Екатерина и Артём были женаты три года, когда в их жизни появился сын, маленький Дима. Им было по 30 лет, и их брак, начавшийся в студенческие годы в Нижнем Новгороде, казался крепким, выкованным из взаимной поддержки и тихой любви. Екатерина, невысокая женщина с каштановыми волосами, которые она часто собирала в небрежный пучок, работала филологом в местной школе, где её любили за мягкость и умение найти подход к детям. Артём, высокий и широкоплечий инженер с тёмными глазами и лёгкой улыбкой, трудился на стройке, мечтая однажды открыть собственное дело. Они познакомились в университетской библиотеке, где долгие часы за книгами переросли в разговоры о жизни, а затем — в любовь. Через год после выпуска Артём сделал предложение на берегу Волги, под звёздным небом, и Екатерина, смеясь от счастья, сказала «да». Их свадьба была скромной, в кругу близких друзей, но наполнена теплом и надеждами на большую семью. Однако рождение Димы, казалось бы, радостное событие, стало началом трещины в их отношениях.
Дима родился в середине июля, в жаркий день, когда город тонул в запахе липы и раскалённого асфальта. Екатерина провела в роддоме три долгих дня, и каждый вечер Артём приходил к ней с букетом ромашек — её любимых цветов, которые напоминали ей детство на даче у бабушки. Он приносил новости с работы, рассказывал смешные истории про коллег и держал её за руку, когда схватки становились невыносимыми. Маленький Дима, с круглым личиком и голубыми глазами, родился крепким и здоровым, и Артём, увидев сына, впервые за долгое время расплакался от радости. «Наш мальчик, Катя, — шептал он, гладя её по руке. — Мы сделали это вместе».
Тёща, Людмила Сергеевна, 58-летняя женщина с острым языком и привычкой вмешиваться в жизнь дочери, была рядом с первых дней. Она жила в том же городе, в трёхкомнатной квартире, доставшейся ей после развода с мужем, и с тех пор посвятила себя воспитанию Екатерины. После того как отец ушёл, когда дочери было пятнадцать, Людмила Сергеевна стала и матерью, и отцом, и наставником. Она была женщиной энергичной, с короткими седеющими волосами и взглядом, который мог пробить любого. Она помогала Екатерине с уходом за Димой: готовила супы, стирала пелёнки, рассказывала бесконечные истории из своего прошлого — как она сама рожала, как справлялась одна. Артём относился к ней с уважением, хотя иногда замечал её колкости, которые она бросала, будто невзначай. «Артём, ты бы почаще дома был, а не на этой стройке», — могла сказать она, и он лишь улыбался, не желая спорить.
Всё изменилось через неделю после выписки. Семья собралась на кухне их небольшой квартиры — двухкомнатной, с потёртым линолеумом и обоями, которые Екатерина обещала обновить после декрета. Она кормила Диму, сидя на стуле с подушкой под спину, Артём пил чай, задумчиво помешивая сахар, а Людмила Сергеевна суетилась у плиты, варила компот из ягод. В какой-то момент тёща, вытирая руки о передник, посмотрела на младенца и сказала с улыбкой: «Слава богу, похож на Артёма, а не на того твоего бывшего». Её тон был лёгким, почти шутливым, но слова повисли в воздухе, как гром среди ясного неба. Екатерина замерла, её лицо побледнело, а руки, державшие Диму, задрожали. Артём, до этого молчавший, поднял глаза. «Какого бывшего?» — спросил он тихо, но в его голосе уже чувствовалась сталь.
Людмила Сергеевна осеклась, осознав свою оплошность. «Ой, да шучу я, шучу! — попыталась она сгладить ситуацию, махнув рукой. — Просто вспомнила, как ты, Катя, в юности бегала за тем парнем, ну, помнишь, с соседнего двора». Но было поздно. Екатерина бросила на мать гневный взгляд: «Мама, замолчи!» Артём отставил чашку, его руки сжались в кулаки. «Катя, объясни, о чём она? — сказал он, его голос стал твёрже. — У тебя был кто-то до меня?»
Екатерина почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она знала, что у неё был роман до Артёма — три года назад, с Сергеем, парнем из соседнего дома. Это были бурные отношения, полные страстей и ссор, которые начались, когда ей было 25, и закончились, когда Сергей неожиданно уехал в Санкт-Петербург, оставив её с разбитым сердцем. Екатерина никогда не рассказывала об этом Артёму, решив, что прошлое не имеет значения, особенно после того, как их любовь стала для неё новым началом. Но слова тёщи открыли старую рану, и теперь её муж смотрел на неё с подозрением. «Артём, это было до тебя, — начала она, стараясь говорить спокойно, хотя слёзы уже подступали к глазам. — Это ничего не значит, Дима твой сын, я клянусь!» Но её слова звучали неубедительно даже для неё самой, потому что в голове Артёма уже роились сомнения.
Артём молчал. Он встал из-за стола, его движения были резкими, и ушёл в комнату, хлопнув дверью. Людмила Сергеевна попыталась вмешаться: «Артём, не слушай её, это я глупость сморозила!» Но он не ответил. Екатерина осталась на кухне, сжимая Диму, который начал плакать, словно чувствуя напряжение. Она укачивала сына, но мысли её были далеко. Она винила мать, но и себя — за то, что не рассказала правду раньше. Артём всегда был честен с ней, а она скрыла кусочек своей жизни, который теперь мог разрушить всё.
