В Великий четверг на Страстной неделе вспоминают события Тайной вечери, ночь в Гефсиманском саду, час суда и предание Христа на смертные муки.
Каждый из этих эпизодов осмыслялся веками, а в Страстную неделю переживался как нечто личное, что в результате нашло свое отражение в языке, в том числе и в его фразеологическом фонде.
Чистый четверг — Великий четверг называют Чистым, поскольку в этот день Иисус Христос омыл ноги своим ученикам, показав пример смирения и служения.
Та́йная ве́черя — это последняя трапеза Иисуса Христа со своими двенадцатью ближайшими учениками, на котором Иисус Христос сказал, что один из учеников предаст его. Ве́черя (церк.-слав. ве́черѧ) — это ужин.
Гефсима́нский сад — это территория у подножия Елеонской горы, находящаяся к востоку от Старого города, в долине Кедрон. По окончании праздничной трапезы Иисус отправляется с учениками в Гефсиманский сад, где вознес свои молитвы Богу Отцу. Он просил апостолов бодрствовать вместе с ним и молиться, чтобы не впасть в искушение, но они уснули. Здесь он произнес слова: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия!
Поцелу́й Иу́ды, иу́дин поцелу́й — это фразеологизм, обозначающий какое-либо предательское действие, скрытое за лицемерным проявлением любви, дружбы. В прямом значении он и обозначает предательский поцелуй Иуды, который пришел около полуночи в Гефсиманский сад с множеством вооруженного народа, присланного от первосвященников и старейшин. И сказал им: "Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его" (Мф 26:48). И, подойдя к Иисусу, поцеловал его, после чего Иисуса схватили, а его ученики бежали, оставив его.
И давайте в заключение вспомним гениальное стихотворение Бориса Пастернака
ГЕФСИМАНСКИЙ САД
Мерцаньем звезд далеких безразлично
Был поворот дороги озарен.
Дорога шла вокруг горы Масличной,
Внизу под нею протекал Кедрон.
Лужайка обрывалась с половины.
За нею начинался Млечный Путь.
Седые серебристые маслины
Пытались вдаль по воздуху шагнуть.
В конце был чей-то сад, надел земельный.
Учеников оставив за стеной,
Он им сказал: «Душа скорбит смертельно,
Побудьте здесь и бодрствуйте со мной».
Он отказался без противоборства,
Как от вещей, полученных взаймы,
От всемогущества и чудотворства,
И был теперь как смертные, как мы.
Ночная даль теперь казалась краем
Уничтоженья и небытия.
Простор вселенной был необитаем,
И только сад был местом для житья.
И, глядя в эти черные провалы,
Пустые, без начала и конца,
Чтоб эта чаша смерти миновала,
В поту кровавом Он молил Отца.
Смягчив молитвой смертную истому,
Он вышел за ограду. На земле
Ученики, осиленные дремой,
Валялись в придорожном ковыле.
Он разбудил их: «Вас Господь сподобил
Жить в дни мои, вы ж разлеглись, как пласт.
Час Сына Человеческого пробил.
Он в руки грешников себя предаст».
И лишь сказал, неведомо откуда
Толпа рабов и скопище бродяг,
Огни, мечи и впереди ― Иуда
С предательским лобзаньем на устах.
Петр дал мечом отпор головорезам
И ухо одному из них отсек.
Но слышит: «Спор нельзя решать железом,
Вложи свой меч на место, человек.
Неужто тьмы крылатых легионов
Отец не снарядил бы мне сюда?
И, волоска тогда на мне не тронув,
Враги рассеялись бы без следа.
Но книга жизни подошла к странице,
Которая дороже всех святынь.
Сейчас должно написанное сбыться,
Пускай же сбудется оно. Аминь.
Ты видишь, ход веков подобен притче
И может загореться на ходу.
Во имя страшного ее величья
Я в добровольных муках в гроб сойду.
Я в гроб сойду и в третий день восстану,
И, как сплавляют по реке плоты,
Ко мне на суд, как баржи каравана,
Столетья поплывут из темноты».
1949