Мои бабушка с дедушкой, у которых я гостила каждое лето, из живности держали, в основном, кроликов. Но один раз ради эксперимента развели индюков. Для нас со Светкой это было не лето, а сущее наказание!
Привет всем! Ещё одна история про приключения в деревне.
Боялись мы их страшно. В хозяйстве было три индюка и пять индюшек. Что индюки, что индюшки были одинаково борзыми. Вот мы их шугались, вы бы видели. Бабушка их выпускала во двор пастись на травке, вот они и гоняли нас со своей территории.
Но мне было проще. Я петь умела. Громко умела, а Светка нет. А во двор-то надо. В туалет, например. Куда деваться? Вот мы со Светкой на пару и ходили. А при чём тут петь? А при том! Я же, как пела? О-о-о-чень громко! Индюки сначала шугались, громко курлыкали, потом стихали и начинали жаться к забору или к стенке катуха задницами. А я пела. Д-о-о-о-лго пела, пока Светка не пробежит назад из туалета в хату.
А пела я не абы что, а такие себе песни, патриотические, ритмичные, слуха музыкального просто не было на другие. А с ритмикой у меня как раз всё в порядке оказалось. Вот я и пела: "Взвейтесь кострами синие ночи, мы
пион-е-е-е-ры – дети рабочих!", а ещё: "Неба у-у-у-треннего стяг, в жизни важен первый шаг, слышишь веют над страною вихри я-я-я-ростных атак". А потом, как урежу: "И вновь продолжается бой! И сердцу тревожно в груди, и Л-е-е-е-нин так-о-о-о-й молодой и юный Октябрь впереди!".
И что после этого индюки про меня могли думать? А ещё "Вихри враждебные" очень уважала, особенно хорошо у меня получалось: "В бой роковой мы вступили с врагами, нас ещё с-у-у-у-дьбы безвестные ждут", и ещё так злобненько кулаком индюкам грозила.
Через недельку таких концертов меня индюки сторониться начали. Побаивались что ли? Как увидят, так сразу задницами к забору, мол, как же, как же, рады Вас видеть, наиталантнейшее талантство. Проходите, куда хотите, только петь ничего не надо, очень Вас просим. Даже курлыкнуть не смели. Но это через недельку. А пока приходилось петь.
И вот как-то Светке приспичило в туалет надолго. А чего делать? Она в туалете, а я на пеньке посередине двора сижу и концертирую. С чувством, с упоением, можно сказать. Индюки к забору прилипли, стоят на лапках, дрожат, а я ору во всю глотку – "Будённый наш братишка с нами весь нар-о-о-о-д, приказ голов не вешать и смотреть впер-ё-ё-ё-д". Кончилась песня, индюки чуть оживились, добавить надо, пою следующую.
– Танюшка, чаво тама случиласи? Чаво голосишь, как порося резана? – послышался из-за забора встревоженный голос деда Митрофана. – Борьку маво так спужала, что рысью со двора поскакал, вона ажник Лариску Карачову с ног сбил, хочь она и сама кабыла. Подь сюды, туды её через карамыслу.
А сюды это как раз в индюшачий загончик, который дедушка соорудил в промежутке между катухом и сарайчиком. Ну я и побежала к деду, загончик прикрыла, да так неудачно получилось. Крючок каким-то образом с обратной стороны от хлопка закрылся, но я этого пока не заметила.
– Здарова, Танюшка, чаво тама случиласи? А я было в магазин вышел идить, слышу, надрываишьси.
– Здрасте, деда Митрофан. Светка просто в туалет пошла, а я так индюков пугаю, чтобы они не нападали на нас.
– Индюков пугаишь, качарыжку им в рот? И чаво помогаить?
– Ага.
– Ну ещё бы! Я и сам было спужалси, туды ево в качелю. Режуть каво, думаю, чи не. Ты энта, так птицу бабе Клаве до инхфарта доведёшь. Ты уж тама давай потише али каки-нить други песни пой, не таки шумныи.
– Л-а-а-а-дно, пообещала я.
– Ну, пошёл до магазину, покедава, Танюшка.
И дед ушёл. Индюки уже расслабились, расхорохорились, раскурлыкались, а я пытаюсь какую-нибудь песню потише вспомнить. Не получается. Думаю, мол, пусть дед подальше отойдёт, тогда снова индюкам спою, то, что умею. И тут обнаруживаю, что калитка-то в загон с обратной стороны заперта. Через верх открыть – не достаю, а через щёлку, рука не пролазит.
А тут Светка из туалета выглядывает. Индюки встрепенулись и навострили лыжи в её сторону.
– Танька, пой! – орёт Светка.
– Сама пой, деда Митрофан ругается!
Светка запела. Ну, как запела? Заблеяла: "Вот кто-то с г-о-о-о-рочки-и-и спустился, нав-е-е-е-рно милый мой идёт". Индюки сбились в кучку и уже более решительно направились в Светкину сторону, подпевать, наверное. Светка ойкнула и скрылась за дверью туалета.
– Светка! – ору. – У меня дверь закрылась, не могу открыть, не достаю. Открой меня!
– Как я тебе открою, они меня не боятся!
– А ты громче пой!
Светка запела. Ну, как запела, завыла, скорее. Индюки как-то особенно тоскливо закурлыкали, а дедушкин Тузик завыл в унисон.
Тут уж на крыльцо выскочила перепуганная бабушка Клава.
– Девки! Вы чаво тута концерты мине устроили. Деда Вася отдыхаить, а вы тута орёти во все глотки! Вы иде есть?
– Я в индюшачьем загоне, а Светка в туалете, её индюки не пускают. А у меня дверь с обратной стороны закрылась, выпусти меня.
– Ой, горе вы моё, горюшка! – причитала бабушка, выпуская меня из загона. Увидев меня, индюки подпевать Светке передумали и двинулись в нашу с бабушкой сторону.
– Люди мира на минуту встаньте! Слышите? Слышите? Стон со всех сторон. Это раздаётся Бухенвальда колокольный звон! Колокольный звон! – осатанев от страха, завыла я громким басом.
До сих пор именно так помню эту песню, хоть и знаю, что слова там немного другие.
Бабушка ойкнула, схватившись за сердце, Тузик заскулил и залез в будку, а одна индюшка, самая маленькая, сначала от страха присела, а потом свалилась на бок, только лапки задёргались.
– Танюшка, замолчи за ради Христа! – взмолилась бабушка. – Всю птицу мине попериубиваишь! Беги в хату быстра, я индюков загоню, потом Светку выпущу.
А индюшка та не выжила. Аневризма головного мозга, наверное, слабенькая была, не выдержала, оторвалась, ну, а я-то тут при чём? Зато остальные индюки меня зауважали, а пусть знают наших. Искусство это вам не фунт изюму, понимать надо!
Спасибо, что прочитали.
Все материалы канала можно посмотреть здесь.
Весь дед Митрофан здесь.
Телеграм канал тут.