"Иногда думаю, хорошо, что тогда я был один. Потому что как бы ты это потом ни рассказывал, всё равно звучит глупо. И всё же — оно было. Я до сих пор уверен. Не галлюцинация, не переутомление, не северное «крыша едет».
Это было в феврале восемьдесят первого.
Я тогда работал вахтовым методом на Ямале. Автослесарем. Вахты были тяжёлые, техника ломалась постоянно, мороз давил как кувалдой. Всё как у всех. До той ночи. До того зимника.
Нет, не пугало. Странно было. Будто на секунду что-то повернулось не туда — не в плохую сторону, просто не по нашему. Я это вспоминаю без страха, но с оскоминой. Как железо на зубах.
Он был маленький. В меху.
Появился просто. Стоял у машины и смотрел.
А потом..."
"Станция наша называлась просто — «Север-2». Бараки, будка связи, дизельная, ангар, пара кунгов. Всё. До буровой — километров сорок, если по зимнику. Летом туда не пройти, болото. А зимой — как лотерея. Если всё в порядке — доберёшься за час. Если нет — можно и до весны не доехать.
Я был дежурным по автотехнике на ту смену. «Урал» с гусеницами — основной транспорт. На нём и поехал: доставить инструмент и кое-какие детали для буровой. Выехал днём, обратно возвращался уже ближе к ночи. Темнота, туман, температура — минус сорок два. Всё как всегда.
Сначала вроде ничего. Но потом — удар, толчок, двигатель взвыл, и машина замерла. Прямо посреди зимника. Без света, без тепла.
Я вылез, с фонарём, в тулупе, рукавицы толстые, нос промёрз за минуту. Под капотом — порвался один из шлангов, масло на снегу. Ремкомплект был, инструменты были. Работаю. Молча, быстро. Руки колом.
Вот тут и началось странное.
Сначала следы. Снег свежий, целина. И вдруг — чёткие отпечатки валенок. Маленькие. Как у ребёнка. Но шаг не детский — ровный, размеренный, как у взрослого. И вёл этот след не откуда-то, а как будто вышел прямо рядом с машиной.
Я встал, посветил фонарём вдоль следа. Он шёл вдоль зимника метров на десять, потом — исчез в рыхлом наветренном снегу.
Вернулся к машине. Работал молча, спиной к следам. Старался не думать. Потом почувствовал: кто-то рядом. Не шум, не движение — просто будто кто-то стоит.
Повернулся.
У кабины стоял человек.
Невысокий. Я бы сказал — метр ростом, не больше. Одет в мех, весь, как будто шит по одной выкройке, ни шва, ни застёжки. Лицо — не разобрать. Только борода, длинная, до земли почти. Стоит и смотрит.
Я не испугался. Устал, мёрз, но не испугался. Просто ждал.
Он заговорил. Голос — как ветер сквозь трубу. Не громко. Язык — не наш. Ни ненецкий, ни хантский. Вообще — неразборчивый.
Я сказал: «Не понимаю».
Он кивнул.
Подошёл к капоту, дотронулся до двигателя — перчаткой, как бы невзначай.
И ушёл. Тихо, почти без следа.
Я завёл мотор через две минуты. С первого раза. Хотя до этого он даже не схватывал.
Думал — показалось.
Может, кто из местных пришёл. Но кто? В сороках километрах от жилья, ночью, без снегохода, без света?
На базе ничего не сказал. Подумают — перемёрз.
Через неделю поехал с другой бригадой — ремонт генератора. Уже на другом направлении, ближе к реке. Опять ночная дорога, опять техника капризничает. Стоим.
И вот он.
Тот же мех. Та же борода.
Стоит у кунга, потом идёт к электрику — тот даже не удивился. Просто говорит:
— Подсказал что-то. Я не понял, но после этого оно заработало.
Я тогда спросил:
— Как он выглядел?
Тот говорит:
— Маленький. Как ребёнок. Только взгляд взрослый.
Мы его больше не видели.
Но через месяц уже ходили разговоры: будто кто-то странный ходит между бригадами, появляется, помогает. Ни у кого не берёт ничего, не требует, не говорит ясно. Просто указывает.
Официально — никто не подтверждал. Но на кухнях, в курилках, в мастерских — шёпотом, без смеха. Серьёзно.
И всё-таки — не страшно.
Никакой мистики. Никакой злобы.
Просто... чужое. По-другому устроенное.
Как будто он знает, как должно быть.
И просто... чинит.
После второй встречи я стал замечать, как люди меняются, когда рассказывают про него. Говорят мало, глядят в сторону. Не потому что боятся — скорее, не хотят портить что-то хрупкое. Словно нельзя это называть вслух, чтобы не спугнуть.
Я тоже молчал. Спросить официально было не у кого. Начальство не интересовалось, пока техника не ломается.
А ломаться она стала реже. Странно, но факт. Машины, генераторы, буровые — всё как будто держалось дольше. И если что случалось — рядом оказывался тот, кто «что-то видел».
Через пару недель один водитель рассказал, будто видел фигуру вдалеке — в пурге, у обрыва. Стоит, потом уходит. Он сначала думал — человек заблудился, хотел выехать помочь, но фигура исчезла. А потом — как ни странно — у него завёлся мотор, который не мог завестись трое суток.
Зимник у нас был долгий, с изгибами, шёл по старому руслу реки. Дорога тяжелая, но надёжная. Именно там я его встретил в третий раз.
Случилось это ближе к концу вахты. Я должен был перегнать списанный вездеход к складу у станции. Сам, без напарника — все были заняты, а я согласился. Хотел отвлечься.
Ехал медленно. Машина старая, коробка сбоит, печка не греет. Вечереет. Снег лёг рыхло, дорогу едва видно. Мерцание от фар — будто сквозь воду.
И снова — остановка. Без толчка. Просто — мотор глохнет, всё замирает. Пытаюсь завести — молчит. Выхожу. Смотрю — опять нет ничего явного. Но работает плохо.
Стою, думаю, курю.
И тут — рядом. Справа. Тихо.
Он.
Стоит, как всегда. В меху. Лицо в тени, как будто его и нет. Но борода та же, длинная. И руки в рукавицах, сложены перед собой. Ни шагов, ни звука. Просто есть.
Я не двигаюсь. Он не подходит, просто смотрит. Потом показывает на воздухозаборник — жестом, как механик. Я киваю. Иду, прочищаю. Он не уходит.
Потом делает шаг, дотрагивается до фары. Я слышу — внутри щёлкнуло. Сажусь, завожу. Завелась. Как новая.
Я оборачиваюсь — никого. Даже следов нет.
После этого случая я начал записывать, в блокнот. Не вслух, не в рапорты. Просто для себя. Каждый раз, когда техника вела себя странно — слишком хорошо или слишком точно — я делал пометку.
Через месяц таких отметок было девять. Из них три — с косвенным подтверждением. Кто-то слышал, кто-то мельком видел, кто-то просто чувствовал. Все говорили одно: он не пугает. Он как будто... чинит.
Весной вахту сменили. Меня оставили ещё на месяц, подменить механика. Станция пустела, снега было меньше, но холод держался.
И тут пришли другие. Из райцентра. Спецгруппа — техник, геодезист, и ещё один — без формы, без звания. Говорили, что просто «проверка состояния техники». Но спрашивали странно.
— Были ли случаи самопроизвольного запуска машин?
— Были ли поломки, которые потом исчезали сами?
— Кто работал один на маршрутах?
Я не говорил. Смотрел. Они что-то знали. Или догадывались.
Один из них — тот, без звания — спросил прямо:
— Вы слышали про «малыша в шубе»?
Я пожал плечами.
Он кивнул, будто понял. И сказал только:
— Если увидите — не трогайте. Пусть делает своё.
После этого его не было. Ни разу. До конца сезона. Ни мне, ни другим. Кто-то сказал: «Ушёл». Кто-то — «Проверяет других».
Но техника работала. Лучше, чем раньше.
Спустя годы я снова поехал на север. Уже не на Ямал, а в другой округ. Работа — похожая. Вахта, техника, зима. Всё повторяется.
И вдруг — разговор у костра.
Парень молодой, из новой бригады, говорит:
— Тут у нас дед один в меху прошёл. Маленький, смешной. Я подумал — шаман. Но он ко мне подошёл, на генератор показал — а он как раз сломался. Я ничего не понял, а он просто ушёл. А генератор потом — как по маслу.
Я не стал спрашивать. Просто записал: «Он ещё тут».
И вот теперь, спустя годы, думаю:
Не знаем мы, кто это. Не знаем — откуда. Может, был всегда. Может, пришёл. Но зла он не делает. И не ждёт ничего. Просто... наводит порядок.
Как будто у него свой список. Своё понимание, что «должно работать».
Не мираж. Просто — другой."
Что думаете?