ГЛАВА IV
Запах чернил и крови
Москва, январь 1868 года
В тот самый день, когда небо над Москвой с утра затянулось медным туманом, а снег, словно в раздумье, медленно и лениво ложился на карнизы и заборы, Алексей Артемьев стоял у порога дома на Арбате, где, по слухам, скрывался бывший писарь московской полицейской канцелярии — Семён Гордин. Человек, ушедший со службы по «состоянию здоровья» вскоре после таинственной смерти начальника следственного отдела.
Алексей узнал о нём из уст загадочной прачки, которая мыла бельё в доме Стрельцовых и уверяла, что видела Виктора за день до исчезновения — он передавал кому-то конверт, а рядом, мол, стоял «человек в мундире без эполет, но с глазами, как у волка». В описании Алексей узнал Гордина.
Стук в дверь прозвучал глухо. Через несколько мгновений заскрипел засов, и перед Алексеем показался седой человек с перекошенным лицом — правая сторона была как бы заморожена, будто не слушалась мышц. Однако левый глаз глядел остро и пронизывающе.
— Вам кого? — прохрипел он, будто в глотке у него осталась соль.
— Алексей Артемьев. Я расследую исчезновение Виктора Стрельцова.
Имя подействовало на старика, как удар. Он качнулся, словно на ветру, и, не говоря ни слова, впустил Алексея в тёмный коридор, пахнущий плесенью и чернилами.
Дом Гордина был странным. Повсюду лежали бумаги — небрежно набросанные отчёты, допросные протоколы, засаленные конверты. На одной из стен висел портрет мужчины с остроконечной бородкой и холодным взглядом. Алексей отметил, что подписи под ним не было. Интуиция подсказывала — это не просто портрет.
— Он не исчез, — сказал Гордин, налив себе рюмку водки и не предлагая гостю. — Его убрали. И не просто так. А потому, что он знал.
— Знал что?
— О "Круге". Об Обществе.
Алексей затаил дыхание. Это слово он слышал лишь раз, случайно, в письме, которое тайно хранила графиня. Там было всего три строки:
«Круг не прощает. Молчи. Или следуй за отцом».
— Что это за общество?
— Полиция даже не догадывается, кто у них под носом, — усмехнулся Гордин. — Они, может, и числятся простыми чиновниками, профессорами, аптекарями… но всё суть — заговорщики. Старые. Ещё со времён Павла Петровича. Они не революционеры. Они — управленцы. И Виктор влез. Он нашёл архив его отца.
Алексей почувствовал, как спина покрылась потом. Он помнил те архивы. Помнил, как отец хранил их в потайном ящике в их доме, под старым комодом. После его гибели всё исчезло.
— Вы знали моего отца?
— Я был его писарем. Он работал над этим делом. Он знал, что в Москве есть сеть. Он пытался добраться до верха. И погиб. Как и Виктор теперь, скорее всего.
— Что мне делать?
Гордин встал и медленно подошёл к ящику под лестницей. Достал оттуда кожаную папку.
— Это — последнее, что я успел переписать из его дел. Остальное исчезло, когда пришли "они". Забирали всё, как санитарная комиссия. Бесшумно, ночью. Читай. Только не держи это в доме.
Алексей взял папку. Руки дрожали. Он чувствовал — сейчас он делает шаг, от которого нет возврата.
Ночь Алексей провёл в квартире на Пречистенке, у старого знакомого, Аркадия Орлова, который служил в газете "Московские ведомости". Аркадий был человеком язвительным, но верным. И, что самое важное, умел скрывать людей от ненужного глаза.
— Ты вляпался в историю, Артемьев, — говорил он, наливая чай. — Эти "круговые", о которых ты шепчешь, — я о них слышал. Один тип из цензурного комитета бормотал что-то, пока не запил и не исчез с глаз. Но я думал — пьяные бредни.
— Это не бред, Аркадий. У них есть сеть, шифры, они управляют. И я почти у цели. Мне нужно понять, что знал Виктор.
Алексей раскрыл папку. В ней были копии протоколов, чертежи зданий с пометками, выдержки из писем. Но главное — список. Фамилии.
Первая фамилия была зачёркнута. Вторая — “Г.А. Мезенцев”. Алексей не знал этого имени, но оно неслось оттуда, из прошлого.
— Это были жертвы? — спросил Аркадий.
— Или участники. Или наблюдатели. Но это — начало. Я найду их.
В этот момент в окно влетел камень. За ним — свёрнутый листок:
«Хватит рыться в мёртвом. Ты следующий».
Через два дня Алексей стоял перед особняком на Малой Никитской. Там жил некто Мезенцев. Дом был тёмным, глухим. Снег лежал нетронутый.
Он постучал. Раз. Второй. Тишина.
На третий раз дверь открылась сама. Скрип. Пустота.
Алексей вошёл.
В коридоре пахло железом. Кровь. И чернила.
В библиотеке он нашёл тело. Мужчина лет пятидесяти, с перерезанным горлом. В его руке — записка. В ней всего два слова:
«Следующий — ты».
Алексей вышел в ночь. Снег падал плотный, как саван. Он знал: пути назад больше нет. Его отец был прав. "Круг" существует. Виктор знал. Теперь знает и он.
Москва — не город, а сцена. Актёры сменяются, кукловоды остаются. И, кажется, он бросил вызов самому главному режиссёру.
Продолжение следует...