— Игорь Валериевич, одна из значительных страниц в Вашей жизни — служба в Афганистане — появилась исключительно благодаря Вашему же к этому стремлению. А ведь даже в относительно мирные времена далеко не все готовы исполнить свой воинский долг...
— Те, кто старается избежать службы в армии, думаю, были, есть и будут всегда. Было подобное и во времена моей юности. Но я хотел служить, и именно в Афганистане. Это было даже немного на каком-то подсознательном уровне. Летом 1986-го я был в гостях у родственников и, прощаясь с ними, неожиданно для себя самого сказал: «Всё, я иду в Афган»...
— А кто-то из Вашего тогдашнего окружения уже был в Афганистане?
— Нет, лично я никого не знал.
- Но как-то же Вы объясняли это желание хотя бы самому себе?
- Наверное, пример деда-фронтовика был перед глазами. Он прошёл всю войну, дошёл до Берлина, неоднократно был ранен, имел множество наград. Ещё, возможно, мне самому себе хотелось доказать, что я мужчина. Родителям, правда, об этом своём желании я ничего не говорил. Когда на сборном пункте в Тюмени спросили, кто хочет служить в «тёплых странах», я сразу вызвался. И со мной ещё пятеро лабытнангских парней. Так мы оказались в Батуми, в учебке, где нас в течение трёх месяцев готовили к отправке в Афганистан.
Этих подробностей родители не знали первые два месяца, думали, я так в Грузии и буду служить. А когда узнали правду – стали происходить странные вещи. Меня вдруг срочно начали обследовать с ног до головы, выискивать во мне какие-то надуманные физические изъяны, чуть ли не силой таскать по госпиталям. Я всё понять не мог, что происходит. Потом уже узнал, что это мама с папой всеми силами пытались удержать меня от неразумного, как им казалось, шага. Но я был настроен решительно. Хоть и понимал и жалел родителей. Они так и не смирились, до последнего ждали, что я образумлюсь.
Но меня уже было не переубедить. Хотя, если говорить откровенно, подготовка в учебке была недостаточной. Да и мало кто в 18 лет осознаёт, что это уже не игрушки, что всё серьёзно, что от полученных навыков зависит твоя жизнь, и поэтому нужно добросовестно заниматься теорией и практической военной подготовкой. Нам ещё долгое время всё казалось каким-то весёлым приключением.
- И когда пришло осознание действительности?
- Прилетев после учебки в Ташкент, дальше мы добирались на грузовиках, и на территории Афганистана оказались уже в темноте. В ту ночь я впервые увидел в горах трассирующую стрельбу - эти завораживающие светящиеся лучи от летящих в цель пуль и снарядов. И когда сопровождавший нас сержант тут же приказал всем лечь на пол кузова и не высовываться, что-то начало меняться в нашем сознании... Но всё равно было и страшно, и интересно одновременно.
- Служить Вам довелось в дорожных войсках...
- Да, в 278-й дорожно-комендантской бригаде. До её появления в 1983 году на дороге протяжённостью более 500 километров творился полный беспорядок. Инциденты случались постоянно. Из-за дорожных конфликтов никем не регулируемых автоколонн возникали заторы, которые приводили к гибели людей в тоннелях и на опасных перевальных участках, к перебоям с тыловым обеспечением войск. Поэтому нашей задачей было обеспечение безопасности движения на дороге, урегулирование конфликтов, своевременная эвакуация неисправной или повреждённой техники. И мы участвовали в выводе из Афганистана наших войск.
- Что в армейских буднях оказалось самым трудным?
- Город Пули-Хумри, где располагался наш гарнизон, – место для проживания нехорошее. Когда-то очень давно, веке в XIX, в этих местах от какой-то инфекции полегло порядка сорока тысяч английских солдат. Там же их и похоронили. А спустя время, уже при Советском Союзе, недалеко от места захоронения пробили скважину и стали добывать воду. Очень плохую воду, кипячение практически не спасало. Но ею приходилось пользоваться, много питьевой воды издалека ведь не навозишься. Меня Бог миловал, а вот другие наши ребята болели. И гепатит был, и даже тиф.
Песчаные бури тоже одолевали. Жили мы сперва в практически полуземлянке с печкой-буржуйкой, потом переселились в фанерные модули. А ураганный ветер «афганец», как известно, налетает внезапно, к нему не подготовишься заранее. И если вдруг окно или дверь не закрыты... Слой песка на всех поверхностях, песок в глазах, на зубах — абсолютно везде!
А ещё гречка. Все 18 месяцев. На завтрак, обед и ужин. С маслом, с тушёнкой, со сгущёнкой – с чем угодно, но всегда гречка! А я на свою беду её с детства терпеть не мог. Так что если на столе вдруг появлялась перловка, для меня это был настоящий праздник.
