— Витя, нам надо поговорить о твоём... проживании здесь, — Анна Семёновна отставила чашку с недопитым чаем и выпрямила спину, будто готовясь к бою. — Уже почти три года прошло. Ты говорил — месяц.
Виталик поморщился, не отрывая взгляда от телефона. Его небритое лицо в утреннем свете кухни казалось осунувшимся и каким-то... чужим.
— Что, я тебе мешаю? — он хмыкнул, наконец посмотрев на мать. — Я же деньги даю на продукты.
— Дело не в деньгах, Витя! — в голосе Анны Семёновны прорезалась сталь, копившаяся долгими месяцами молчаливого терпения. — Дело в том, что ты взрослый мужчина. У тебя должна быть своя жизнь. И у меня — своя.
Так начиналось каждое утро последних месяцев, с несостоявшегося разговора, с неизбежного столкновения двух жизней, неловко втиснутых в одну квартиру.
***
Всё началось в промозглом феврале 2023-го. Виталик возник на пороге внезапно, с потёртым чемоданом, с опущенными плечами, с красными от недосыпа глазами. За его спиной, казалось, клубились тени разрушенной семейной жизни.
— Мам, я от Ленки ушёл, — выдохнул он тогда, целуя её в щёку. От него пахло сигаретами и чем-то кислым, будто прокисшая жизнь. — Можно у тебя пока поживу? Месяц, не больше.
Анна Семёновна, бывшая учительница математики с тридцатисемилетним стажем, привыкшая к точности цифр, поверила в этот «месяц». Как могла не поверить? Перед ней стоял её мальчик, пусть сорокадвухлетний, с залысинами и морщинками у глаз, но всё равно, её сын, её кровь.
После смерти мужа пять лет назад она научилась жить одна. Тишина перестала быть врагом, превратилась в уютного компаньона долгих вечеров с книгой, утренних ритуалов с кроссвордами из «Аргументов и фактов», неспешных прогулок по парку.
Размеренность и покой, вот что ценила она теперь больше всего. И вот в эту налаженную жизнь ворвался Виталик со своими обидами, привычками и потребностью в постоянной опеке.
Месяц превратился в три, потом в полгода, потом в год...
Сначала были слёзы в подушку по ночам («Как же она могла, мам?»), потом озлобленность («Все бабы — стервы!»), потом апатия и бесконечное лежание на диване.
Он устроился на удалённую работу программистом, засиживался до рассвета, спал до обеда, редко выходил из дома и много курил на балконе. А вокруг него постепенно образовывалась зона хаоса: кружки с недопитым кофе, разбросанные вещи, пепельницы с окурками.
И вот сегодня утро снова начиналось как десятки других утр до этого. Анна Семёновна, измученная бессонницей, верной спутницей после шестидесяти, уже в полшестого стояла у плиты, когда на кухню, шаркая тапками, вошёл сын. Помятый, сонный, с всклокоченными волосами, будто не взрослый мужчина, а вечный подросток.
— Доброе утро, — пробормотал он, не глядя на мать. — Кофе есть?
— В шкафчике над раковиной, как всегда, — ответила она, пряча раздражение за привычной заботой. — Разогреть тебе вчерашнее рагу?
— Сам разогрею, — буркнул Виталик, с грохотом доставая чашку.
— Ой, началось, — скривился он, прихлёбывая кофе. — Я тебе мешаю встречаться с хахалями, да?
Слова ударили как пощёчина. Анна Семёновна отшатнулась, чашка в её руке звякнула о блюдце. «Хахали». Это слово из лексикона подворотен, брошенное собственным сыном, жгло сильнее любой грубости.
— При чём здесь это? — тихо произнесла она, и эта тишина была страшнее крика. — Меня устраивает моя жизнь. Но я хочу, чтобы и ты начал жить нормально. А не сидел здесь, зализывая раны, которые давно зажили.
Виталик резко вскочил, опрокидывая стул. Лицо исказилось, будто сорванная маска обнажила всю накопленную горечь.
— Если я тебе мешаю, так и скажи! — выкрикнул он, брызгая слюной. — Не надо этих... нравоучений! Я, между прочим, квартиру снимать не могу — знаешь, какие сейчас цены? А здесь тихо, удобно работать.
— Витя, послушай...
Но в ответ, лишь грохот хлопнувшей двери и тяжёлые шаги по коридору.
Она осталась одна в кухне, где воздух, казалось, всё ещё вибрировал от недавней вспышки гнева. За окном расстилался серый февральский день, такой же безрадостный, как её мысли.
«Что я сделала не так?» — этот вопрос, вечный спутник всех матерей, снова и снова прокручивался в голове.
За три года таких попыток было много. Сначала деликатные намёки: «Может, тебе квартиру присмотреть поближе?» Потом конкретные предложения: «Я могу помочь с первым взносом».
Даже мягкие шутки: «Что-то ты засиделся в родительском гнезде». Но результат всегда один, обиженное сопение, обещания «вот-вот съехать» или полное игнорирование темы.
