Найти в Дзене
История нашего мира 2.0

Приняли самозванца на свою голову

1605 год

Россия, Москва

13 апреля 1605 года был отравлен царь России Борис Фёдорович Годунов (правил в 1598-1605 гг.).

1 июня 1605 года был схвачен боярами и отправлен в заключение Фёдор Борисович Годунов, сын и преемник Бориса Годунова. Одним из главных заговорщиков был главнокомандующий русскими войсками воевода Пётр Басманов.

Как только по Москве разнёсся слух об аресте Фёдора Борисовича, Кремль, дома Годуновых, Сабуровых и других бояр из ближайшего окружения царя Бориса, москвичи разграбили. Бояр отправили в тюрьму.

Вскоре в Москву прибыл Андрей Шерефединов*, который по приказу самозванца, выдававшего себя за царевича Дмитрия, младшего сына царя Иоанна Васильевича (правил в 1547-1584 гг.), убитого в Угличе, задолго до похода Лжедмитрия I на Москву, убил Фёдора Борисовича и его мать, вдову царя Бориса Годунова.

Убийство Фёдора Годунова. Картина К. Е. Маковского (1862)
Убийство Фёдора Годунова. Картина К. Е. Маковского (1862)

К моменту вступления Лжедмитрия в Москву практически все правители городов и областей России признавали его власть, кроме Астрахани. Сабуров, воевода Астрахани, заявил посланцам Лжедмитрия, что подчинится лишь тому, кто будет официальным царем России и более никому. Воеводу в этом мнении поддержали жители Астрахани.

20 июня Лжедмитрий торжественно вступил в Москву, радостно встреченный народом, боярами, дворянством и частью духовенства. Попытки немногочисленных патриотов в лице князя Андрея Телятевского, намеревавшегося огнем орудий встретить прибывающего самозванца, и ряда других организовать оборону Москвы, успеха не имели. Пушкари отказались подчиняться князю, вдохновлённые обещаниями Лжедмитрия дать народу налоговые послабления и волю.

29 июня, в субботу, Лжедмитрий короновался в церкви св. Марии согласно русским обычаям и церемониям, и был официально провозглашён царем России.

Данный портрет является копией ранее написанной картины или же представляет собой самостоятельное произведение, выполненное по репродукции копии гравюры, изготовленной в 1606 г. в Аугсбурге мастером орнаментальной гравюры, рисовальщиком и гравером Лукой Килианом (1579–1637).  
Портрет Лжедмитрия на работе Л. Килиана представлен в овальной рамке с надписью на латыни: «Дмитрий Иоаннович, царь и монарх всей России, король Московский». Под портретом расположен текст из статьи 14 главы 10 Премудрости Соломона на греческом языке: «И в узах не остави его, донеже принесете ему скипетр царствия и власть на слушающих его и живых же показа порок сотворивших нань и даде ему славу вечную». Далее следует подпись на латыни: «Из удивления к доблести, которую Бог проявил перед народом, выгравировал Лука Килиан в Аугсбурге, 1606». 

Считается, что внешний облик «царевича» Дмитрия на гравюре Л. Килиана передан верно, поскольку имеет большое сходство с более ранним достоверным его изображением, приложенным к поздравительной брошюре, изданной по случаю бракосочетания Марины Мнишек с послом «Дмитрия» в Кракове 12 (24) ноября 1605 г. Несмотря на то, что гравюра и вышеуказанное изображение были выполнены практически в одно и то же время, внешность «царевича» в работе Л. Килиана отличает более суровое выражение лица; он выглядит старше и менее привлекательно. Именно внешние данные Лжедмитрия на вышеуказанных портретах дали основание для полемики и повод позднейшим исследователям усомниться в его русском и «царском» происхождении. Историк-архивист кн. М.А. Оболенский был прямолинеен и категоричен в своей характеристике. Он прямо утверждал, что «портрет Самозванца есть важный исторический факт: кто только на него взглянет, тот сейчас убедится, что Лжедмитрий был не русский; черты лица его явно говорят, что он был литвин». 

Причина появления живописного портрета в музейной экспозиции, возможно, заключалась в повышенном общественном интересе к отечественной истории, проявлявшегося у россиян еще с середины XVIII в., и, как следствие, — в широком распространении с первой четверти XIX в. старинных гравюр с изображениями деятелей Смутного времени, особое место среди которых принадлежало портретам самозваного «царя Дмитрия».
Данный портрет является копией ранее написанной картины или же представляет собой самостоятельное произведение, выполненное по репродукции копии гравюры, изготовленной в 1606 г. в Аугсбурге мастером орнаментальной гравюры, рисовальщиком и гравером Лукой Килианом (1579–1637). Портрет Лжедмитрия на работе Л. Килиана представлен в овальной рамке с надписью на латыни: «Дмитрий Иоаннович, царь и монарх всей России, король Московский». Под портретом расположен текст из статьи 14 главы 10 Премудрости Соломона на греческом языке: «И в узах не остави его, донеже принесете ему скипетр царствия и власть на слушающих его и живых же показа порок сотворивших нань и даде ему славу вечную». Далее следует подпись на латыни: «Из удивления к доблести, которую Бог проявил перед народом, выгравировал Лука Килиан в Аугсбурге, 1606». Считается, что внешний облик «царевича» Дмитрия на гравюре Л. Килиана передан верно, поскольку имеет большое сходство с более ранним достоверным его изображением, приложенным к поздравительной брошюре, изданной по случаю бракосочетания Марины Мнишек с послом «Дмитрия» в Кракове 12 (24) ноября 1605 г. Несмотря на то, что гравюра и вышеуказанное изображение были выполнены практически в одно и то же время, внешность «царевича» в работе Л. Килиана отличает более суровое выражение лица; он выглядит старше и менее привлекательно. Именно внешние данные Лжедмитрия на вышеуказанных портретах дали основание для полемики и повод позднейшим исследователям усомниться в его русском и «царском» происхождении. Историк-архивист кн. М.А. Оболенский был прямолинеен и категоричен в своей характеристике. Он прямо утверждал, что «портрет Самозванца есть важный исторический факт: кто только на него взглянет, тот сейчас убедится, что Лжедмитрий был не русский; черты лица его явно говорят, что он был литвин». Причина появления живописного портрета в музейной экспозиции, возможно, заключалась в повышенном общественном интересе к отечественной истории, проявлявшегося у россиян еще с середины XVIII в., и, как следствие, — в широком распространении с первой четверти XIX в. старинных гравюр с изображениями деятелей Смутного времени, особое место среди которых принадлежало портретам самозваного «царя Дмитрия».

Казалось, все должны быть довольны:

- бояре, что тайно поддерживали самозванца и делали вид, что он настоящий сын царя Ивана Васильевича, хотя прекрасно знали правду;

- стрельцы, боярские дети, казаки, кто вместе с воеводой Басмановым изменил своему государю и перешёл на сторону самозванца;

- москвичи, восторженно встречающие Дмитрия, при его въезде в Москву и венчании на царство;

- патриарх Иов (исполнял должность в 1589-1605 гг.) со своим окружением, надеявшийся усилить своё влияние в органах власти.

Однако. Прошло совсем немного времени, когда начало наступать всеобщее похмелье.

Свои обещания, щедро раздаваемые при походе на Москву и своем вступлении в столицу, Дмитрий не выполнил, кроме одного: предпринял попытку положить конец системе взяточничества и вымогательства, процветавшими среди судейских кругов Москвы.

Русских людей Лжедмитрий откровенно презирал, считая их необразованными невежами и грубиянами, и требуя от них ехать в Европу, где они хоть чему-то научатся. Открыто сравнивал русских людей с животными. Игнорировал традиции и этикет, принятые при дворе его предшественниками. Во время заседания боярской Думы всячески подчёркивал неспособность Думы решать самые простые вопросы без многочасовой говорильни. Лжедмитрий не гнушался лично избивать палками не угодивших ему дьяков и приказных.

Все чиновники и служащие царского дворца, как-то: дьяки, подьячие, конюшие, ключники, стольники, повара и даже простые слуги, - были заменены на новых людей, лично подобранных Лжедмитрием. В придворные служители и пажи он взял только поляков.

Сменил почти всех правителей городов и областей государства. Везде расставил своих людей из числа перебежчиков или тех, кого он привёл с собой из Польши.

Личную стражу, числом в 300 человек, набрал из немцев, ливонцев, шведов (200 алебардщиков и 100 брабантов (копейщиков)). Ходил только в их окружении. Капитаном брабантов поставил француза Якова Маржерета, капитанами сотен алебардщиков поставил датчанина из Лифляндии Матвея Кнутсона и шотландца Альбрехта Вандтмана, которого многие звали пан Скотницкий, так как Вандтман долго жил в Польше.

Русским стрельцам, вооружённым пищалями, числом в 2-3 тысячи, разрешается охранять дворец царя лишь по внешнему периметру.

Поляков и казаков, кто пришел с ним в Москву (около 8.000 человек), богато наградив, отправил по домам. При себе лишь оставил отряда атамана Корелы, любителя беспечной жизни и пьянок. Стать вельможей Корела отказался, по той причине, что у вельможи есть обязанности, а Кореле обязанности были не нужны. К тому же Корела «невысоко чтил мирские почести, сокровища и деньги».

