За два прошедших века былины хорошо описаны и изучены наукой. И вроде как искать здесь нечего. Но если внимательно приглядеться, то станет понятно, что многое в этой области нужно корректировать, а кое-что даже и пересмотреть.
Былина в обыденном представлении — древний эпос, повествующий о подвигах богатырей, защищавших Русь от набегов степных народов (печенегов, половцев и татар), а также отражающих быт и нравы Древней Руси (пиры, сватовства, браки).
Научное представление о былинах несколько отличается от бытового, но в целом находится примерно в той же парадигме. Например, Большая российская энциклопедия сообщает, что былина — это «древнерусская, позже русская народная эпическая песня о героических событиях или примечательных эпизодах национальной истории 11-16 вв.». Данное определение в значительной мере заимствовано из Большой советской энциклопедии, где сказано, что былины — «эпические песни, сложенные народом в Древней Руси и отразившие историческую действительность главным образом 11-16 вв.».
Несмотря на уверенный тон подобных определений и высокую изученность темы, многое в ней остается непонятным, странным и труднообъяснимым. Например, почему былины были открыты только в 19 веке? Почему они известны только на севере (и чуть-чуть в Сибири), хотя рассказывают о событиях в Киеве и Новгороде? Где они возникли, в городе или в деревне? Вопросов много, а исчерпывающих и непротиворечивых ответов мало. И самое главное — у нас нет никаких источников, кроме самых былин и рассказов этнографов, которые непосредственно общались со сказителями.
Длительное время изучение былин сводилось к герменевтическому прочтению текстов и спекулятивному объяснению тех или иных моментов. Многие объяснительные теории построены от общего к частному, то есть былины служат иллюстрациями тех или иных концепций. Зачастую на восприятие былин влияют какие-то внешние факторы и предпочтения исследователей. Иными словами, многое из того, что наука знает о былинах, на самом деле не является твердым знанием.
Как ученые изучали фольклор
В XIX веке существовало три основные теории происхождения былин: мифологическая, историческая и литературная (теория заимствований). Мифологическая школа (Федор Буслаев, Измаил Срезневский, Александр Афанасьев) рассматривала былины как отражение древних мифов и религиозных верований славян. Считалось, что былины — это трансформированные мифы, где герои (Илья Муромец, Добрыня Никитич) изначально были божествами или стихиями природы.
Сторонники мифологической школы изобрели (хотя им казалось, что открыли) несколько десятков «славянских божеств»: Белобога, Вазилу, Весну, Горыню, Жыжа, Жыценя, Зирка, Зюзю, Купалу, Ладу, Лето, Леля, Масленицу, Овсеня, Цецю, Чура и Ярилу. Многие из этих имен до сих пор курсируют в пространстве интернета, вдохновляя блогеров придумывать авторскую старину.
Научная слабость этой теории заключалась в том, что исследователи опирались на ими же придуманную славянскую мифологию, про которую в реальности никто ничего не знал. А в ключевой работе этого направления, «Поэтических воззрениях славян на природу», обильно цитируются известные подделки — Краледворская рукопись, глоссы Вацерада, «Белорусские народные предания» Павла Шпилевского. Впрочем, Александра Николаевича Афанасьева можно понять — тогда эти тексты еще не считались однозначно подделками.
Литературная теория изначально предполагала, что былины заимствовали сюжеты из какого-то большого источника, вроде индуистской «Панчатантры». Главными поставщиками фантастического контента в те времена считались Персия и Индия. Впоследствии на ее базе сформировалась более сложная концепция, в рамках которой исследователи занимались сравнительным анализом, пытаясь понять, откуда взялся тот или иной сюжет. Например, Александр Веселовский считал, что в основе былины лежат более древние мифологические сюжеты, которые со временем трансформировались под влиянием исторических событий и культурных изменений.
Однако наиболее успешной стала третья теория, сторонники которой утверждали, что былины основаны на реальных исторических событиях, хотя и прошли обработку фольклорной традицией. Фактически именно она и представлена в определении Большой российской энциклопедии.