Анна Семёновна подошла к окну, прижалась горячим лбом к холодному стеклу. В отражении увидела своё лицо, морщинки-лучики у глаз, седые волосы, собранные в аккуратный пучок, тонкие губы, сжатые в линию. Когда она успела так состариться? Когда её глаза стали такими... потухшими?
Она ловила себя на мыслях, в которых было стыдно признаться даже самой себе. На ожидании его редких командировок как праздника, чтобы наконец побыть одной в собственной квартире!
На раздражении от его вечного храпа за стенкой, от грязных кружек с кофейной гущей по всем подоконникам, от запаха сигарет, въевшегося даже в занавески.
Раньше, когда он приезжал в гости на выходные, она готовила его любимый борщ, пекла яблочный пирог, слушала рассказы о работе и друзьях с улыбкой матери, гордящейся сыном. А сейчас... сейчас она чувствовала себя будто в клетке. «Узница собственной квартиры» — горькая ирония звучала в этих словах.
***
Вечером, вернувшись с прогулки, Анна Семёновна застала сына в необычно приподнятом настроении. Он даже помыл за собой посуду, событие исключительной редкости.
— Мам, смотри, что я нашёл! — он протянул ей телефон с фотографией какой-то квартиры.
— Что это?
— Квартира недалеко отсюда, в новостройке. Сдаётся совсем недорого.
У Анны Семёновны ёкнуло сердце. Неужели?
— И... ты хочешь её снять? — осторожно спросила она.
— Не я. Мы с Ириной.
— С Ириной?
— Ну да, я же рассказывал. Мы на прошлой неделе познакомились, в баре с ребятами сидели. Она тоже после развода, понимает меня с полуслова. И вот... мы решили съехаться.
Анна Семёновна медленно опустилась на стул. С одной стороны, новость была хорошая, сын наконец-то съезжает. С другой... Она хорошо помнила все его предыдущие «вот-вот съеду». И ещё лучше помнила все его влюблённости после развода: бурные, но крайне скоротечные.
— А она... эта Ирина, она кто? Чем занимается? — спросила Анна Семёновна, пытаясь скрыть скептицизм.
— Она менеджер в турагентстве. Красивая, умная и весёлая, — Виталик сиял.
— Короче, завтра мы идём смотреть эту квартиру. Если всё ок, в следующие выходные перееду.
— Это замечательно, сынок, — улыбнулась Анна Семёновна. — Я очень за тебя рада.
Она действительно была рада. И одновременно боялась поверить.
***
Прошло две недели. Виталик никуда не переехал.
Вначале он сказал, что хозяин квартиры внезапно поднял цену, и они с Ириной решили искать другой вариант. Потом оказалось, что у Ирины какие-то проблемы на работе, не до переезда.
Затем Виталик стал задерживаться допоздна, приходить навеселе и отмалчиваться на вопросы матери. А через неделю она случайно услышала его телефонный разговор с другом:
— Да забей, Серёга. Нормальная тётка была, но слишком много хотела. Я ей сразу сказал, никаких обязательств. А она начала: когда съедемся, да планы на будущее... В общем, послал я её.
Вечером того же дня Анна Семёновна сидела на кухне, дожидаясь сына с работы. На столе перед ней лежал конверт с деньгами, вся её накопленная за три года «гробовая заначка».
Она давно решила, что не будет обузой детям в старости, откладывала понемногу с пенсии «на последний путь». Но сейчас эти деньги могли послужить другой цели.
Когда Виталик пришёл, она молча указала ему на стул напротив.
— Витя, я тебя очень люблю, — начала она непривычно твёрдым голосом. — Ты мой сын, и всегда им останешься. Но так дальше продолжаться не может.
Виталик хмыкнул, но промолчал.
— Здесь, — она подвинула к нему конверт, — сто тысяч рублей. Этого хватит на первый взнос и пару месяцев аренды приличной квартиры. Бери и ищи жильё. У тебя ровно месяц.
— Что?! — он подскочил. — Ты меня выгоняешь?!
— Я не выгоняю тебя, Витя. Я помогаю тебе начать самостоятельную жизнь, — она смотрела ему прямо в глаза.
— Тебе сорок два. У тебя хорошая работа. Ты здоровый, умный мужчина. И ты прячешься от жизни в маминой квартире уже третий год.
— Ничего я не прячусь! — огрызнулся он. — Я просто... экономлю! И вообще, я тебе помогаю, между прочим. Кто полку на кухне прибил? Кто лампочки меняет?
— Спасибо за помощь, — кивнула Анна Семёновна. — Но я справлялась до твоего приезда и справлюсь после. Если нужно, вызову мастера. Если нужно, попрошу соседа Михалыча. В конце концов, есть служба социальной помощи пожилым.
— Да ты просто... просто хочешь от меня избавиться! — в голосе Виталика звучала обида. — Я же твой сын! Родная кровь! А ты меня на улицу выставляешь!
— Не на улицу, а в самостоятельную жизнь, — спокойно ответила она. — И не сейчас, а через месяц. Этого достаточно, чтобы найти квартиру.
— А если я откажусь? Это и моя квартира тоже! Папа здесь был прописан!
Анна Семёновна вздохнула.
