Каждое утро начиналось одинаково — с её кашля за стенкой. Громкого, надрывного, с присвистом. Лена лежала, зажмурившись, считая до десяти. Ей хотелось верить, что сегодня всё будет иначе. Наивно.
За кашлем всегда следовали шаркающие шаги по коридору, скрип половиц возле дочкиной комнаты, а потом неизбежное:
— Машенька! Встаём, лежебока! — голос Валентины Павловны становился мягче, когда она разговаривала с внучкой. — Я блинчики сделала, остынут.
Лена сжала кулаки. Опять. Опять свекровь встала ни свет ни заря и готовит завтрак, словно кто-то её просил. Словно без неё они с Машей не справились бы. Конечно, дочка будет в восторге от блинчиков — вчера Лена обещала ей только овсянку.
Очередная маленькая победа Валентины Павловны в негласной войне за внимание ребёнка.
Бабушкина квартира досталась Лене очень вовремя — через два месяца после того, как Игорь съехал, оставив записку и половину долгов по кредитам. Ипотеку за их прежнюю квартиру Лена тянуть не могла, пришлось продать с убытком. В трёхкомнатной хрущёвке на окраине было тесновато и далековато от центра, но это было их с Машей собственное убежище. Новая крепость.
Она помнила, как они с дочкой встали в центре пустой гостиной, держась за руки, и шёпотом, будто в музее, произнесли: «Наш дом». А потом кричали и прыгали от радости — потому что МОЖНО. Потому что никто не скажет: «Тише, соседи снизу опять жаловаться будут».
Две недели блаженства. А потом Валентина Павловна позвонила с дрожью в голосе:
— Лена, доченька... у меня потоп... Никак к Игорю не дозвонюсь, а идти некуда...
Свекровь приехала через три часа, с двумя огромными чемоданами и канарейкой в клетке. В прихожей она всхлипнула, прижавшись к Лене:
— Спасибо, родная... ты же знаешь, я бы не попросила, если б не крайность...
Лена кивнула, думая о том, что за десять лет брака Валентина Павловна стала для неё второй матерью — иногда даже ближе, чем своя собственная, вечно пропадающая в круизах со вторым мужем. Сколько раз свекровь забирала Машу из садика, когда Лена задерживалась на работе? Сколько раз помогала деньгами в конце месяца, когда Игорь спускал зарплату на свои «инвестиции»?
— Идёмте, Валентина Павловна, я постелила вам в маленькой комнате, — сказала Лена, помогая занести чемоданы.
— Леночка, ну что за официоз? — свекровь ласково погладила её по руке. — Ты ж мне как дочка. «Мама» называй, как раньше.
Лена замерла. Последний раз она сказала «мама» этой женщине полгода назад — в тот день, когда позвонила сообщить, что они с Игорем разводятся. Тогда свекровь только сухо ответила: «Вам виднее, молодые. Только Машеньку не втягивайте». И всё. Ни поддержки, ни сочувствия — словно это Лена бросила сына Валентины Павловны, а не наоборот.
— Конечно... мама, — выдавила Лена, отводя глаза.
— А вот мы с твоим папой в твоём возрасте каждые выходные на лыжах катались, — Валентина Павловна подкладывала Маше оладьи, глядя поверх головы ребёнка на Лену. — Мама-то твоя не любит спорт, а папа у нас — первый спортсмен!
Лена со звоном поставила чашку на стол, расплескав кофе.
— У нас сегодня уроки плавания, Маша вполне спортивный ребёнок, — она постаралась произнести это спокойно. — И, кстати, не припомню, чтобы Игорь последние пять лет вставал с дивана хоть на какие-то физические занятия, кроме похода в магазин за пивом.
Валентина Павловна поджала губы.
— У вас, молодых, никакого уважения. Игорёша дома отдыхал потому, что на работе выкладывался полностью, он ведь кормилец...
— Потери в казино он тоже, наверное, от усталости терпел? — Лена почувствовала, как краснеет лицо.
— Мама, папа звонил вчера, — вдруг вмешалась Маша. — Сказал, что летом поедем с ним на море. А бабуля поедет с нами?
Валентина Павловна мгновенно просияла:
— Конечно, золотко! Это мой сынок тебе сюрприз готовит. Мы уже и курорт присмотрели, и...
— Маша, иди собирайся в школу, — перебила Лена, вставая. — И раздели кошку, она опять в твоей комнате на подушке спит.
Как только дочь вышла, Лена повернулась к свекрови:
— Не надо обнадёживать ребёнка. Игорь третий месяц алименты не платит, какое море?
