ПРЕДЫДУЩИЕ ПУБЛИКАЦИИ ЦИКЛА "ЧТО ЧИТАЛИ 200 ЛЕТ НАЗАД?" - В ИЛЛЮСТРИРОВАННОМ КАТАЛОГЕ "РУССКIЙ РЕЗОНЕРЪ" ИЗБРАННОЕ
Всем утра доброго, дня хорошего, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute, или как вам угодно!
Я по-прежнему - извольте видеть - выделяю финальную фразу, в буквальном смысле пожимая плечами, ибо если "не угодно", то что ж тут поделаешь? Никоим образом не сожалею о проделанной немалой работе в "Что читали 200 лет назад?" - это был благодарный труд... хотя бы для меня самого. Если он и остался незамеченным, полагаю, винить в том нужно лишь автора, по-видимому, не сумевшего облечь материал в более доступную и популярную форму. Вроде Хармса: "... Однажды Греч решил вдруг издавать журнал..." Наверное, так! Тем не менее, принаряжать уже содеянное в жанр литературного лубка уже поздно, осталось лишь перекинуть последние мостки от погодинских "тёплых ребят" и "Московского вестника" к финальному пункту нашей антологии... Пункту, окончательно и во всех смыслах закрывающему тему "Что читали 200 лет назад?", ибо далее начинается совершенно другая эпоха и совершенно другая антология, написать которую, верно, суждено кому-то другому... Итак - "Современник"!
"Что уж тут умничать?" - вправе воскликнуть читатель с багажом познаний куда больших нежели чем у вашего автора. - "Кто не знает печальную историю пушкинского "Современника"?"
- "... Осмеливаюсь беспокоить Ваше сиятельство покорнейшею просьбою. Я желал бы в следующем, 1836 году издать четыре тома статей чисто литературных (как-то повестей, стихотворений etc.), исторических, ученых, также критических разборов русской и иностранной словесности; наподобие английских трехмесячных Reviews. Отказавшись от участия во всех наших журналах, я лишился и своих доходов. Издание таковой Review доставило бы мне вновь независимость, а вместе и способ продолжать труды, мною начатые. Это было бы для меня новым благодеянием государя..." (Из письма Пушкина А.Х.Бенкендорфу от 31 декабря 1835 года)
- "... Пора нам отделаться от ярыжников литераторов и составить свое общество, в котором бы не пахло ни пуншем, ни ерофеичем..." (Из письма Дениса Давыдова П.А.Вяземскому 1835 г.)
Да-да, это всё известно. Как, впрочем, и то, что все надежды Пушкина как редактора довольно быстро развеялись по ветру читательского равнодушия. 600 подписчиков. 600. Для журнала - цифра самоубийственная. Для издателя, намеревавшегося иметь с него 20 тысяч верного дохода - катастрофа. Особенно, ежели припомнить - в какой вообще финансовой яме оказался Пушкин к и без того безрадостному для него 1836 году. И чего же ей надо - этой публике? Вспомним всё тот же "Московский вестник" Погодина, также не имевший успеха - в том числе и по причине малочисленности публикаций в нём Пушкина! Так вот вам, господа, Пушкин - сколь угодно. Его рука в журнале - повсюду, а если и не его, так по его нраву и выбору. Разве что на некоторый период времени, находясь в Москве, он выпустил бразды управления "Современником", к изданию второго тома доверившись вкусам ближайших сотрудников - Плетнёва и князя Одоевского. Выражаясь языком нынешним - журнал был от обложки до последней запятой полностью авторским проектом Пушкина. Именно поэтому, когда, чувствуя, что "Современник" медленно, но верно плывёт не в те гавани (а, скорее, в заводи читательского забвения), Одоевский с молодым тогда ещё Краевским устроили нечто вроде "бунта на корабле" и предложили Пушкину некоторую реформу, по которой они имели бы больший контроль над журналом, Пушкин... отказал им. Он чувствовал, что в этом случае "Современник" перестанет быть его "Современником", обратившись в некоторое подобие то ли "Московского вестника", то ли "Московского телеграфа", а то ли вообще - чорт его знает чего...
Итак, давайте полистаем первый нумер. И что же с ним "не так"?
1. Сам автор - "Пир Петра Первого". Хотели Пушкина - получите.