К счастью, позднее у нас появилась возможность организовать собственную столовую, появился свой «повар» – сослуживец из Средней Азии. Вот тогда мы начали питаться разнообразнее, даже плов готовили. Продукты сами добывали. Например, ремонтировали вышедшую из строя технику для проезжающих автоколонн, а нам за это давали то ящик тушёнки или сгущёнки, то мешок картошки. А в магазинчике в части на чеки, которыми мы зарплату получали, можно было иногда консервацией, сосисками или газировкой разжиться. Так что жаловаться грех.
- А местное население как относилось к нашим солдатам?
- По-разному бывало. Всё-таки мы находились в другой стране, приходилось быть начеку. Сами мы никому зла не желали. С кем-то даже дружили. И к нам многие дружелюбно относились. «Афганские» гражданские колонны нередко угощали нас местными сладостями, фруктами. Кстати, вкуснее тех дынь я больше в жизни не ел, хотя никогда не был их любителем.
Места там, конечно, колоритные. Горные массивы со снежными шапками на вершинах, очень красивая речка, в которой мы ловили крабов. Правда, зелень только ближе к горам, поэтому не совсем мой пейзаж. Но зато я жару на удивление легко переносил. Хотя температура воздуха была такая, что металл на солнце раскалялся до серьёзных ожогов при прикосновении, многим ребятам нелегко было.
- И не было сожалений о том, что так туда стремился?
- Нет, ни грамма. Во-первых, я считал тогда и уверен до сих пор, что мы выполняли свой долг, защищали рубежи Родины. И в том числе от проникновения на нашу территорию всяческой дряни вроде оружия или запрещённых веществ. Так что всё мы делали правильно.
А во-вторых, служба в армии меняет человека. У нас была так называемая «дедовщина», но правильная, без принижения человеческого достоинства. Кто служил, тот меня поймёт. Благодаря службе у меня выработалась внутренняя самодисциплина, я стал собраннее, ответственнее, выносливее. Слово «надо» приобрело для меня ещё больший вес. Появились собственные внутренние часы: когда надо — встану, сколько необходимо — буду спать. Как-то, уже после армии, я год работал без выходных – развозил еду по отделениям городской больницы. Вставать приходилось очень рано. Так вот за год я проспал всего однажды, и то потому, что часы перевели на летнее время, а я как-то этот момент пропустил. Для меня то опоздание на работу было катастрофой, я не привык подводить людей. К счастью, тогда удалось быстро исправить ситуацию.
- А в каком возрасте Вы впервые испытали чувство ответственности?
- Достаточно рано. Я ведь родился и вырос в селе, практически всё детство провёл с бабушкой и дедом, потому что родители учились, а потом работали в городе. По хозяйству помогал, картошку копал, коров пас. Как самый старший, постоянно нянчился с младшими сестрой и братом, ещё и двоюродных на всё лето привозили. Возился с ними: умыть-переодеть, мог и кашу, если надо, сварить. Понимал, что бабушке нелегко, что кроме меня помочь ей некому. Да и деда лишний раз опасался сердить, он строгим человеком был.
А ещё с детства старался зарабатывать самостоятельно. В школе каждую осень работал на уборке урожая, стеклотару по лесопосадкам собирал и сдавал. Помню, как на самые первые собственные деньги купил себе халвы — 100 граммов за 12 копеек, обожал её в детстве и до сих пор очень люблю.
- На увлечения время оставалось?
- Ещё когда жили на «большой земле», с удовольствием играл в футбол, неплохо получалось. Подростком значки собирал, в коллекции было, наверное, штук пятьсот. Самый любимый, кстати, почему-то был армейский, «II разряд по бегу». Он у меня один и остался из всей коллекции.
Но самыми любимыми игрушками всегда были машинки. С детства мечтал быть водителем. И мечту свою исполнил. Всю жизнь за рулём, по сей день. Хотя отец-музыкант, профессионально игравший на кларнете, саксофоне, пианино и аккордеоне, упорно пытался приобщить меня к музыке. В лабытнангском училище, куда я после восьмого класса пошёл учиться на слесаря-ремонтника, была своя группа, и я даже успел поиграть в ней на ударных. Слух у меня хороший, но вот усидчивости не хватало, не моё это всё-таки. Моё - техника, механизмы и тому подобное.
- А как жизнь привела Вас в Лабытнанги?
- Мама работала зоотехником, её как востребованного специалиста приглашали на работу в разные области, так что мне довелось «побродить» по стране вместе с родителями. И когда мне было лет двенадцать, их позвали сюда, в Лабытнанги.