В ту ночь Артём почти не спал. Он лежал на кровати, глядя в потолок, и мысли роились в его голове. Он вспоминал, как Екатерина плакала в роддоме, как держала его руку, как радовалась каждому движению Димы в её животе. Но теперь он смотрел на неё другими глазами. «Как я могу быть уверен? — думал он. — Она скрыла от меня своё прошлое. Может, она мне ещё что-то не рассказала?» Его сердце разрывалось между любовью к жене и страхом, что ребёнок может быть не его. Екатерина, сидя в кресле с Димой, пыталась оправдаться: «Артём, это было до нас, я не хотела тебя ранить. Дима твой, посмотри на него — он в тебя, у него твои глаза!» Но Артём только качал головой: «Глаза могут быть от кого угодно. Я не знаю, Катя, я не знаю».
На следующее утро он ушёл на работу раньше обычного, не попрощавшись. Екатерина осталась одна с Димой, чувствуя, как её мир рушится. Она звонила подруге Ольге, которая знала о Сергее, и плакала в трубку: «Оля, я не знаю, что делать. Мама всё испортила, а Артём мне не верит». Ольга, женщина практичная, посоветовала: «Катя, расскажи ему всё честно. Если он тебя любит, он поймёт. А если нет — значит, он не достоин тебя». Но Екатерина боялась. Она знала, что правда о Сергее может только усугубить ситуацию.
Людмила Сергеевна вернулась на следующий день, полная раскаяния. Она принесла пирог и цветы, но Екатерина встретила её холодно. «Катя, прости меня, я не думала, что он так это воспримет, — сказала тёща, садясь на кухне. — Я просто хотела пошутить». Екатерина посмотрела на мать с горечью: «Мама, ты разрушила мою семью одной фразой. Зачем ты это сказала?» Людмила Сергеевна опустила глаза: «Я не хотела, чтобы он думал, что ты… ну, ты понимаешь. Я боялась за тебя. Этот Сергей был такой непредсказуемый, я думала, вдруг он вернётся». Екатерина покачала головой: «Мама, ты не имела права вмешиваться. Теперь Артём не доверяет мне».
Артём вернулся домой поздно, с усталым лицом и тяжёлым взглядом. Он сел на диван и сказал: «Катя, я не знаю, что думать. Я люблю тебя, но я не могу жить с сомнениями. Может, нам сделать тест ДНК?» Екатерина почувствовала, как её сердце сжалось. «Тест ДНК? — переспросила она, её голос дрожал. — Ты мне не веришь? После трёх лет брака, после родов, ты думаешь, что я могла… Артём, это наш сын!» Но Артём упрямо смотрел в пол: «Я хочу быть уверен. Иначе я не смогу жить спокойно. Я должен знать правду».
Семья оказалась на грани. Екатерина чувствовала себя преданной. Она вспоминала, как Артём был рядом, когда она болела гриппом в прошлом году, как он держал её за руку во время родов, как радовался первому смеху Димы. А теперь он сомневался в ней из-за слов тёщи. Она согласилась на тест, но с условием: «Хорошо, сделаем тест. Но если он подтвердит, что Дима твой, ты должен извиниться передо мной и мамой. И обещать, что больше не будешь слушать её сплетни». Артём кивнул, но в его глазах осталась тень сомнения.
Дни ожидания результатов были мучительными. Екатерина ходила по квартире, как тень, укачивая Диму и пытаясь не сорваться. Артём стал отстранённым: он приходил с работы, молча ужинал и уходил спать, избегая разговоров. Людмила Сергеевна звонила каждый день, спрашивала, как дела, но Екатерина отвечала коротко, не желая её видеть. Она винила мать, но и себя — за то молчание, которое теперь оборачивалось против неё.
Наконец, через неделю, пришли результаты. Дима был сыном Артёма на 99,9%. Екатерина, увидев бумагу, разрыдалась от облегчения, но и от обиды. Артём, держа тест в руках, долго молчал. Он смотрел на цифры, потом на Диму, который спал в колыбели, и наконец сказал: «Катя, прости меня. Я повёл себя как дурак. Я не должен был сомневаться». Он обнял её, и она почувствовала, как напряжение спадает, но рана осталась. Екатерина знала, что их доверие было подорвано, и хотя они решили остаться вместе, ей было трудно забыть его сомнения.
Людмила Сергеевна пришла с цветами и пирогом, полная раскаяния. «Катя, прости меня, я не хотела этого, — сказала она, опустив глаза. — Я просто боялась за тебя». Екатерина холодно ответила: «Мама, больше никогда не вмешивайся в мою жизнь. Ты чуть не разрушила мою семью». Артём тоже поговорил с тёщей, попросив её уважать их границы: «Людмила Сергеевна, я уважаю вас, но больше никаких шуток про моё семейство». Тёща кивнула, но Екатерина знала, что её слова ещё долго будут эхом в их доме.
Семья выстояла, но трещина осталась. Екатерина и Артём начали заново строить доверие: они проводили больше времени вместе, гуляли с Димой в парке, говорили о будущем. Но каждый раз, когда Артём смотрел на сына, Екатерина замечала в его глазах лёгкую тень — не сомнения, а сожаления. Она понимала, что им предстоит долгое время, чтобы залечить эту рану, и надеялась, что любовь, которая когда-то связала их, поможет преодолеть боль.