В последние двадцать лет своей жизни Альберт Эйнштейн сосредоточил все усилия на попытках создать единую теорию поля.
К сожалению, эта попытка оказалась неудачной и не вызвала энтузиазма у его коллег. В итоге она превратилась в одиночное исследование, которое фактически изолировало Эйнштейна от остального научного сообщества.
Студенты Принстонского университета, которые часто видели его прогуливающимся по кампусу, старались не приближаться к нему, зная, что просьба сделать диссертацию под его руководством может стоить им опасной изоляции, которая, почти наверняка, в итоге обернулась бы преждевременным академическим самоубийством.
Однако однажды некий студент обратился к Эйнштейну с просьбой изучить такую возможность.
Удивление было таким сильным, что знаменитый физик, не зная, как поступить в этой абсолютно новой и неожиданной ситуации, решил обратиться за советом к Роберту Оппенгеймеру, отцу атомной бомбы, который в то время занимал должность директора Института перспективных исследований.
«Профессор Оппенгеймер, я хотел бы спросить вас, как мне себя вести: ко мне пришёл блестящий студент из Принстона, чтобы выразить свой глубокий интерес к тому, чем я сейчас занимаюсь, и узнать, есть ли у нас какие-нибудь стипендии».
Напряжение, накопившееся за годы Манхэттенского проекта, обвинения и расследования, которым подвергся Оппенгеймер из-за своей предполагаемой активной деятельности в коммунистической партии, а также его язвительный характер сделали физика, если хотите, ещё более агрессивным и язвительным.
Отсюда и его ледяной ответ.
«Профессор Эйнштейн, выражения «блестящий студент» и «глубокий интерес к тому, чем я занимаюсь» нельзя использовать в одном предложении».