Валентина Павловна поджала губы:
— У него временные трудности. Но он старается. Если бы ты ценила... — она осеклась, глядя на выражение лица Лены. — Ладно-ладно, не буду. Ты мне вот что скажи — эта квартира, она ведь теперь твоя полностью? Я имею в виду, документы все оформлены?
Лена кивнула, убирая посуду со стола.
— А что, могут быть проблемы?
— Да нет, — свекровь отмахнулась слишком поспешно. — Просто думаю... Машеньке тут долго жить, надо бы ремонт сделать. Я бы могла помочь. Пенсию-то на что-то отклядываю. Всё равно мне одной уже много не надо.
В голосе Валентины Павловны появились нотки, которые Лена слишком хорошо помнила из семейной жизни с Игорем. Точно с таким же тоном свекровь предлагала «помочь с первым взносом за машину» — а потом напоминала об этом при каждом споре. Так же «бескорыстно» она вложилась в их первую совместную поездку — и решала, какие экскурсии они должны посещать.
— Спасибо, но мы справимся, — отрезала Лена. — Я хочу, чтобы у Маши не было... долгов благодарности.
К концу первого месяца Лена начала замечать изменения в квартире. Сначала незначительные — перестановка посуды в шкафу («так удобнее доставать»), потом более серьёзные — переклеенные без спроса обои в коридоре («они же отваливались, я тебе сюрприз сделала, пока вы с Машей в цирке были»). А потом и совсем неожиданные — новая мебель в гостиной («я из своей комнаты отдала, там всё равно не влезало»).
Валентина Павловна перестала говорить о своей квартире и необходимости возвращаться. Будто решила вопрос окончательно.
— Тебе не кажется, что пора бы уточнить планы насчёт вашего... ремонта? — спросила Лена однажды вечером, когда они остались наедине.
Валентина Павловна будто не услышала вопроса.
— Знаешь, я подумала насчёт детской, — она развернула на столе какой-то журнал. — Машеньке скоро в подростковый возраст, ей нужна будет спальня и отдельное место для занятий. Можно нишу сделать в большой комнате...
— Валентина Павловна, — перебила Лена. — В смысле — разделить мою спальню?
— Ну, я имею в виду, что маленькая комната всё равно тесная для ребёнка, — свекровь продолжала листать журнал, не поднимая глаз. — А ты могла бы и тут спать. Всё равно одна теперь...
Лена сдержала порыв швырнуть в стену чашку, которую держала в руках.
— А вы? Планируете насовсем у нас остаться?
Валентина Павловна наконец подняла глаза.
— Леночка, ну куда мне старой возвращаться? Там квартира убитая, ремонта не будет — жэк разводит руками. Да и к чему пожилому человеку одному... Я ведь вам помогаю, и по хозяйству, и с Машей.
Она опустила журнал и тяжело вздохнула.
— Я думала, мы семья. Я ведь вам добра желаю. Тебе сейчас тяжело одной, и мне одной тяжело. Разве плохо, если мы будем держаться вместе?
Лена почувствовала, как внутри поднимается волна вины и жалости. Валентина Павловна действительно всегда была добра к ней, по-своему заботилась. И сейчас — немолодая женщина, одинокая, с мизерной пенсией...
Но тут же другая часть её вспомнила, как эта же женщина после объявления о разводе полностью перешла на сторону сына, как звонила и отчитывала Лену за то, что та «не сохранила семью». Как манипулировала Машей, рассказывая, какой «замечательный» её папа, хотя Игорь месяцами не появлялся и не звонил.
— Я подумаю, — ответила она наконец.
Шёл второй месяц. Маленькие компромиссы множились. Лена уступала в спорах о том, что готовить на ужин, куда сходить в выходные, во сколько уложить Машу спать. Всё ради «семейного спокойствия».
Но что-то внутри надламывалось с каждым днём. Особенно когда Маша начинала называть бабушку «бабуля», как в детстве, и бежала к ней со своими проблемами в школе. Или когда Валентина Павловна рассказывала соседям, что они «теперь вместе живут» — будто это было взаимное решение.
Валентина Павловна уже не спрашивала разрешения, переставляя мебель или выбрасывая вещи Лены, которые считала старыми и ненужными. Всё чаще в разговорах проскальзывало «наша квартира» и «мы решили»...
Одевая дочь в школу, Лена вдруг заметила новую заколку в её волосах — изящную, с камушками.
— Откуда это, Маш?
