В декабре 1913 года две противоборствующие группы футуризма эгофутуристы и кубофутуристы объединились, чтобы отправиться покорять провинцию и проповедовать революцию в искусстве и быте. Поэты, выступавшие с концертами лишь в столицах, поставили перед собой амбициозную цель – за три месяца посетить 16 городов России. Сначала участвовать в турне должны были только эгофутуристы. Но после знакомства с 20-летней восходящей звездой кубофутуризма Владимиром Маяковским Игорь Северянин предложил ему примкнуть к гастрольной группе. Маяковский согласился и позвал с собой товарищей по «Гилее» – Давида Бурлюка и Василия Каменского. Таким смешанным составом поэты поехали изумлять и ошеломлять публику.
Турне с лёгкой руки Маяковского получило название «Первой олимпиады российского футуризма». А выступления в рамках неё именовались «поэзоконцертами и «стихобойней». На них причудливо одетые футуристы с разрисованными лицами зачитывали свои манифесты и декламировали стихи, убеждая публику «бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с парохода современности» и проникнуться новым революционным искусством.
В обществе футуризм называли «шарлатанством» и «жёлтым домом», его воспринимали как заразное сумасшествие. Поэтому в школах и университетах учителя словесности пытались растолковать юным умам вредоносность этого направления и сделать таким образом «противофутуристическую прививку». Опасаясь влияния гастролёров, провинциальные литераторы проводили публичные встречи, на которых читали разоблачительные доклады о футуристах. Делалось всё, чтобы уподобить посещение их концерта походу в психлечебницу. Но это не отбило охоту жадной до зрелищ публики.
Залы ломились от количества людей, которые, впитав в себя мятежный дух гастролёров, вели себя довольно развязно. Поэтов перебивали с места, перекрикивали, освистывали. Больше всего аудиторию возмущали тезисы в духе манифеста Маяковского «Пощёчина общественному вкусу». По воспоминаниям Василия Каменского, зрители не понимали символичности тезисов и воспринимали высказывания поэтов как нападки и непозволительную критику в адрес конкретных гениев. Так, в Одессе Каменского чуть не заклевали за упоминание Леонида Андреева.
Однако футуристы всё равно пытались донести свои идеи до масс. В Симферополе, к примеру, Маяковский вышел на сцену в чёрном костюме и с хлыстом в руках и, перед тем, как зачитать свой доклад, обратился к залу с речью, в которой выступил против адресованной им критики, выползающей из-под «груды газетной макулатуры» и утверждающей, что «за раскрашенными лицами у футуристов нет ничего, кроме дерзости и нахальства и что во всех скандалах российских литературных кабаков виноваты только футуристы». Он назвал своих коллег «носителями протеста против шаблона», «творцами нового искусства» и «революционерами духа».
«Как недоваренное мясо застряла в зубах нудная поэзия прошлого, а мы даём стихи острые и нужные, как зубочистки».
Именно из-за нападок на классику группа футуристов в январе раскололась. Как писала «Петербургская газета», выступление в Керчи «закончилось грандиозным скандалом, так как публика страшно возмутилась невероятной чепухой, которою угощали её футуристы. Скандал особенно усилился, когда Маяковский назвал выдающихся критиков бараньими головами». Северянин не захотел продолжать эту линию, и гастролёры разделились на две группы. Эгофутуристы отправились по другому маршруту, но завершили турне досрочно – их выступления пользовались меньшим успехом, чем возмутительные выходки оппонентов, уехавших в Одессу. Местная газета так описала «поэзоконцерт» кубофутуристов:
«…Несколько раз повторял г. Маяковский, что он, чувствующий своё превосходство над толпой, будет очень рад, если его освищут. И никто ему не свистал… Потом все трое читали свои плохие стихотворения, в которых было всё что угодно, но только никак не новое искусство, потому что все они сделаны очень банально».
Власти в городах настороженно относились к выступлению столичных звёзд. Их недоверие росло, поскольку газетчики с большой охотой подливали масло в огонь, преподнося гастроли как нечто, что вызывает «общественное сумасшествие». «Харьковские ведомости» написали, что «это было что-то дикое, нелепое, кошмарное, до тошноты омерзительное. Это была дикая вакханалия искусства, полное отрицание его». Маяковский после вспоминал, что власти стали следить за ними и вмешиваться в их программу. Бывало, что полиция обрывала доклад на полуслове. В Николаеве поэтов попросили «не касаться ни начальства, ни Пушкина». В этом же городе поэтам пришлось гулять с толпой своих фанатов под надзором полиции.
Чтобы привлечь к себе ещё больше внимания, в Киеве гастролёры разместили афишу с громким заголовком: «Последняя стихобойня футуристов». Примечательно, что текст на плакате плохо читался, так как был написан хаотично – разными шрифтами и чередующимися маленькими и большими буквами. После этого надругательства над стилем совет Училища живописи, ваяния и зодчества исключил студентов Маяковского и Бурлюка. Но своего поэты добились: на их концерт пришли не только поклонники и зеваки, но и обеспокоенные представители власти: «генерал-губернатор, обер-полицейместер, восемь приставов, 16 помощников приставов, 25 околоточных надзирателей, 60 городовых внутри театра и 50 конных возле театра».
Всё это внимание очень нравилось поэтам, и они подстёгивали к себе интерес экстравагантными образами. Они выходили гулять в город или выступать на сцену в цветных одеждах и с раскрашенными лицами. Маяковский наряжался в жёлтую женскую кофту или бархатный малиновый жилет и зажимал папиросу в зубах. На лбу Каменского могла красоваться фигурка скачущей лошади, а на щеке Бурлюка собачка с поднятым хвостом. Но, конечно, всё это делалось не ради эпатажа, а во имя искусства. По крайней мере, поэты так это преподносили. Вот речь Маяковского в Саратове:
«Вы пришли сюда, привлеченные слухами о наших скандалах. Вы слышали, что мы скандалисты, хулиганы, вандалы, явившиеся что-то разрушить. Успокойтесь: этого вы не увидите. Да, я люблю «скандал», но скандал искусства, дерзкий вызов во имя будущего…»
Турне закончилось в марте 1914 года. Последними точками на карте «Первой олимпиады российского футуризма» были Тифлис и Баку. Несмотря на обилие «чёрной критики», поэтам удалось покорить и переманить на свою сторону множество молодых слушателей, жаждущих чего-то нового и дерзкого. И хотя газеты в основном ругали и обличали футуристов, находились издания, которые отмечали силу их обаяния. Так, «Тифлисский листок» писал, что аудитория благодушно смеялась и рукоплескала. А «Саратовский вестник» даже похвалил Маяковского за «красиво построенную, ясную и содержательную» речь.
Ещё больше интересных материалов – в нашем Telegram-канале!