- Помните свои первые впечатления о Севере?
- Мы приехали летом, на поезде. Как раз только прошёл дождь, сразу выглянуло солнце и помню, что меня поразило, как быстро всё вокруг высохло. У меня-то на родине сразу после дождя грязь и слякоть, а тут словно и не было ничего. Удивительным показалось. А ещё смена погоды: частая, неожиданная, стремительная. И первый наш с отцом поход за грибами в то лето запомнился. Мы набрали столько, что еле до дому дотащили, полная ванна грибов была. Мама тогда за голову схватилась, что ей теперь со всем этим делать...
Непривычными были условия, в которых мы жили первое время. Это называлось «квартира с подселением»: с общей на две семьи кухней и «ведропроводом». Хотя мы все дружно жили, я, уже имея опыт общения с младшими, присматривал за соседскими детьми. Потом уже маме как специалисту дали отдельное жильё.
- Игорь Валериевич, знаю, что Вы несколько лет подряд в День Победы угощали горожан солдатской кашей. Как родилась эта идея?
- Это всё благодаря деду, моей памяти о нём. Каждый год утром 9 мая он надевал ордена и шёл к памятнику возлагать цветы, встречаться с фронтовиками. А к его возвращению бабушка традиционно готовила в печи пшённую кашу – густую, наваристую, со шкварками. Запах стоял умопомрачительный! И вот этой кашей дед поминал своих боевых товарищей, свою фронтовую молодость... Как-то я поделился этими воспоминаниями с женой Ириной, которая поддерживает меня во всех начинаниях, и нам захотелось сделать что-то подобное. Как раз тот год был юбилейным, исполнялось 75 лет со дня Победы. Мы сварили на костре два восьмилитровых котелка каши, оформили машину под «полевую кухню», приехали на городскую площадь и стали всех угощать. Люди не сразу поняли, что происходит, кто-то даже спрашивал, почём порция (смеётся). А уже в следующие годы при помощи родных, друзей и знакомых 9 Мая мы готовили в разы больше каши и на машинах развозили ветеранам по домам. Это, наверное, самое меньшее, что я мог сделать в знак памяти и благодарности всем, кто отстоял наше право на жизнь и свободу.
- Судя по всему, Вы очень требовательный к себе человек. А что насчёт воспитания детей? Вы строгий отец?
- Иногда бываю. Но «злой полицейский», как, наверное, в большинстве семей, у нас всё-таки мама (смеётся). А если серьёзно, для меня главное, чтобы ребёнок рос порядочным человеком, с традиционными ценностями и любовью к родной земле. И учить лучше не словами, а делом. Сына так старался воспитывать. А с дочкой Полиной, когда она ещё училась в третьей школе, мы помогали оборудовать школьный Музей боевой славы, из Крыма привозили экспонаты с раскопок. Среди них, кстати, была даже немецкая «Восточная медаль», которая вручалась тем солдатам, кто во время зимней кампании 1941-1942 в СССР получили обморожение, за что в вермахте её иронично называли медалью за «мороженое мясо».
Вообще, радует, что в нашей стране ситуация с патриотизмом очень сильно изменилась к лучшему с 90-х годов, когда модно было ругать всё отечественное и восхищаться всем заграничным. Очень важно как можно раньше начинать воспитывать в детях любовь к своей стране, прививать им её буквально вместе с молоком матери. Также правильно, что в школах возобновляются уроки начальной военной подготовки. Я человек абсолютно не кровожадный, но полностью поддерживаю выражение «Хочешь мира – готовься к войне».
А ещё я за трудотерапию. Замечательно, что в школы постепенно возвращается обязанность учеников самостоятельно следить за чистотой и порядком в классах. Ведь это самый действенный способ научиться уважать чужой труд. Если и дальше так пойдёт, глядишь, и в нашем обществе снова начнут уважать не самых хитрых, оборотистых или обладающих нужными связями, а тех, кто честно и добросовестно работает.
- А разница в воспитании детей и внуков существует?
- Супруга, как всякая бабушка, пытается потакать капризам нашего единственного пока внука, но я слежу за этим и стараюсь пресекать. Насколько могу, конечно (смеётся).
Нет, для меня разницы нет. Уважение к старшим, отношение к труду, любовь к своей земле и соблюдение элементарных моральных и этических норм и правил должно быть заложено в человеке любого поколения.
- Вы по натуре больше романтик или прагматик?
