Утром я поделилась своими впечатлениями от произведения, а сейчас я вновь хочу предоставить слово Роману Мельникову. Разносторонний и очень личный отзыв.
Я не читал «Защиту Лужина» в школе, но моя младшая сестра, которая пошла в школу через 5 лет после меня, эту книгу на уроках литературы обсуждала, так что ее вполне можно рассматривать как часть школьной программы.
Долгое время Набокова я воспринимал как автора скандальной «Лолиты» и поэтому от его книг старался держаться подальше. Но все же в 28 лет, когда я был на самом пике творческой активности и очень активно и плодотворно работал над завершением своей докторской диссертации, я решился открыть «Защиту Лужина». И книга меня поразила – тем, что она написана обо мне и для меня.
Как и Лужин, я был достаточно замкнутым ребенком, плохо ориентирующимся в реальной действительности и стремящимся убежать от проблем реального мира в сферу чистого мышления и воображения – литературных художественных образов, математических задач и головоломок, шахматных комбинаций и позиционных стратегий. Серьезно я занимался шахматами всего два с половиной года, но все-таки дошел до уровня первой доски школы и второй доски своего города среди школьников. В шахматы я не только играл, но и писал о них стихи и даже занял однажды третье место на районной олимпиаде по литературе за сборник стихотворений о шахматах. В памяти осталось немногое, но можно вспомнить такие строки, которые я написал в 13 лет, когда был на пике своей шахматной формы:
«Противоборство двух умов железных,
Где все решает твердость и расчет,
Где комбинации витает дух чудесный,
Названье шахматы несет».
В целом я представляю собой нечто среднее между среднестатистическим обывателем и гроссмейстером Лужиным – совершенно неприспособленным к жизни человеком, полностью погруженным в идеальный мир шахматной игры и хорошо ориентирующемся только в нем. Но контраст между способностью действовать в областях моих сильных компетенций, в которых я чувствую себя более или менее уверенно, и многих сферах практической деятельности, где мне очень сложно справляться с возникающими проблемами, у меня тоже очень сильный и очень резкий, и это всегда было для меня крайне болезненно.
Одной из тех проблем, которые затрагиваются в «Защите Лужина», является проблема «вундеркиндства», или раннего прохождения интеллектуального пика с последующей деградацией. Она касается многих творческих людей, хотя и в разной степени. Интеллектуальный пик у достаточно многих достигается в районе 30 лет, а дальше идет деградация – появляется меньше творческих идей, эти идеи менее яркие и глубокие, и ты понимаешь, что больше не можешь работать на том уровне, что раньше. И жить, осознавая, что с каждым годом ты все больше и больше проигрываешь самому себе в 30-летнем возрасте, а конкуренты демонстрируют все лучшие и лучшие по сравнению с тобой результаты, достаточно непросто. В принципе выход существует: для шахматиста это тренерская работа, а для ученого – преподавание. И этот выход возможен для меня, но не для Лужина, который в гораздо большей степени, чем я, является неконтактным индивидуалистом, погруженным о очень узкие и специальные задачи, способность к успешному решению которых в остро конкурентной среде с возрастом снижается (этой теме посвящена и такая сильная книга, как «Дядя Петрос и проблема Гольдбаха» Апостолоса Доксиадиса).
Люди, подобные мне и Лужину, очень остро и болезненно реагируют на возникающие проблемы, и не могут всерьез не рассматривать такую защиту от них, как самоубийство. В конце повести Набокова Лужин совершает этот шаг, но я пока его не совершил.
Я многократно был в состоянии полного отчаяния, но максимально близок к самоубийству был всего два раза – в 2000 и 2022 г. И прыгнуть с высоты многоэтажного дома тогда я так и не решился (хотя Лужин и моя мама решились).
