За тридцать лет лицо Дэвида избороздили морщины, как осеннее поле, готовое к зиме. Они были от смеха, от забот о детях, от усталости. Но когда я смотрела на него, видела не Дэвида, а тень… тень другого мужчины, с таким же лицом, таким же ростом, таким же заразительным смехом. Тень Калеба.
Тридцать лет. Тридцать лет я готовила ему завтраки, гладила рубашки, слушала его рассказы о работе. Тридцать лет я называла его мужем, делила с ним постель, воспитывала наших детей. И тридцать лет во мне жила неугасающая, мучительная любовь к его брату-близнецу, Калебу.
Все началось еще в колледже. Дэвид и Калеб были неразличимы, словно отражения в кривом зеркале – один чуть более серьезный, другой – более беспечный. Я влюбилась мгновенно, с первого взгляда, но не знала, в кого именно. Они шутили, подменяя друг друга, запутывая всех вокруг. И меня запутались так, что распутать уже не было сил.
Однажды ночью, после шумной вечеринки, я проснулась в комнате, наполненной лунным светом. Рядом со мной лежал… кто-то из них. Не помню, что произошло. Только шепот, касание губ, ощущение сильного мужского тела рядом. Наутро я проснулась одна, терзаемая стыдом и немым вопросом: кто?
Жизнь потекла своим чередом. Дэвид сделал мне предложение. Калеб поздравил, улыбнувшись мне в глаза с той же невозмутимостью, как если бы он только что выиграл в лотерею. Я согласилась, не думая, заглушая голос разума, который кричал: "Ты совершаешь ошибку!".
Дети… наши дети. Я смотрела на их лица, пытаясь разглядеть в них черты Дэвида или Калеба. Глаза цвета морской волны, упрямый подбородок… принадлежали ли они Дэвиду, моему мужу? Или Калебу, мужчине, которого я всегда любила?
Калеб остался нашим другом. Он был частым гостем в нашем доме, дядей для наших детей. Я наблюдала за ним украдкой, за каждым его жестом, за каждым словом. Он всегда был добр ко мне, но его глаза… в них иногда проскальзывала тень – то ли грусти, то ли сожаления.
Вчера Дэвиду исполнилось шестьдесят. Торт, поздравления, смех. Ночью, когда все уснули, я вышла на террасу. Луна заливала сад серебристым светом. И там стоял Калеб.
Он смотрел на меня долго и молча. Потом подошел ближе и тихо спросил: "Ты счастлива, Анна?"
В горле пересохло. Я не могла врать. "Ты знаешь ответ," – прошептала я.
В его глазах мелькнуло что-то похожее на боль. "Я всегда знал," – сказал он. "Знал, что ты любишь… нас."
"Как я могла любить вас обоих?" – я попыталась пошутить, но голос дрогнул.
Калеб усмехнулся. "Мы всегда были одним целым, Анна. Одной душой в двух телах."
Он протянул руку и коснулся моего лица. Его прикосновение было таким знакомым, таким родным… и таким запретным.
"Тридцать лет, Анна. Тридцать лет мы молчали," – сказал он. "Может быть, пора перестать притворяться?"
В этот момент я услышала шорох за спиной. Повернулась и увидела Дэвида. Он стоял в дверях террасы, его лицо было белым как полотно. В его глазах читалась смесь боли, гнева и… понимания.
Он смотрел на нас долго, словно пытаясь переварить то, что увидел. Потом медленно произнес: "Я всегда знал. Знал, что ты любишь… его."
Калеб сделал шаг ко мне, заслоняя от Дэвида. Но Дэвид поднял руку, останавливая его.
"Нет, Калеб. Пусть она сама решит. Пусть сама скажет, кого она любила все эти годы."
В тишине ночи зазвучали только мои сбивчивые вздохи. Я смотрела на Дэвида, на человека, с которым прожила тридцать лет. На Калеба, на мужчину, который всегда был моей тайной, моей болью, моей несбывшейся мечтой.
И вдруг я поняла. Ответ всегда был во мне, спрятанный глубоко в сердце. И чтобы его найти, нужно было решиться на правду, какой бы горькой она ни была.
Я открыла рот, чтобы произнести его имя… И в этот момент я услышала телефонный звонок в доме. Дэвид машинально пошел в дом, чтобы взять трубку. Он выслушал что-то, побледнел и вернулся ко мне: "Анна, ты должна это знать, у Калеба случился инфаркт, его увозят в больницу...."
Обезумев я побежала в больницу.
В приемном покое ко мне вышла врач: "К сожалению мы не смогли его спасти. Но перед смертью он очень просил передать это вам"
Врач протянула мне письмо: "Он говорил, чтобы вы прочли его наедине"
Дрожащими руками я вскрыла конверт. Буквы расплывались перед глазами от слез, но я заставила себя прочесть:
*Моя дорогая Анна.
Если ты читаешь это письмо, значит, я уже оставил этот мир. Не вини себя ни в чем. Ты дала мне жизнь, даже если и не знала об этом.
Я любил тебя всегда. С первого взгляда, с первого прикосновения. Я знал, что ты любишь меня, и я старался быть достойным этой любви.
Но я не мог быть эгоистом. Я видел, как Дэвид любит тебя, как он заботится о тебе, как он счастлив с тобой. И я не мог разрушить его счастье.
Поэтому я молчал. И страдал в тишине.
Но я никогда не переставал любить тебя. Ты была моей единственной любовью, моим единственным смыслом жизни.
Наши дети… Анна, они оба мои. Я не скажу тебе, кто был с тобой в ту ночь. Пусть это останется нашей тайной. Главное, чтобы ты знала, что я всегда любил их, как своих.
Прости меня за все. Прости за молчание, за ложь, за страдания.
Но помни: я всегда буду рядом. В твоем сердце, в твоих воспоминаниях, в наших детях.
Люблю тебя вечно.
Твой Калеб.*
Руки мои дрожали, слезы лились ручьем, когда я дочитала письмо до конца. Я потеряла его, единственного, кого любила всю свою жизнь. И теперь, когда правда наконец-то вышла наружу, он уже не был рядом.
Дэвид молча обнял меня, и я почувствовала, как его плечи содрогаются от рыданий. Он потерял брата, я потеряла любимого. И в этот момент, в горе, мы наконец-то стали по-настоящему близки.
Но вопрос остался нерешенным. Кто отец моих детей? И как жить дальше с этой тайной, с этой болью, с этой любовью, которая никогда не угаснет? Единственное, что я знала наверняка: моя жизнь уже никогда не будет прежней.