— Почему ласточки не прилетают? — с тревогой спросила Катя, оборачиваясь ко мне с таким выражением, словно в ее хрупких двенадцати годах заключена мудрость веков.
Мы стояли у заброшенного деревянного дома на окраине деревни. Его окна, слепые и темные, словно глаза старца, знающего все тайны мира, глядели на нас, пробирая дрожью до костей. Старый дом, обвитый виноградными плетями и покрытый мхом, казался таким хрупким, что мог развалиться от любого дуновения ветра. Но он стоял, зловеще возвышаясь в центре деревни, как напоминание о чем-то давнем и пугающем.
Катя крепче сжала мою руку. Ее ладонь была холодной, будто кусочек льда.
— Не знаю, сестренка, — ответил я, отворачивая взгляд от дома. — Наверное, просто задерживаются. Ветер не тот или что-то такое...
Слова мои звучали неуверенно, а сердце сжималось в груди, будто кто-то невидимый обвил его тонкими, ледяными пальцами. Годы спустя я буду проклинать себя за этот легкомысленный ответ, но тогда, в свои шестнадцать, я еще не знал, какой ужас готовился настигнуть нас.
В деревне царило странное молчание. Оно не было обычным покоем, к которому мы привыкли, а напоминало тягучее затишье перед бурей. Исчезли пение птиц, шорохи ветра, даже стрекот кузнечиков. Словно сам воздух напрягся, прислушиваясь к чему-то важному и страшному.
— Мама говорила, что если ласточки не прилетят до конца апреля, начнется беда, — Катя подняла на меня глаза, полные слез и отчаяния.
В ее словах слышался отголосок старой сказки, которую пересказывали шепотом, передавая из поколения в поколение. В этой сказке говорилось о проклятии, что спало на деревне, как чудовище в мраке. Проклятие просыпалось раз в сто лет, и его признаком было исчезновение птиц.
Согласно легенде, много лет назад, в разгар лютой зимы, в деревне появилась загадочная женщина. Она была в длинном черном платье, а ее лицо скрывала вуаль, через которую светились холодные глаза. Жители сторонились ее, называли ведьмой и пытались прогнать. Но она не уходила — стояла у старого колодца и тихо шептала что-то в вечерних сумерках.
Однажды дети, играя возле колодца, услышали, как она говорила о весне, которая никогда не наступит, и о том, что ласточки больше не вернутся. Испуганные, они побежали рассказать взрослым. Но когда взрослые собрались у колодца, странница уже исчезла. Осталась только пустота, холодная и бездонная, как ночь.
Весной ласточки не прилетели.
Первые знаки были едва заметны. Старый дед Григорий, молчаливый и глуховатый, жаловался, что по ночам слышит шепот у своего окна. А затем один из работников мельницы, Алексей, пропал. Его искали три дня, прочесывая лес и озеро, но нашли лишь на четвертый день — тело покоилось на берегу, с широко раскрытыми глазами, которые смотрели в небо, словно в последний миг жизни он увидел что-то невыносимое.
В деревне зашептались. Говорили, что проклятие вернулось.
Мы с Катей сидели на крыльце нашего дома, когда над деревней впервые раздался громкий, протяжный вой, не похожий ни на один звук, который я слышал прежде. Этот звук пробирался под кожу, в самое сердце, вызывая ледяной ужас, от которого хотелось бежать и прятаться.
— Это она, да? — шепнула Катя. — Странница.
Я не мог ответить. В голове вертелись слова легенды, которую я слышал в детстве. Говорили, что проклятие нельзя победить, его можно только переждать. Но как переждать то, что несет смерть?
С рассветом деревня встретила новый день. Туман, клубящийся над полями, казался белесым саваном, которым укрывалась земля. В нем угадывались странные силуэты — то ли деревья, то ли фигуры, медленно двигающиеся в утреннем мраке. Я не хотел выходить, но что-то тянуло меня к старому дому на окраине, будто невидимая сила звала туда, обещая разгадку.
Катя спала, и я решил не будить ее. Оделся и вышел, прокравшись по деревенской улице, залитой призрачным светом. Путь к заброшенному дому казался длиннее, чем был на самом деле, каждый шаг отдавался в ушах громким эхом.
Дом встретил меня молчаливо, только теперь его окна не были пустыми. Из глубины одного из них смотрела пара светящихся глаз. Я замер, не в силах сделать ни шага. Взгляд тех глаз прожигал меня насквозь, и я понял — легенда ожила. Странница вернулась.
— Что ты здесь ищешь, мальчик? — голос был мягким, но в нем слышалась сила, способная свернуть горы.
Я не мог ответить, только сделал шаг назад, надеясь, что меня отпустит эта ледяная хватка страха. Но голос вновь окутал меня, словно черное облако:
— Ласточки не вернутся, потому что я этого не хочу. И ты не сможешь изменить мою волю.
Светящийся взгляд погас, и я вновь оказался один, только сердце колотилось, как сумасшедшее.
Когда я вернулся домой, Катя уже не спала и смотрела на меня с испугом.
— Ты тоже это слышал, правда? — спросила она. Мне нечем было ей ответить.
Мы не знали, что делать. Все, что оставалось, — ждать, надеясь, что проклятие пройдет, не забрав больше жизней. Но с каждым днем ожидание становилось мучительнее. Страх поселился в каждом доме, каждую ночь деревню обнимал мрак, а вместе с ним — тихий шепот за окном.
На третий день исчез ребенок из соседней хаты. Мать кричала и плакала так, что, казалось, даже ветер замер, прислушиваясь. Я видел, как старики уводили ее от дома, шепча молитвы, но это не помогало — страх стал плотным, обволакивающим.
Проклятие деревни всегда было частью ее истории, старой и забытой, но теперь оно ожило, вышло из сказок, заполнив каждый угол. И, когда ночь наступила вновь, я понял, что нам с Катей не спастись, если мы останемся здесь.
Собравшись с духом, я обнял сестру и прошептал:
— Мы уходим. Прямо сейчас.
Катя не спросила, куда мы пойдем. Она доверилась мне, как всегда. И мы побежали, оставляя позади звуки шепота и холодный свет глаз, который, казалось, смотрел нам вслед.
Туман рассеялся только на рассвете, когда мы пересекли границу деревни. И тогда же я услышал первый крик ласточки, разорвавший утреннюю тишину, словно обещание новой жизни.
Это был лишь фрагмент того, что лежало в основе легенд.
***
✔ Если вам нравятся мои рассказы, подпишитесь и оставьте комментарий, буду очень рад Вам!