— Бабуля подарила, — просияла девочка. — Сказала, это как у мамы было в детстве. У неё есть фотографии, где папа маленький, и она с такой же заколкой!
Лена замерла. Но заколка была красивой, дочка радовалась... И это всего лишь мелочь, не стоило портить ребёнку настроение из-за своей дурацкой ревности.
Вечером, разбирая Машины вещи, она обнаружила на дне ящика маленькую шкатулку. Внутри лежало серебряное кольцо с крошечным сапфиром.
«Моей наследнице» — было написано в записке почерком Валентины Павловны.
Что-то оборвалось внутри. Это было слишком. «Наследнице», значит? Как будто они уже делят имущество? Как будто Лена просто временное препятствие между бабушкой и внучкой?
В ту ночь она долго не могла уснуть, ворочаясь и прислушиваясь к тихому похрапыванию за стенкой. Она понимала, что противостояние неизбежно. Вопрос был только в том, когда и как оно случится.
Случилось всё в пятницу. Лена вернулась с работы поздно — годовой отчёт, будь он неладен. Усталая, с гудящей головой. В коридоре стояли чьи-то мужские ботинки.
— А, вот и наша труженица! — воскликнула Валентина Павловна, выглядывая из кухни. — А мы уже поужинали. Познакомься, это Виктор Анатольевич, мой старый друг. Риелтор, между прочим!
В кухне за столом сидел лысеющий мужчина лет шестидесяти с аккуратной бородкой. Перед ним лежала какая-то папка с бумагами.
— Очень приятно, — он привстал, протягивая руку. — Валя много рассказывала о вас.
Лена медленно перевела взгляд на свекровь:
— И о чём же вы говорили?
— Да так, — засуетилась Валентина Павловна. — О том, о сём... Виктор Анатольевич помогает мне разобраться с моей старой квартирой. И вообще, ценные советы даёт. Вот, кстати, — она взяла со стола листок, — тут интересный вариант — можно вашу трёшку поменять на две однушки. Тебе с Машей и мне. Будет у каждого своё гнёздышко!
Лена смотрела на бумаги, чувствуя, как внутри поднимается волна чистой ярости. Они уже дошли до обсуждения размена её квартиры? Без неё?
— Валентина Павловна, — её голос был неожиданно спокойным. — Могу я с вами поговорить наедине?
— Да о чём тут говорить? — свекровь беспечно махнула рукой. — Виктор профессионал, он всё объяснит лучше меня. Правда, таким вариантом придётся чуть доплатить, но если продать мою квартиру...
— ВЫ С УМА СОШЛИ?! — Лена сама не заметила, как сорвалась на крик. — Какой размен? Какая продажа? Это МОЯ квартира! МОЯ!
— Ну зачем же кричать, — Валентина Павловна поджала губы. — Мы просто обсуждаем варианты. В конце концов, я тоже имею право...
— Право НА ЧТО? — Лена швырнула сумку на стул. — На мою квартиру? На моё имущество?
— На семейное благополучие! — повысила голос свекровь. — Я тебе десять лет была как мать! Я вам помогала, я о внучке заботилась, я...
— Виктор Анатольевич, думаю, вам лучше уйти, — Лена повернулась к мужчине, который уже собирал бумаги в папку.
— Да-да, конечно, — пробормотал он. — Семейные дела... Созвонимся, Валя.
Когда за ним закрылась дверь, Лена повернулась к свекрови:
— Что это было? Вы всерьёз решили, что можете распоряжаться моей квартирой?
Валентина Павловна гордо выпрямилась:
— Я ничего такого не делала. Просто узнавала варианты. В тебе говорит усталость. И неблагодарность, если уж начистоту.
— Неблагодарность? — Лена горько усмехнулась. — За что я должна быть благодарна? За то, что вы приехали на две недели и остались на два месяца? За то, что командуете в моём доме? Или за то, что пытаетесь настроить против меня мою дочь?
— Что за глупости! — Валентина Павловна всплеснула руками. — Я люблю Машеньку! Я хочу для неё лучшего!
— А я, значит, нет? — Лена почувствовала, как дрожит голос. — Когда вы дарите ей драгоценности за моей спиной и рассказываете, какой замечательный у неё папа, который даже алименты не платит, — это забота?
Валентина Павловна покраснела:
— При чём тут это? Я просто подарила ребёнку колечко! Я имею право радовать внучку!
— Дело не в кольце, — Лена покачала головой. — Дело в том, что вы пытаетесь взять под контроль мою жизнь и жизнь моей дочери. Как делали это с Игорем. Как делали со мной, пока я терпела. Но теперь — хватит.
Она ткнула пальцем в сторону комнаты, где спала Маша:
— Ради неё я молчала. Ради неё терпела все ваши выходки, перестановки, комментарии. Но этого — размена квартиры за моей спиной — я не прощу.
Валентина Павловна опустилась на стул, её плечи поникли.
— Ты же понимаешь, что мне некуда идти, — голос её стал тихим, жалобным. — Моя квартира в аварийном состоянии, там правда невозможно жить. Я пыталась дозвониться Игорю...
— Я знаю, что с вашей квартирой всё в порядке, — отрезала Лена. — Я звонила в вашу управляющую компанию неделю назад. Там никакого потопа не было. Ни капремонта, ничего.
Валентина Павловна замерла.
— Ты... проверяла?
— Конечно, — Лена вздохнула. — После того, как вы предложили «вложиться в ремонт» моей квартиры. Я должна была понять, что к чему.
Повисла тяжёлая пауза.
— Завтра я отвезу вас домой, — наконец сказала Лена. — Или вы можете уехать к Игорю — вы же говорили, что он зовёт вас в гости. В любом случае, здесь вы больше не живёте.
— После всего, что я для тебя сделала, ты выгоняешь меня на улицу? — Валентина Павловна вскинула подбородок, но в глазах её стояли слёзы. — Ты хоть понимаешь, что без меня вы с Игорем никогда бы...
— Завтра, — твёрдо повторила Лена. — И передайте своему сыну, что если он хочет видеться с дочерью, пусть сначала выплатит алименты. Все сразу. А теперь извините, я устала.
Она развернулась и пошла в ванную. Руки дрожали, сердце колотилось как сумасшедшее. Она включила воду, чтобы не слышать рыданий, донёсшихся из кухни.
Утром Лена проснулась от непривычной тишины. Никакого кашля, никаких шаркающих шагов. Она вышла на кухню, настороженная этим спокойствием.
На столе стояла пустая кружка с остатками чая и лежала записка: «Не хочу портить жизнь тебе и Машеньке. Прости, если что. Но ты изменилась, стала жёсткой. Я думала, ты мне родная... Уехала к сестре в Дмитров. В».
Лена опустилась на стул, перечитывая записку. Волна противоречивых чувств накрыла её — облегчение, вина, горечь, сожаление. Всё-таки десять лет вместе. Свекровь действительно заботилась о Маше, любила её по-своему... Может, не стоило так резко?
Она заварила чай, пытаясь разобраться в своих эмоциях. Нет, всё правильно. Валентина Павловна перешла все границы. И эта ложь про квартиру...
В коридоре послышались лёгкие шаги — Маша в пижаме с медвежатами.
— Мам, а где бабуля? — спросила она, забираясь на колени к Лене. — Я зашла к ней, а кроватка заправлена, и чемодана нет...
Лена глубоко вздохнула.
— Бабушка уехала к своей сестре, в Дмитров, — она обняла дочь, вдыхая запах детского шампуня. — Ей нужно помочь там с чем-то.
— А она вернётся? — в голосе Маши была тревога.
И это был самый сложный вопрос. Сказать «нет» значило лишить дочь бабушки, которую та любила. Сказать «да» — дать ложную надежду.
— Не знаю, солнышко, — честно ответила Лена. — Думаю, она будет приезжать к нам в гости. Если захочет. А мы... мы с тобой справимся вдвоём, правда?
Маша кивнула, но в глазах её было сомнение:
— А можно я ей позвоню вечером? Я забыла сказать спасибо за колечко.
— Конечно, — Лена поцеловала дочь в макушку. — Только давай сначала завтракать. Что будешь — хлопья или тосты?
— А можно блинчики? Как бабуля делала?
Лена замерла на мгновение, затем улыбнулась:
— Можно попробовать. Будешь помогать?
Они возились с тестом, смеялись, когда первый блин прилип к сковородке, и разговаривали о предстоящем дне. Лена чувствовала странное опустошение пополам с облегчением. Она знала, что будут непростые разговоры с дочерью. Знала, что Валентина Павловна ещё появится в их жизни — хотя бы через Игоря.
Но сейчас в их доме было тихо. И это была их тишина — не выпрошенная, не вымоленная, а заслуженная. Со всеми её сложностями и вопросами.
Телефон звякнул сообщением. «Можно увидеться в выходные? У меня два билета в театр. Сергей».
Лена улыбнулась, откладывая телефон. Это подождёт. Сейчас было время для блинов с дочерью и тишины, которая принадлежала только им.
НАШ - ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