С появлением в Москве Лжедмитрий сразу же сместил патриарха Иова, велел проклясть патриарха перед всем народом, как Иуду, и сослал в Старицкий монастырь. Патриархом же поставил 30 июня 1605 года Игнатия, которому современник даёт такую характеристику:

«родом грек, лукавый негодяй, содомит и распутник, которого ненавидел народ».

Лжедмитрий к тому же разрешил избивать кнутом провинившихся духовных лиц, и имел привычку брать взаймы у монастырей и иерархов церкви и не отдавать им долги.

16 октября в Москву прибывают послы папы Римского Павла V(понтификат с 16 мая 1605 по 28 января 1621), с которыми приехали иезуиты, наводнившие Москву, и начавшие «обработку» местного высшего духовенства, в чём Игнатий иезуитам не мешал. Иезуиты надеялись, что им удастся повторить то, что в 1596 году прошло в Бресте, где православные иерархи Речи Посполитой подписали унию (лишь двое отказались).

Возмущало духовенство также то, что Лжедмитрий намеревался строить по Москве школы для просвещения населения и детей жителей Москвы, а руководить этими школами должны были иезуиты.

Кроме того, в Москве начались гонения на православных монахов и священников, обвинявших царя в ереси, а также на бояр и дворян, которые осмелились высказывать недовольство поведением царя. Их выгоняли с должностей, многих убили.

По ночам хватали, пытали и убивали простых людей. Многие москвичи, не умевшие держать язык за зубами, в те дни погибли.

Князю Василию Массальскому, своему другу, Лжедмитрий отдал на откуп Смоленское княжество, где тот забрал себе самые лучшие поместья, какие только мог захватить, и стал несметно богат.

В Москве лучшими друзьями Лжедмитрия были Петр Басманов и Михаил Молчанов. Последний был сводником и с помощью своих слуг повсюду выискивал красивых и пригожих девиц, покупал их деньгами или захватывал силою, и тайно приводил через потаённые ходы в баню к царю. После того как Лжедмитрий вдосталь натешится с ними, их забирали для себя Басманов и Молчанов. От рук этой тройки пострадало также много красивых монахинь. Только беременных серди них, после смерти Лжедмитрия обнаружили более тридцати.

Лжедмитрий вёл весьма расточительную жизнь и огромные деньги уходили за рубеж на покупки различных бесполезных драгоценностей и безделушек, что возмущало простых людей. «В казне пусто, а он…».

Естественно через духовенство выше перечисленные «подвиги» царя становились достоянием народа.

Бояр возмутило также то, что Лжедмитрий объявил о своём намерении жениться на Марии Мнишек, дочери Сандомирского воеводы Юрия Мнишека, вместо того, чтобы выбрать себе супругу из числа дочерей князей и бояр Московских, как это было принято его предшественниками на троне.

Потому неудивительно, что быстро был организован заговор, но… Болтуны его провалили и заговорщики были арестованы. Часть из них убили сразу, часть пытали и разослали по тюрьмам. Главу заговорщиков князя Василия Ивановича Шуйского приговорили к смертной казни. Но 25 августа, плаху заменили на ссылку в Вятку.

Василия Ивановича и его братьев Дмитрия и Ивана сослал, хотя не надолго. После 16 октября Шуйских вновь вернули в Москву, что многие из иностранцев считали грубейшей ошибкой Лжедмитрия.

Особое раздражение москвичей вызывало поведение поляков из окружения и отрядов царя, но предоставим слово современнику: поляки

«повсюду своевольствовали, забирали в лавках всё даром и не сносили ни одного слова от русских, но тотчас рубили их саблями, а когда на них приносили жалобы, то русские не находили правосудия. Их презирали и отвергали, словно собак, несправедливые судьи, поставленные Димитрием по своему желанию. Также поляки учиняли бесчинства на улицах, не чтя княгинь и боярынь, по вечерам вытаскивали их из карет, хотя их и сопровождало много слуг, и так повсюду учиняли волнения».

Понятно, что это вело к взрыву.

И был организован новый заговор.

(Источники: Буссов**, Маржерет**, Масса**, Паерле*, ПСРЛ, т.14, Татищев, т.5)

* Андрей Шерефединов имел опыт службы во всех ключевых ведомствах Русского государства: Посольском, Разрядном и Поместном приказах, а также в приказе Казанского дворца, причём для 1570-х гг. имеются достоверные данные о совмещении им службы в нескольких приказах. Так, с 6 декабря 1574 года по 9 марта 1577 и в 1581 годов он был дьяком дворового Разрядного приказа. Одновременно в 1574—1577 годах служил в дворовой Поместной избе, а в 1576—1577 годах был дьяком Четвертного Двинского приказа. Препоручение целого ряда должностей было показателем влиятельности государственного деятеля и приносило значительный материальный доход.