Над Невою резво вьются
Флаги пестрые судов;
Звучно с лодок раздаются
Песни дружные гребцов;
В царском доме пир веселый;
Речь гостей хмельна, шумна;
И Нева пальбой тяжелой
Далеко потрясена...
2. Василий Андреевич Жуковский - "Ночной смотр"
В двенадцать часов по ночам
Из гроба встает барабанщик;
И ходит он взад и вперед,
И бьет он проворно тревогу.
И в темных гробах барабан
Могучую будит пехоту...
3. Снова Пушкин - в модном жанре путевых заметок". "Путешествие в Арзрум"
"Из Москвы поехал я на Калугу, Белев и Орел, и сделал таким образом 200 верст лишних; зато увидел Ермолова. Он живет в Орле, близ коего находится его деревня. Я приехал к нему в восемь часов утра и не застал его дома..."
4. Авторский разбор сочинений Архиепископа Белорусского Георгия Конисского
"... Георгій есть одинъ изъ самыхъ достопамятныхъ Мужей минувшаго столѣтія. Жизнь его принадлежитъ Исторіи. Онъ вступилъ въ управленіе своею Епархіей, когда Бѣлоруссія находилась еще подъ игомъ Польши. Православіе было гонимо Католическимъ фанатизмомъ. Церкви наши стояли пусты, или отданы были Уніятамъ. Миссіонеры насильно гнали народъ въ Уніятскіе кастёлы, ругались надъ ослушниками, сѣкли ихъ, заключали въ темницы, томили голодомъ, отымали у нихъ дѣтей, дабы воспитывать ихъ въ своей вѣрѣ, уничтожали браки, совершенные по обрядамъ нашей Церкви, ругались надъ могилами православныхъ..."
5. Ещё немного Пушкина? Извольте - "Скупой рыцарь"
"... Во что бы то ни стало на турнире
Явлюсь я. Покажи мне шлем, Иван...
Пробит насквозь, испорчен. Невозможно
Его надеть. Достать мне надо новый.
Какой удар! проклятый граф Делорж!.."
6. Барон Е.Ф.Розен "О рифме". Весьма объёмный академический разбор применения рифмы в мировой поэзии со времён Софокла. Занятно! Приведу финальный абзац. Нечто в стилистике князя Петра Андреевича Вяземского:
... Человѣчество идетъ впередъ — и кинетъ всѣ побрякушки, коими забавлялось въ незрѣломъ возрастѣ. Дальнѣйшее потомство прочтетъ рифмованные стихи съ тѣмъ же неодобреніемъ, съ какимъ мы читаемъ гекзаметры Леона. Послѣднимъ убѣжищемъ рифмы будетъ застольная пѣсня, или навѣрное — дамскій альбомъ!
6. Султан Казы-Гирей, Долина Ажитугай. Ещё одни путевые заметки, писанные в истинно восточным сладострастием и пышностью. Приведу кусок из финального абзаца:
... Да, Кавказъ! твои дни и ночи, твои бури, твоя пышная зелень равнинъ и заоблачный снѣгъ твоихъ горъ дышутъ чѣмъ-то потрясающимъ. Все и все здѣсь поражаетъ сердце, и поэту не надобно идти далеко...
7. Ооо!.. Гоголь "Коляска"!
"Городок Б. очень повеселел, когда начал в нем стоять *** кавалерийский полк. А до того времени было в нем страх скучно. Когда, бывало, проезжаешь его и взглянешь на низенькие мазаные домики, которые смотрят на улицу до невероятности кисло, то… невозможно выразить, что делается тогда на сердце: тоска такая, как будто бы или проигрался, или отпустил некстати какую-нибудь глупость, — одним словом: нехорошо..."
8. И опять Пушкин - "Из Шенье"
Покров, упитанный язвительною кровью,
Кентавра мстящий дар, ревнивою любовью
Алкиду передан. Алкид его приял.
В божественной крови яд быстрый побежал.
Се — ярый мученик, в ночи скитаясь, воет;
Стопами тяжкими вершину Эты роет;
Гнет, ломит древеса; исторженные пни
Высоко громоздит; его рукой они
В костер навалены; он их зажег; он всходит;
Недвижим на костре он в небо взор возводит;
Под мышцей палица; в ногах немейский лев
Разостлан. Дунул ветр; поднялся свист и рев;
Треща горит костер; и вскоре пламя, воя,
Уносит к небесам бессмертный дух героя
9. Критический разбор "О движении журнальной литературы" в 1834 и 1835 году". Без подписи, но... право же...