Основоположниками этой школы был Леонид Майков, который в своей диссертации «О былинах Владимирова цикла» (1863) утверждал, что содержание былин сформировалось в X-XII веках и окончательно установилось к XIII-XIV векам. Майков считал, что былины сосредоточены на подвигах богатырей, отражающих деятельность дружины. По его мнению, исполнителями былин были скоморохи и гудошники, а их основными слушателями являлись бояре и дружинники.
Практически одновременно вышли работы Ореста Миллера «Опыт исторического обозрения русской словесности» (1865) и «Илья Муромец и богатырство Киевское» (1869). В них он связывал богатырей с историческими фигурами Киевской Руси (например, Илья Муромец — с дружинником или святым), а сюжеты — с борьбой против печенегов, половцев или других врагов. Позже эту теорию подержал другой Миллер — Всеволод Федорович, также занимавшийся уточнением связи былин с историческим контекстом. Из этих изысканий в советское время выросла мощная школа, базирующаяся на марксистских ценностях.
В советское время
Особенно активно историческим анализом занимались в 1950-е годы. В частности, можно назвать Бориса Грекова (ему принадлежит чеканная мысль «былина — это история, рассказанная самим народом»), Владимир Мавродин, Николай Квашнин-Самарин и другие историки. А Марк Плисецкий даже написал специальный труд, который так и называется «Историзм русских былин». В нем автор утверждал, что героический эпос вдохновлял людей на борьбу «с угнетением», а исследователю без понимания исторической части нельзя глубоко проникнуть в сущность эпоса.
Слабость исторической школы также очевидна — она также догматична, как и мифологическая, а кроме того использует тезисы эссенциализма. Мол, былины сформировались очень давно и просуществовали, пусть и со значительными изменениями, не менее тысячи лет. В соответствии с таким подходом многие исследователи начинали поиск «вглубь», пытаясь обнаружить какой-то исходный миф, что неизбежно приводило к уходу в чистое теоретизирование.
Против исторической школы выступали представители фольклорно-этнографического подхода, за что нередко подвергались критике и преследованиям со стороны властей. Они настаивали на том, что былины, если и отражают историю, то в иной плоскости — гражданской и эстетической. Так, например, утверждал Владимир Пропп. Но главная идея сторонников этого направления заключалась в том, что былины — продукт устной народной традиции, развивавшейся в определенных социальных условиях (например, в крестьянской или дружинной среде). Их объяснять их надо законами фольклора, а не мифами или историей.
Что думают ученые в наше время?
Современные исследователи делают акцент на жанровой эволюции и культурном контексте, рассматривают былины как многослойный текст, обращают внимание на роль сказителей. А для изучения используются современные методы, такие как контекстуальный анализ, структурный и нарратологический подход и т.д.
Синтетический подход рассматривает былины как результат слияния мифологических мотивов, исторических реалий и фольклорных шаблонов. Ученые, такие как Юрий Смирнов и Анна Астахова, отмечают, что образы героев, в частности, Ильи Муромца, объединяют черты мифических персонажей, исторических фигур и народных идеалов.
Контекстуальный анализ изучает былины в их социокультурной среде, подчеркивая роль сказителей и аудитории (Борис Путилов, Владимир Аникин). Структурный подход исследует устойчивые мотивы и повествовательные структуры (Сергей Азбелев), а историческая школа изучает теперь уже просто возможные, а не обязательные исторические корни сюжетов (Алексей Марков). Например, образ Владимира Красное Солнышко, теперь воспринимается как обобщенный символ княжеской власти, а не конкретный исторический персонаж.
Этнокультурный подход изучает региональные особенности исполнения былин, а цифровые методы анализа позволяют систематизировать тексты и выявлять их варианты.
Ну и главное — представление о «древнем общерусском эпосе» медленно, но верно эволюционирует в представление о крестьянском фольклоре русского Севера XVII-XVIII веков, тесно связанного с культурой староверов. Что при этом делать с современной мифологией, опирающейся на научные заблуждения прошлых лет и сложившейся, в частности, вокруг фигуры Ильи Муромца, пока непонятно.