и человек, которого никогда не покажут по Первому каналу. Мы хотели поставить абстрактную историю жизни и смерти Пьера Паоло Пазолини. Без начала и конца, с диалогами на латыни, которую актёры выучили, но мы потом вырезали — по соображениям ритма. Главную роль играл сразу четверо: Пазолини-Клоун, Пазолини-Отец, Пазолини-Червь и, конечно, Пазолини-Бобёр, танцующий чечётку в тазу с мелом. В кульминации спектакля Пазолини (все четверо) кусает живой апельсин, который срывается на басовый вопль страдания, напоминающий вокал Томаса Куайла в период депрессии. Парики из собачьей шерсти были необходимы, потому что, по замыслу, каждый актёр должен был ощущать на голове груз кинематографической тоски. Кастинг на эти парики длился полгода. Половина труппы с

Автор: Андрей Бабаев — актёр, режиссёр, блогер, иногда иллюзионист поневоле. Мой спектакль «Апельсиновый Пазолини» должен был стать переворотом. Театр, который трещал бы от невозможности понимания. Крики, свет, живой фрукт, страдающий на сцене, и человек, которого никогда не покажут по Первому каналу. Мы хотели поставить абстрактную историю жизни и смерти Пьера Паоло Пазолини. Без начала и конца, с диалогами на латыни, которую актёры выучили, но мы потом вырезали — по соображениям ритма. Главную роль играл сразу четверо: Пазолини-Клоун, Пазолини-Отец, Пазолини-Червь и, конечно, Пазолини-Бобёр, танцующий чечётку в тазу с мелом. В кульминации спектакля Пазолини (все четверо) кусает живой апельсин, который срывается на басовый вопль страдания, напоминающий вокал Томаса Куайла в период депрессии. Парики из собачьей шерсти были необходимы, потому что, по замыслу, каждый актёр должен был ощущать на голове груз кинематографической тоски. Кастинг на эти парики длился полгода. Половина труппы сбежала, когда узнала, что шерсть — от небритых пуделей с окраины Смоленска. Зато те, кто остался, стали другими. Они не улыбались, даже когда на репетиции мы проигрывали сцену, где апельсин пел арию из «Травиаты» в скрипучем шкафу. Площадки отказывались. Один продюсер сбежал в Геленджик, когда услышал, что спектакль заканчивается сценой, где зрители должны на ощупь определить, кто из них Пазолини. Никто не хотел связываться с «живой цитрусовой болью» — как окрестили наш спектакль в закрытых телеграм-чатах. Когда всё рухнуло, я переключился на вторую часть своей Цветной Трилогии: «Чёрный Фассбиндер». Это была попытка экранизировать фильм, которого не существует, с актёрами, которых нет, и сценографией, полностью сделанной из забытых немецких писем 1977 года. Главный актёр — некий Герхард Циц — трагически погиб в первый день съёмок, не родившись. Это был шок для всех. Мы ждали его месяцами, но УЗИ так и не показало таланта. Третья часть, «Вишнёвый Годар», так и не началась.