"Журнальная литтература, эта живая, свѣжая, говорливая, чуткая литтература, также необходима области наукъ и художествъ, какъ пути сообщенія для Государства, какъ ярмарки и биржи для купечества и торговли. Она ворочаетъ вкусомъ толпы, обращаетъ и пускаетъ въ ходъ все выходящее наружу въ книжномъ мірѣ, и которое безъ того было бы въ обоихъ смыслахъ мертвымъ капиталомъ. Она быстрый, своенравный размѣнъ всеобщихъ мнѣній, живой разговоръ всего тиснимаго типографскими станками; ея голосъ есть вѣрный, представитель мнѣнiй цѣлой эпохи и вѣка, мнѣній, безъ нее бы исчезнувшихъ безгласно..."
Пробежал глазами весь текст - просто ради тематического интересу (про журналы же!). Весьма сдержанный тон. Прямых выпадов в адрес Греча и Булгарина - нет, но тонкая ирония сквозь буквы таки просачивается. Несколько досталось Барону Брамбеусу-Сенковскому с его "Библиотекой для чтения". Холодный реверанс Смирдину - человек для общего дела полезный всё же. Опять же - сдержанно проехались на рессорной коляске мимо погодинско-шевырёвской пишущей компании и московских журналов вообще. О запрещённом в 1834-м "Телеграфе" Полевого упомянуто единожды и вскользь (отдадим должное - без пляски на костях кадавра). Заключу - весьма умеренно, хоть и несколько свысока. Впрочем, ежели не приплетать брызжущего слюнями во все стороны Булгарина, для которого "кругом - враги", "несколько свысока" - вполне себе bon ton времени. Хотя - уже обмакнул в склянку с ядом кураре некоторый Белинский...
10. Князь Пётр Андреевич Вяземский, добро пожаловать. "Роза и кипарис" с посвящением княгине М.А.Потоцкой. "Красивое" - наверно? Короткое - во всяком случае. Государственный человек, не до ерунды. Так, безделица - в рамках дозволенного и приличий.
Вот вы и я: подобье розы милой,
Цветёте вы и чувством, и красой;
Я кипарис угрюмый и унылый,
Воспитанный летами и грозой.
И будет мне воспоминанье ваше,
Подобно ей, свежо благоухать;
При нём душе веселье будет краше,
При нём душе отраднее страдать.
Когда же вам сгрустнётся и случайно
Средь ясных дней проглянет чёрный день —
Пускай моё воспоминанье тайно
Вас осенит, как кипариса тень.
11. Ещё Гоголь? Прекрасно-прекрасно. "Утро делового человека". "Петербургские сцены", в которых словно перемешаны герои "Игроков", "Мертвых душ", "Женитьбы" и угадываются некоторые черты ещё не рожденного гончаровского дядюшки Адуева.
12 и далее... Я верно уж утомил читателя столь детальным разбором? Сейчас-сейчас, право... я уж закругляюсь. Чуть позже вы поймёте - к чему это всё. Дополню содержание титульного нумера лишь упоминаниями: о "Разборе парижского математического (!!!) ежегодника за 1836 год", , выполненным известным столичным острословом князем П.Б.Козловским, "Хронике русского" из Парижу руки Александра Ивановича Тургенева и солидного - на 23 страницы - реестра "Новые книги", в котором какие-то издания лишь упоминаются одною строкой, а из некоторых приводятся выдержки".
ВСЁ! 320 страниц. А каково содержание? Не удержусь - едва ли какой-то другой журнал, да и предыдущих лет имел столь солидное наполнение. Повторюсь с вопросом: и что же тебе надобно, читатель? Верно, на этот раз - слишком много Пушкина? Да-да, бытует такое мнение среди поверхностно знакомых с материалом, хотя - объективно - он здесь рассыпан дозированно, расчетливо и разнообразно. Одною фразой - нумер удался, браво!