- Два в одном. Например, очень люблю природу. В традициях нашей семьи – отпуск в палатках на берегу какого-нибудь водоёма. Разбиваем целый лагерь: с автономным электричеством, походной кухней, душем и так далее. И дочь с внуком приучаю проводить время не в городской суете, а на свежем воздухе, в отдалении от шумной толпы. Чтобы вживую слышать пение птиц, шум моря или речки, видеть, как встаёт и заходит солнце... Или в горы заберёмся – красоты невероятные, впечатления на всю жизнь остаются.
А вообще мы с женой немного авантюристы. Однажды на целый месяц отправились дикарями за границу. Ещё и дочку с собой взяли, и тёщу. Но самое смешное – никто из нас языка не знал! Но авантюра того стоила - отдохнули отлично.
И мечтать я люблю. Но при этом мои мечты прагматичны и в основном носят практический характер. Они больше похожи на стратегический план: как грамотно оборудовать пространство в гараже, какую живность я хотел бы разводить на пенсии, из какого материала будет теплица... То есть связаны больше с обустройством семейного быта, созданием комфорта для моих близких.
- Северными хобби – рыбалкой и охотой - увлекаетесь?
- Рыбачить люблю - на удочку, на спиннинг. А вот на охоту не тянет. Хотя дед был знатным охотником. А мне жалко зверей. По мне лучше тихая охота. Могу за полдня в тундре найти всего два гриба – и всё-равно буду совершенно счастлив. Потом сам заготовки на зиму делаю, причём чаще всего по наитию: рецепты берутся у меня откуда-то из головы, из воспоминаний о том, как это делала мама.
Я вообще люблю готовить. Наверное, от бабушки передалось. С раннего детства мне нравилось наблюдать за тем, как она готовила в русской печи. Достаточно часто сам готовлю дома. Но выпечку или десерты не делаю, предпочитаю что-то более основательное. Мясо, рыба, овощи, крупы. Борщи варю, супы. Родные и друзья чаще всего просят приготовить плов, любимое блюдо дочери в моём исполнении. Этот рецепт я ещё в армии от нашего повара-узбека перенял.
- Игорь Валериевич, Вы производите впечатление невероятно скромного и доброго человека. Признайтесь, Вам эти качества никогда не мешали в жизни?
- Если говорить о статусе воина-интернационалиста и всего, что к нему прилагается, то я никогда ничего для себя не просил и не требовал. Дают – хорошо, нет – не страшно. Я вообще не вижу смысла афишировать этот факт из моей биографии, а тем более им кичиться.
А по поводу доброты... Есть такое выражение: «Не делай добра, не получишь зла». Так вот мне повезло - я пока ни разу в жизни не убедился в правдивости этих слов. Может, и было что-то такое, да я этого не помню, потому что никогда не делал ничего напоказ, не ждал, что оценят или отблагодарят в ответ.
- Согласились бы что-нибудь изменить в своём прошлом, будь такая возможность?
- В глобальном смысле нет. Я всю жизнь занимаюсь тем, что люблю, у меня хорошая семья, живы и здоровы мои близкие, мой род продолжается. Чего человеку ещё желать? Вполне вероятно, что есть какие-то упущенные возможности. Но это уже из разряда «если бы молодость знала, если бы старость могла»... История не знает сослагательного наклонения и, наверное, оно и к лучшему. Иначе это была бы уже совсем другая жизнь. Не моя.
- А друзей у Вас много? Вы вообще человек открытый?
- Друзей много быть не может. Конечно, есть люди, с которыми мне приятно общаться, с кем я много лет поддерживаю тёплые отношения. А по поводу открытости... Наш командир в учебке в Батуми, очень хороший человек, говорил так: дружить можно со многими, доверять единицам, но верить – только самому себе. Мне близка такая позиция. Это не означает, что я совсем не верю людям, нет. Просто чтобы безоговорочно верить другому человеку, нужно знать его как себя самого. А это, согласитесь, невозможно. Да и завышаем мы частенько свои ожидания от других, наделяем их достоинствами, которых на самом деле никогда у них и не было. И сами же потом разочаровываемся. Поэтому только в себе, в своих возможностях и в своей искренности я могу быть уверен.
- С какими людьми Вы никогда не смогли бы общаться?
- Мне кажется, что таких нет, я с любым человеком найду общий язык. Может, потому что очень терпимо отношусь к чужим недостаткам и слабостям, в любой ситуации стараюсь поставить себя на место другого, чтобы понять его поступки и эмоции. Проще всего осудить и «навесить ярлык».
- А какие человеческие качества Вам особенно близки?
- Наверное, доброта. И стремление жить с таким отношением к людям, которого ожидаешь от них к самому себе. Вот, пожалуй, и всё.
Беседовала Иванна Чекина
Фото: Алексей Путряев