О будущем предвидел старец Феодосий из Почаевской Лавры и всегда просил всех, прежде всего, стремиться к покаянию, а вот уходить в раскол ни в коем случае не разрешал, чтобы ни навязывали и как бы ни заставляли. Говорил, что нужен держать Московского Патриарха и не принимать иных. Он предвидел приход раскольников, а однажды даже встретился с ними. А вообще он ничего не боялся и Бог его берег и всем завещал не бояться ничего, потому что с Богом, как говорят, хоть за синее море.
Доброта и милосердие, молитва и вера
Схиархимандрит Феодосий, в мантийном постриге – отец Ахила, относился с глубокой любовью к паломникам и бедным монахам. Каждый вечер, по завершении службы и общего ужина монастырского братства, которые завершались в девять или восемь часов вечера, он спешил с ведрами, чтобы собрать оставшуюся пищу, складывал её в ведра и спускался вниз.
После того как он накормит всех людей (это были разные люди от нищих до тех, кто не знал куда податься), ожидающих его, начинался его духовный труд – чтение молебнов, продолжительность которых была неопределенна. Он вместе с народом молился, читая акафисты до глубокой ночи, до одного часа, по три-четыре раза. Это было его ежедневное дело, даже после всенощной, которая заканчивалась около десяти или одиннадцати вечера, в пещерном храме, где люди проводили ночь.
Однажды, когда отец Феодосий выходил с ведрами, ему навстречу шёл игумен, который возразил:
«Отец Ахила, зачем вы кормите этих бездельников?»
Но старец, отличавшийся простотой и добродушием, лишь улыбнулся и ответил:
«Мы сами ничего не производим, они молятся, трудятся, следовательно, их надо кормить».
Так он всех любил, не взирая на лица.
Утром архимандрит Феодосий неизменно присутствовал на утренней Литургии. Учитывая его молитвенное усердие и постоянное посещение полунощницы, оставалось загадкой, когда же он находил время для сна, особенно учитывая его почтенный возраст, приближающийся к столетию. Сила его духа, без сомнения, питалась молитвой, и никогда он не опаздывал на богослужения, всегда прибывая за пятнадцать минут до их начала и занимая своё место в алтаре.
Однажды, вернувшись с Кавказа около четырёх утра, он не успел даже как следует отдохнуть, как менее чем через час уже присутствовал на службе, вызывая удивление и восхищение среди братии, которые говорили о том, как Бог помогает старцу.
Он всегда был первым, кто приходил в алтарь, и последним, кто его покидал, каждый день без исключения. График его служений был весьма насыщен: он приходил на богослужения за пятнадцать минут до начала, ожидая открытия алтаря, затем садился на свой стул у иконы и непрерывно перебирал чётки. Вечернее служение он заканчивал до конца, после чего торопился перекусить, собирать в ведра остатки еды и вновь сразу же отправлялся кормить паломников и бедных, продолжая читать акафисты до поздней ночи.
На полунощницу, которая начиналась в пять утра, он прибывал за пятнадцать минут и занимал своё место у иконы, готовя лампаду. В течение пятнадцати лет он нес послушание у чудотворной Почаевской иконы Божией Матери, и до завершения акафиста оставался у иконы. С вечера до шести утра монах совершал полунощницу, а затем продолжал молитвы акафистом до седьми часов. По завершении, он возносил икону вверх, после чего отправлялся на отдых.
Присоединяясь к вечернему богослужению, которое начиналось в восемь сорок пять, он покидал его после молитвы "Отче наш", чтобы заняться чтением молитвенных правил. Это было ежедневной практикой, несмотря на то, что каждое воскресенье он также исполнял Литургию.
После Литургии он снова становился у иконы, и так как к верующим присоединялось множество народа, ему приходилось стоять перед святыней до двух-трех часов дня.
Изгонял бесов
Монах также осуществлял отчитки над одержимыми, в своей келье изучал Евангелие и соблюдал все монашеские обязанности. Иногда, монахи на службе слышали, как он негромко молился.
Его отношение к власти нельзя было назвать безоговорочно благосклонным или снисходительным. Он разделял взгляды покойного митрополита Ладожского и Петербургского Иоанна, которого он почитал святым. Старец высоко ценил труды митрополита и не одобрял его противников. После взрыва здания Петербургской епархии он выразился: «Краснокожие взорвали, демоны!». В нем сочетались истинно русские, православные ценности, порой обличительные и неподкупные, с глубоко укорененным русским мироощущением. Даже его внешность была прототипично славянской. В монашество он внес элементы крестьянской нравственности, трудовую добросовестность и духовность.
О будущем и отношение к врагам Церкви
Старец избегал разговоров о возможности объединения России и Украины, ограничиваясь лишь высказываниями о нежелательности вступления Украины в НАТО. Он считал местных правителей одержимыми и действующими по воле злых духов. Оценивая их поступки как проявление одержимости, он не принимал современности и жил вне её. Но это было очевидно, так как был монахом.
Старец проницательно смотрел на действия правящих, понимая, чьи интересы они представляют. Он объяснял:
«Мы молимся за власть имущих. Но за каких власть имущих мы молимся?! За тех, кто совершает все эти дела!».
Старец выражал решительное неодобрение к советским мирским правителям, воспринимая их власть как безбожную.
В случаях, когда в Лавру приезжали светские лидеры высшего статуса, он не только воздерживался от встречи с ними, но и не давал благословения своим духовным детям приветствовать этих знатных гостей.
Он оправдывал свою позицию так, что нельзя православному народу ассоциироваться с язычниками, аргументируя, что для православных наибольшую опасность представляет именно смешение культур, принятие чужеземных обычаев и ритуалов. Старец считал таких людей как врагов Божьих, сосуды беззакония и утверждал, что даже общение с ними недопустимо, поскольку их связь с диавольским миром полностью портит нашу сущность.
Были моменты, когда его ожидали на праздничном застолье. Он интересовался, кто будет присутствовать, и затем, не объясняя причины своего отказа, категорически заявлял: "Не пойду я туда, ничего мне там делать, не пойду! Там враги моего Господа!"
И при этом любил всех
Он не признавал различий между национальностями, радушно встречая украинцев, молдаван, русских и всех остальных, обращаясь к ним с отцовским теплом. Несмотря на то, что он не раз сталкивался с украинскими националистами.
Так однажды, путешествуя с отцом Афанасием поездом с Кавказа и приближаясь к Почаеву, к ним подошли мускулистые молодые люди с бритыми головами и поинтересовались на украинском языке: "Как вы относитесь к независимой Украине?". Отец Феодосий лишь улыбнулся в ответ, а отец Афанасий сказал: "Мы не занимаемся политикой, нас интересует только спасение душ". Молодые люди отмахнулись, указывая на то, что с таких простодушных нет пользы.
Старец рассказывал, что в молодости он попытался прочесть светскую газету, но, взяв её в руки, он не смог её прочитать, так как его руки словно окаменели. После этого он читал только отрывки из газет, касающиеся церковных дел, в частности экуменизма. Его точка зрения на свободу и тех, кто её пропагандирует, была особенно интересна. Часто его спрашивали о своём мнении по этому вопросу. Он отвечал, что многие жаждут свободы, однако понимают её неверно. Отец Феодосий признавал только свободу во Христе, свободу от греха, и категорически отвергал идею безграничной свободы для каждого. Он считал такую свободу иллюзией, рождённой в глубинах ада. Призывы современных сторонников свободы он воспринимал как вид помешательства, поскольку в их рассуждениях кроется стремление сделать всех людей рабами греха.
По мнению старца, настоящая свобода заключается в жизни по Божьим заповедям, в освобождении от греха через жизнь во Христе. Он не разделял понимание свободы, принятое в мировом сообществе. С горечью в голосе старец лишь произносил: "Беда, кругом сплошная беда".
«Нет Патриарха - нет Церкви»
Несмотря на уважение к архиерейскому служению, старец часто выражал собственную точку зрения, не совпадающую с воззрениями высшего духовенства на Украине. Однажды верующие обратились к нему за разъяснением по поводу епископа, прекратившего поминать патриарха. Ответ старца был лаконичен, но категоричен: "Нет патриарха, нет и Церкви!". Вопросы отпали, хотя он никого прямо не осудил; его ответ подразумевал, что отказ от Московского Патриархата равносилен самоотлучению от Вселенской Православной Церкви.
Когда ему приносили современные книги, в которых было даже незначительное искажение евангельских истин, старец выносил решение: "Сжечь!". Иногда для этого ему даже не требовалось читать труды новых богословов – он интуитивно ощущал дух их рассуждений. Иногда добавлял:
"Вскоре откроют все храмы, но в них будет невозможно ходить. Раскольники везде будут!".
Он предвидел этот поворот событий и выступал противником любых новшеств, включая изменения в иконописи. Когда верующие из различных епархий сообщали о склонности епархиального духовенства к католицизму, он со скорбью восклицал:
"Ох, беда с ними, большая беда! Они погубят паству!".
И в наши дни мы видим, как ясно исполнились его простые, казалось бы, слова, мало кем замеченные.
Он поддерживал тех священнослужителей и епископов, которые выступали против католицизма и униатства, убеждая их:
"Не бойтесь ничего, проповедуйте, Господь всё видит. Вам ничего не сделают. Только не бойтесь!".
Православный епископ, всегда поминающий патриарха и находящийся на передовой борьбы с католицизмом, услышав слова старца: "Нет патриарха, нет и Церкви", заметил: "Да, ему помогает сам Господь Бог!". И этого исповедника, слава Богу, никто не притеснял и никто не мог организовать против него заговор – Господь всегда был с ним.
Многих старец Феодосий обличал:
"Даже если святитель верен, но боится говорить, не отвечает прямо на вопросы. Обличение не терпит колебаний, не следует бояться".
Всё это приведет к апокалиптическим временам
Тем не менее, старец всегда старался в разговорах не осуждать духовенство. Важнее всего, по его мнению, было осознание того, что происходящее вокруг несет апокалиптическую суть и может привести к господству антихриста. Он неустанно напоминал людям о необходимости быть бдительными и не допускать неожиданностей, не впадать в крайности.
Эти воспоминания были записаны на основании рассказов отшельников: отца Мардария, отца Константина, отца Михаила и других лиц, близких к старцу.
Старца не стало в 2003 году.