... Чего, к сожалению, не скажешь о нумере два. Уже упоминалось - Пушкин отъехал по делам в Москву, доверившись Одоевскому с Плетнёвым. На этот раз самого Пушкина в прямом виде не было вовсе, а вместо него имелись... весьма спорные вещи вроде "Мифологии вотяков и черемис" или разбора книги "Статистическое описание Нахичеванской провинции". Были Кольцов, снова "путешественник" султан Казы-Гирей, новая публицистика барона Розена, записки "кавалер-девицы" Дуровой, князь Вяземский разобрал по косточкам гоголевского "Ревизора"... Вроде всё то, но... не то! Тираж - как и первого нумера - 2 400 экземпляров.
Словно спохватившись, редакция обильно наполняет нумер третий вновь Пушкиным, "Носом" Гоголя, Вяземским, дебютами "Современника" в лицах Дениса Давыдова и "русского немца" молодого Тютчева, но... тираж уже ровно в два раза меньше. А подписчиков, повторюсь, - 600. В семье Пушкина - известные неурядицы, связанные со слухами вокруг Натальи Николаевны. Надежды на "20 тысяч верного дохода" тают на глазах...
Четвёртый нумер издаётся вовсе трагичным тиражом в 900 экземпляров, он заметно похудел на целых 100 страниц, а уж авторское наполнение сжалось до четырёх участников: записки Давыдова о взятии Дрездена, 8 стихотворений опять Тютчева, поэтическое обращение Боратынского к Вяземскому, зато... "Капитанская дочка". Ultima ratio regum Пушкина. Мог бы - как встарь - издать отдельною книжкой. Верно - заработал бы. Или уже нет?..
В чём фокус? Чем публике не угодил пушкинский "Современник"? Или - и в самом деле, как отмечал Белинский, - успех любого журнала стал невозможен без модных картинок из Парижу? Или (за что любили в СССР софроновский "Огонёк") читателю надобны были крестословицы и "тождесловы с соименниками"? Или надо было... попроще, добавить глупостей вроде Измайлова или Свиньина? Или - патриотизму поболе? А может - наоборот - подпустить этакого космополитизму аккуратненько? Но тогда бы это был уже не Пушкин. Думаю, он попросту опередил своё время, в том числе - и своего читателя. Большое видится на расстоянии. Фатальный несчастливчик в коммерции, Пушкин откровенно нуждался в опытном финансовом антрепренёре, которому мог бы довериться стопроцентно, в гуру, имевшем бы дерзость и право говорить: нет, Александр Сергеевич, этак мы с вами делать не станем, а поступим, пожалуй, вот как... Считается, что аудитория всегда права, и отсутствие успеха есть доказательство сомнительности вашего Гения. Это, конечно, не так, и в Истории было сколь угодно примеров, когда непонятый современниками продукт чьего-то творчества после приобретал статус культового. Пушкин - ярчайший пример как раз подобного явления. Озарив соотечественников плодами своего божественного дарования, он при жизни не получил и сотой доли их признательности. Россия попросту не поняла - что всё это было, и чем одарил её этот неуёмный, неудобный человек? То же - с "Современником", упрощая формулировку, можно выразиться так: журнал был слишком хорош для тогдашней аудитории. Трагический неуспех его - лишь одна сторона монеты, гораздо важнее вторая, на которой десятилетие спустя некто Некрасов, переняв пушкинские принсипы и задачи, поднял знамя "Современника" и "толстой" журналистики вообще на недостижимый ранее уровень. Завершить нашу антологию я бы, пожалуй, хотел недурной цитатою из критика, которого Пушкин всё хотел залучить к себе в "Современник", критика, который как раз в 1836 году полагал, что поэт "исписался", и он уж не тот. Да, Белинский, публицист сколь яркий, столь же и непостоянный в своих убеждениях и утверждениях. Кстати, его извилистый путь к этой цитате лишь доказывает справедливость тезиса о том, на какой Монблан гениальности Поэт был выше своей Эпохи.
- Пушкин принадлежит к вечно живущим и движущимся явлениям, не останавливающимся на той точке, на которой застала их смерть, но продолжающим развиваться в сознании общества. Каждая эпоха произносит о них свое суждение и, как бы ни верно поняла она их, но всегда оставит следующей за нею эпохе сказать что-нибудь новое и более верное, и ни одна и никогда не выскажет всего
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
Всё сколь-нибудь регулярное на канале - в каталоге "РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE