Любила бабушка Анютке сказки сказывать, а ещё больше нравилось Анютке их слушать. Сядут они, бывало, под яблоней в тени, и давай девочка бабушку просить: «Расскажи, свет-бабуся, про Сине озеро да про Чёрны топи!». Вздохнёт бабушка горестно, будто провидя что-то, да и заведёт неспешный свой сказ про давние времена, когда жила на берегу Синя озера златокосая красавица Фелицата. Кто ни глянет на неё — глаз оторвать не в силах.
Знает о чарах своих Фелицата, да не на доброе их употребляет. Многих обманная красота погубила, не один храбрец нашёл в Чёрных топях последнее своё пристанище. Недаром шла в народе дурная слава про гибельные те места; недаром так окрестили их люди — по чёрной душе Фелицаты, завлекавшей и губившей доверчивые души.
Помнит Анютка каждое слово наизусть, да не терпится ей ещё раз всю историю из бабушкиных уст услышать.
— А дальше-то, дальше что, бабушка? — с интересом спрашивает она каждый раз.
— Погоди, — отвечает бабушка. — Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.
И, внимательно глядя на Анюту, словно предостеречь от чего-то желая, сказывает старушка про тех, кто бесследно исчезал навеки, попав во владения злой красавицы.
— Да как же, бабушка, они туда попадали? — удивляется девочка. — Разве не знали они, что от Фелицаты живым не уйдёшь?
— В том-то и дело, что знали, — вздыхает бабушка, — да мало кого чужая беда учит. Те, кого злодейка красой завлекала, добровольно в плен шли. Другие, на удаль свою уповая, мнили, что над кем-кем, а над ними-то чары злые не властны.
— А почему она их заманивала? — допытывается внучка.
Даже растерялась бабушка от такого вопроса:
— Кто же, девочка моя милая, может понять чёрное сердце? Да и неполезно это знать. Опаснее гиблых топей такое любопытство.
Смутилась Анютка:
— Да это я, бабушка, просто так спросила.
— Ну, и хорошо. Ты у меня девочка разумная — поймёшь, надеюсь, почему я не велю тебе за Сине озеро ходить.
— Конечно, бабушка! — соглашается внучка. — Ни за что в жизни тебя не ослушаюсь.
— Вот и ладно, — отвечает бабушка, а у самой сердце неспокойно, словно беду чует.
Эх, сердце-вещун, не подвело ты мудрую старость, не обмануло, да что же в набат не било?
Занедужила как-то бабушка, прилегла в полдень отдохнуть, а Анютка, решив утешить старушку чем-нибудь приятным, взяла корзинку и отправилась за цветами да за ягодами.
Собирает, а ягоды одна другой отборнее. Да много-то их как — только поспевай наклоняться! А цветы-то, цветы какие — один другого краше! Сорвёт девочка цветочек, да ещё один. «Ну, последний», — уговаривает себя Анюта, а сама заходит дальше и дальше. Вот и солнышко последний раз девочку по щёчке погладило своим лучом ласковым, вот и заря последнее «прости» сказала… Не замечает девочка ничего — так увлеклась. Вот уж и Сине озеро позади, вот и топи Чёрны недалече.
Испугалась тут Анюта: «Ой, куда это я зашла?». И нет чтобы назад поворотить — села она на пень замшелый да утешать себя принялась: ничего страшного, мол; ночь перекоротаю здесь, а утром домой вернусь. Не соглашается сердце, бабушкин наказ напоминает. «Да ну! — отмахивается Анюта. — Когда это было? Никакой Фелицаты уже и в помине на свете нет».
Только подумала она так — глядь: женская фигура вдали замаячила. Платье зелёное с листвой сливается, а волосы белые издалёка видны, только не в косы они сплетены, а неряшливо по плечам распущены.
Приблизилась женщина. Боится Анюта ей в глаза глянуть, а в слова вслушивается. Нахваливает её Фелицата на чём свет стоит: и красивая-то она, и разумная, и добрая, и бабушке послушна… Шепчет жарко Фелицата слова свои льстивые, говорит речи обманные, манит к себе, и идёт-идёт Анюта на голос сладко-дурманный, как будто злым зельем опоённая. Вот почти вплотную она к злодейке приблизилась, да вдруг, задев рукой крестик нательный, подумала: «А откуда она про бабушку знает?». И от мысли этой словно очнулась девочка; отряхнула оцепенение, глянула Фелицате в лицо.
Ничего красивого не нашла в ней Анюта, и лицо ведьмино противным ей показалось, да охватил девочку ледянящий ужас. Кричит она в полный голос, а сама себя от страха еле слышит — словно комарик тихонько где-то попискивает. И вспомнились тут Анютке бабушкины слова: «А кто крестным знамением себя осенял, тех Фелицата десятой дорогой обходила». С трудом подняв руку, словно приросшую к телу, перекрестилась девочка, а ведьма затряслась, будто молнией поражённая.
«Ну, раз она креста боится, то мне страшиться нечего», — решила девочка и перекрестила ближайшее сухое дерево, причудливо изогнувшее ветви. Застонало дерево, заскрипело, и послышался негромкий плач, а затем сухой треск. Ствол дерева лопнул, словно стручок переспелой фасоли, и оттуда посыпались люди. Их было так много, что в самом большом селе не хватило бы домов, чтобы всех расселить.
Они так ликовали, что Анютке тоже стало весело. Глянув на Фелицату, девочка пожалела её: ведь когда-то она была молодой, красивой и, наверное, мечтала о счастье. «Пусть она расколдуется и порадуется вместе со всеми», — пожелала Анюта и перекрестила ведьму. Но гордыне ненавистна любовь. Заскрежетав зубами, Фелицата покрылась бородавками и стала уменьшаться в размерах.
Девочка удивилась, но освобождённые люди отвлекли её внимание. Они горячо благодарили свою спасительницу и наперебой приглашали в гости, обещая накормить вкусными пирогами. Поговорив со всеми, Анюта оглянулась на Фелицату, чтобы посмотреть, не вернулась ли к ней былая краса, но увидела лишь болотную жабу с выпученными глазами.
Вспомнила девочка, как, слушая бабушкину сказку, представляла она былинного могучего богатыря, который доскачет на статном коне до Чёрных топей, поцелуем развеет злобные чары и поведёт расколдованную Фелицату под венец.
Изумилась Анюта неожиданному концу и засобиралась домой.
— Кв-ва, кв-ва, кв-вуда? Кв-вуда? — выпучив глаза, заквакала вслед жаба. Да кто ж её побоится?