В 2000 г. я никак не мог придумать новые научные результаты для защиты своей кандидатской диссертации. Идеи в голову никак не приходили, хотя времени тратилось очень много. А ставка в игре для меня была предельно высокой – степень кандидата наук не только открывала для меня доступ к интересующей меня сфере профессиональной деятельности, но и давала освобождение от службы в армии. Я понимал, что неизбежную дедовщину, да даже и физические нагрузки и некомфортные условия быта в среде, в которой мои сильные стороны никому не нужны, мне не выдержать. Уголовное преступление путем взятки военкому тоже не казалось мне выходом – в отличие от Раскольникова, я понимал, что являюсь вовсе не Наполеоном, а «тварью дрожащей», совесть которой тяжести уголовного преступления не выдержит.
По большому счету от последнего шага тогда меня удержали не какие-то рациональные соображения, не мысли о том, как тяжело будет моим родителям пережить мое самоубийство, а иррациональный животный инстинкт самосохранения, который оказался выше доводов разума (и который не проявил себя в случае Лужина и моей мамы). Но я решил, что как абсолютно несостоятельное существо не заслуживаю права на пищу. И после того, как около 5 дней я вообще ничего не ел, мне пришла в голову идея, как модели иммунизации процентного риска можно более или менее нестандартно переформулировать и обыграть в российском контексте. Это было уже что-то, от чего можно было отталкиваться, и после этого диссертацию я написал примерно за 7 или 8 месяцев.
В 2022 г. для меня чудовищным ударом, которого я совершенно не ждал, оказалось начало cпeциальнoй вoеннoй oпeрации. Моя точка зрения по поводу этого события прямо противоположна официальной, но аргументировать ее публично сейчас явно неуместно. Но все же можно отметить, что сам я понес огромные финансовые потери из-за заморозки иностранных финансовых активов, мои родственники на другой стороне оказались в чудовищном положении, а мои коллеги, работы которых я очень высоко ценю, были вынуждены покинуть Россию. Мне казалось, что мир приобрел настолько ужасные, мрачные и деструктивные черты, что продолжать существование в его условиях больше невозможно (и в течение 6 месяцев я не спал больше 3 часов в день, просыпаясь ночью от ужаса, в который преломлялись ночью те информационные сигналы, которые я получал из новостей в дневное время).
И тогда от последнего шага меня тоже удержали не рациональные аргументы, не забота о тяжело больном папе, которому оставалось жить всего несколько месяцев, а опять же чисто животный и иррациональный инстинкт самосохранения. Но я понимал, что, сохраняя жизнь, поступаю как животное, в то время как личности вроде академика Посошкова из «Белых одежд» Дудинцева (гораздо более трезвомыслящие и адекватные, чем Лужин) на моем месте поступили бы иначе и достойнее.
«Защита Лужина» - очень глубокая, очень содержательная и очень страшная книга о том абсурдном и жестоком мире, в который мы заброшены, но есть в ней место и чему-то невероятно доброму и светлому. Большинство комментаторов в интернете (причем это исключительно женщины) относятся к жене Лужина достаточно негативно. Но для меня ее образ среди всех известных мне женских образов – один из самых возвышенных и самых любимых. Возможно, потому, что не все читательницы видят в нем то, что пытался показать Набоков, который пишет о ней так:
“До самого пленительного в ней никто еще не мог докопаться: это была таинственная способность души воспринимать в жизни только то, что когда-то привлекало и мучило в детстве, в ту пору, когда нюх у души безошибочен; выискивать забавное и трогательное; постоянно ощущать нестерпимую, нежную жалость к существу, живущему беспомощно и несчастно».
У подавляющего большинства известных мне женщин таких качеств нет (во всяком случае выраженных в такой степени, как у Лужиной), но именно это, в моем понимании, как раз и является высшим проявлением женственности. Да и в литературе нечто подобное отношению к Лужину его жены я встречал только в «Петере Каменцинде» Гессе на примере трогательной заботы Петера о горбуне Боппи.
Мне очень сложно искать защиту от угроз нашего страшного мира, и рано или поздно я, скорее всего, буду вынужден прибегнуть к защите Лужина. Но немало партий мне все-таки еще предстоит сыграть, и я надеюсь, что хотя бы некоторые из них будут содержательными и интересными, как и партии, сыгранных героем Набокова гроссмейстером Лужиным.
Спасибо Роману за то, что поделился своими мыслями и чувствами, вызванными этим многослойным и сильным произведением.