— Квартира приватизирована на меня, Витя. Ещё в девяностые, когда вы с Наташей были маленькими. И если ты откажешься... — она на секунду замолчала, — тогда я перееду к Наташе в Нижний. Она давно зовёт. А квартиру сдам.
Виталик смотрел на неё с изумлением и яростью.
— Ну ты даёшь, мать! А как же... как же родственные чувства?!
— Родственные чувства это не только права, но и обязанности, — тихо сказала она. — И главная моя обязанность как матери — не дать тебе превратиться в великовозрастного иждивенца. Я слишком люблю тебя, чтобы позволить этому случиться.
Он схватил конверт, скомкал его в руке и швырнул об стену.
— Не нужны мне твои подачки! Сам справлюсь!
И вылетел из кухни, громко хлопнув дверью.
***
Следующие три недели в квартире царила гнетущая атмосфера. Виталик демонстративно игнорировал мать, уходил рано, возвращался поздно, ел в своей комнате. Анна Семёновна переживала, но держалась стойко.
Она понимала, что идёт ва-банк, либо сын наконец повзрослеет и начнёт самостоятельную жизнь, либо их отношения могут разрушиться окончательно.
Однажды вечером она позвонила дочери.
— Наташенька, как вы там?
— Нормально, мам. Работаем, крутимся. Лёша в третий класс пошёл, представляешь? А что у вас с Виталиком?
Анна Семёновна рассказала о своём ультиматуме.
— Ого! — присвистнула Наташа. — Не ожидала от тебя такой жёсткости. Но правильно. Давно пора. Он же совсем обнаглел.
— Я боюсь, что он не простит меня, — призналась Анна Семёновна. — Он так обиделся...
— Простит, куда денется, — уверенно сказала Наташа. — А если нет, сам дурак. Ты всё правильно сделала, мам. Честное слово.
После разговора с дочерью стало немного легче. Анна Семёновна подобрала с пола конверт с деньгами, аккуратно разгладила его и положила в ящик комода. На всякий случай.
А на следующий день Виталик пришёл домой раньше обычного и, не раздеваясь, прошёл на кухню, где Анна Семёновна готовила ужин.
— Мам, — он выглядел смущённым, но решительным. — Я квартиру нашёл. Недалеко отсюда, в пятиэтажке. Однушка, нормальная, с ремонтом. Хозяйка, пожилая женщина, сдаёт недорого.
Анна Семёновна замерла с половником в руке.
— Правда? Когда переезжаешь?
— В эту субботу. Мне ребята с работы помогут с вещами.
Она медленно поставила половник на стол и повернулась к сыну.
— Это... это очень хорошо, Витя.
Они стояли друг напротив друга, не зная, что сказать. Потом Виталик неловко переступил с ноги на ногу.
— Слушай, мам... Я это... прости меня. За всё. Я вёл себя как придурок.
Анна Семёновна почувствовала, как к горлу подкатывает ком.
— Всё хорошо, сынок. Всё правильно.
Он внезапно шагнул к ней и крепко обнял, впервые за много месяцев.
— Я буду приезжать. Часто. Правда.
— Знаю, — улыбнулась она, смаргивая слёзы. — Я всегда буду тебе рада.
***
В субботу Виталик переехал. Квартира опустела и затихла. Анна Семёновна бродила по комнатам, привыкая к новой тишине. Она убрала постельное бельё с дивана в гостиной, помыла окна, протёрла пыль.
Вечером позвонила подруга Галина.
— Ну что, уехал квартирант? — в голосе подруги слышалась ирония.
— Уехал, — вздохнула Анна Семёновна.
— И как ты?
— Странно, — призналась она. — Будто часть меня исчезла. И одновременно... словно вернулась другая часть, которую я давно потеряла.
— Это называется «свобода», Анют, — засмеялась Галина. — Помнишь, ты всё откладывала тот онлайн-курс итальянского? Или поездку на воды? Теперь можно.
— Можно, — эхом откликнулась Анна Семёновна.
Когда они закончили разговор, она подошла к окну. На улице стемнело, зажглись фонари. Где-то там, в нескольких кварталах отсюда, её сын обживал новую квартиру. Начинал новую жизнь. Может быть, злился на неё. Может быть, скучал. Может быть, испытывал облегчение, кто знает.
Она достала телефон и написала ему сообщение: «Как устроился? Не забудь поужинать. Целую.»
Ответ пришёл почти сразу: «Нормально. Распаковываю вещи. Скоро приеду в гости, не скучай.»
Анна Семёновна улыбнулась. Она знала, что он придёт. И знала, что теперь всё будет иначе. Она не потеряла сына, она вернула его себе. И себя — тоже.
Она налила чай, устроилась в любимом кресле и открыла на планшете страницу с курсами итальянского языка. Жизнь продолжается. И теперь, по её собственным правилам.
😊Напишите, что думаете об этой ситуации? Обязательно подписывайтесь на мой канал и ставьте лайки. Этим вы пополните свою копилку, добрых дел. Так как, я вам за это буду очень благодарна.😊👋🫶🏻
#истории#рассказы#сын#отношения#психология