В 1581 году, после смерти сына Ивана царь Иван Грозный, переселился жить в Александрову слободу. Как показал Б. Н. Морозов, в 1581 г. в Слободе действовал дворовый Судный приказ и нечто вроде отделения Посольского приказа во главе с дьяком А. В. Шерефединовым. Фактически это означает, что дьяк превратился в личного секретаря монарха, через него осуществлялась связь с другими государственными учреждениями.

После февраля 1584 года имя А. В. Шерефединова надолго пропало из разрядных книг. Как считают учёные, высокое положение Андрея Васильевича подвигло его на аферы. К 1580-м годам у Андрея Васильевича имелась только дочь, вышедшая замуж за другого крупного чиновника — дьяка Родиона Петровича Биркина, спальника и фаворита Ивана Грозного в последние годы его жизни. Все его заботы были направлены на материальное обеспечение семьи своей дочери и зятя. Дьяки А. В. Шерефединов и Р. П. Биркин оказались замешаны в скандальном деле о подлоге документов на крупное земельное владение в Рязанском уезде. Они путём фальсификации документов и силовым давлением завладели родовым селом земских дворян Шиловских — Шиловым.

После смерти Ивана IV влияние Биркина и Шерефединова упало и об их авантюре стало известно. Шиловский наконец добился, чтобы его челобитная на действия «сильных» московских людей получила ход. Вскоре после «мятежа» Богдана Бельского Андрей Васильевич был обвинён в злоупотреблениях и грабеже в пользу своего зятя. Само обвинение, несомненно справедливое, было связано, с пошатнувшимся положением «особого двора» почившего царя. Поражение Б.Бельского означало падение «дворовой» правящей группировки, в которой дьяк А. В. Шерефединов играл заметную роль. В июне-июле 1584 г. иск Тимофея Шиловского был рассмотрен в Москве в Судной палате, и Шерефединов проиграл его. В пользу Т. Шиловского он должен был выплатить компенсацию за пользование чужим владением — по полтора рубля с выти.

Главный судья, боярин кн. Василий Иванович Шуйский, постановил доложить о деле самому царю Фёдору Иоанновичу. Очевидно, по решению Боярской думы Шерефединов и Биркин лишились своих должностей. К концу лета 1584 года дьяческая карьера А. В. Шерефединова закончилась. Он был извергнут из московского дьяческого сословия в среду провинциального дворянства, так же как и его зять Р. П. Биркин. В Боярском списке 1588/89 года его имени нет даже среди выборных по Коломне.

В. Н. Козляков полагает, что к прекращению карьеры могущественного «дворового» дьяка причастен Борис Годунов. Его поддержка партии родовой аристократии привела к отстранению от руководящих постов худородных выдвиженцев Ивана Грозного. В число их попал и Шерефединов. Бывший дьяк затаил обиду на Бориса Годунова и не случайно считается одним из участников насильственной смерти жены и сына Годуновых.

Как исполнитель весьма щекотливого и тёмного дела Шерефединов мог рассчитывать на особую милость Лжедмитрия I. Однако серьёзного карьерного роста не последовало. В окружении самозванца он не получил никакого заметного поста. Вероятно, Лжедмитрию I не хотелось иметь столь одиозную фигуру в своём окружении. Всё это могло вызвать серьёзную обиду и недовольство Андрея Васильевича на нового царя и в конечном итоге привело его в лагерь заговорщиков.

8 января 1606 года Андрей Шерефединов во время подготовленного князем и боярином Василием Шуйским заговора против Лжедмитрия I вызвался убить самозванного царя. Заговорщики с группой сторонников проникли через все стрелецкие караулы в кремлёвский дворец к самой его спальне, но были схвачены. Вскоре после этого Андрей Шерефединов был арестован. Исаак Масса утверждал, что тот, подкупленный боярами, 8 января 1606 года готовил убийство царя. Начальник дворцовой стражи Яков Маржерет писал, что был схвачен некий «секретарь» (так иноземцы именовали дьяков), который подвергался пыткам, но ни в чём не сознался и не выдал главу заговора (им был сам будущий царь Василий Шуйский). Р. Г. Скрынников идентифицировал этого анонимного дьяка с А. В. Шерефединовым, однако В. Д. Назаров скептически отнёсся к данному предположению. По его заключению, Шерефединов и дьяк («секретарь») разные люди. Дело против Андрея Шерефединова за отсутствием улик было прекращено, а сам он отправился в ссылку.

**Все перечисленные персоны находились в Москве при Лжедмитрии.