Издалека начну. Сын заведующей свинофермой, Степаниды Игнатьевны, Колька Башкатов, в своё время поступил и закончил Сельскохозяйственный институт. Это сейчас он называется по-модному – Аграрный университет, а тогда – институт. Закончил он его и пошёл дальше в науку.
Привет всем! Давно не писала, соскучлась и по вам и по деду. Напряги на работе. На вас когда-нибудь орали большие начальники пять часов без перерыва? Нет? А на меня орали. О-о-о-чень большие начальники! Но я выжила!
Начал писать кандидатскую по кормам, просто повезло очень. Оказалось, что ещё один выходец из села добился ещё более высоких результатов. Дорос аж до московского вуза, где и служил в какой-то высокой должности.
Так уж случилось, что этот дядька, в качестве почётного гостя, приезжал в альма-матер на очередной юбилей института, где ему и был представлен подающий надежды молодой учёный, да ещё и односельчанин. Узнав о Колькиных работах, высокий дядька (ну, не помню, как его звали!), предложил ему созащиту. То есть он, дядька, защищает докторскую, а Колька в рамках совместной работы – кандидатскую. Так и сделали.
Колька, понятно, полигоном для практических экспериментов выбрал родное село и мамкину ферму. Работу он посвятил каким-то добавкам в комбикорма, которые должны были воплотить в жизнь мечту всех советских животноводов – как сделать так, чтобы скотину меньше кормить, и в то же время получать гораздо больше живого веса.
Ну, вот и настало время проверить свои совместные с московским дядькой разработки на практике. Сам дядька в силу своей занятости не приехал, но прислал целую делегацию в составе одного доверенного доцента и трёх лаборантов. Да, да, да! Прямо из Москвы. С ними же, естественно, приехал и Колька Башкатов.
Деревня достойно встретила почётного земляка и московских гостей, Колька первую неделю просто порхал на крыльях славы. Все к нему, мол, Николай Митрич, да за ручку. Ой, Николай Митрич, проходите без очереди. Да, ой, Николай Митрич, ты уж меня прости, дуру старую, что я тебя тогда крапивой отходила, ну, когда ты у меня клубнику… Или – ой, Коленька, вот видишь, человеком стал, а если бы я тогда тебе уши не надрала, то, может, и не было бы всего этого, ты уж прости сою учительницу первую. Но постепенно все привыкли, особого внимания больше не уделяли, а некоторые даже косо на него смотрели и всё интересовались, мол, надолго высокие гости деревню осчастливили своим присутствием?
Даже мамка всё чаще интересоваться стала, мол, как там дела с твоими экспериментами и не пора ли их уже закруглять.
– Странные какие-то! – думал Колька, но тут же отвлекался на дела насущные.
Эксперимент шёл своим чередом, всё подтверждалось на практике. Свиньи действительно стали употреблять гораздо меньше комбикорма, но в весе прибавляли, как обычно. Сильно больше не становились. Но комбикорма-то меньше в расход шло!
– Это же, если на всю страну, то какая экономия народных средств выйдет! – мечтал Колька, лёжа в кровати на пушистой мамкиной перине, не обращая внимания, как в соседней комнате эта мамка вертится, скрипя пружинами, и тяжко вздыхает.
Но всё имеет своё начало и свой конец. Второй месяц экспериментов благополучно завершился успехом. Колькины добавки работали, всесоюзная слава маячила всё ближе.
Дед Митрофан, закончив все свои дела, вышел за ворота, присел на лавку и закурил папироску. А тут из проулка выворачивает дед Григорий, чему дед Митрофан несказанно обрадовался.
– Гриша, дак энта, какими ты судьбами? Али случиласи чаво с тваёй бабкай, что со двора выпустила? Али убёг, пока твая каркадилица отвернуласи? Сматри задасть тибе трёпку, до конца жиздни помнить будишь, с её станитьси, змиюки, качарыжку ей в рот!
– Ага, и тибе здарова, друг, – ответил дед Григорий, присаживаясь на лавку рядышком с дедом Митрофаном. – Уж и не знаю, чаво тибе ответить, Митрафан. Така уж она у мине змиюка чи не?
– Чаво энта? – удивился сомнениям друга дед. – А кто жа она у тибе? Да, чаво случиласи, ты, вижу, весь в раздумьях каких-то? Давай уже, рассказавай, туды её в качелю.
– Да, чаво тута рассказавать? Помнишь, мы с бабкай надысь забор новай поставили? Дак вота, все же деньги на ево убили, что откладавали, правда, на смерть что откладавала, зажала. А нонча с утричка, мол, поеду в район, в аптеку, ликарствав тама прикупить ей надабна было. Ну и забрала последни деньги, что с пенсии оставалиси. Я думаю, не на все же она ликарства купить, дюжа многа для ликарствав.
– Ну, и чаво? На все купила чи не?
– Ликарства-то? Не, не на все. На чуть купила, а на остальны кохту сибе шерстяну, мол, осень скора, будить обновка.
– От же зараза кака! – возмутился дед Митрофан.
– От ты, друг, ни скажи! – заступился дед Гриша за бабку. – Ни скажи! Я её была стал ругаать, что последни деньги, а она, ни паверишь, – в слёзы!
– Твая бабка?
– Ага!
– Ну, дил-а-а-а!
– От и я тибе говарю! Плачить, говарить, да гори она синим пламинем энта кохта, как будто я её для сибе покупала! Сдаласи она мине, говарить, как собаке пята нога. Энта из-за тибе, мол, всё! А я ей, мол, как так из-за мине? Энта жа женска кохта, накой она мине-то? А она слёзы утираить и говарить, мол, да при том ты, мол, Гришанька! Не. Слыхал? Гришанька! Ни старай дурак, а Гришанька. Как увидала она, значитьси, кохту энту, так, говарить, сердце-то у её и ёкнула от жаласти к мине. Мол, говарить, скольки лет живём с табою, а у мине такой кохты отрадяси не бывала. Разве ты, говарить, таку сибе бабку заслуживаишь, чтобы у ей и кохты путнай не была? Вот, говарить, и пришлоси купить, чтобы сердце, говарить, кровью по тибе не обливаласи. Ежали чаво, говарить, ты мине в энтай кохте и схарошнишь. А ты говаришь – змиюка! Вона, как мине жалеить!
– И в каво ты у мине тольки такой малахольнай уродилси-то, туды её через карамыслу?
– Чаво энта я малахольнай вдруг? Слухай, ты лучша скажи, пять рублёв до пенсии не подкинишь, а то совсем жа денях не осталаси.
– Да подкину, канешна, куды диватьси, тольки, чаво жа ты у сваёй бабки с пахаронных денях не стребуишь?
– Дак она жа и ни даст, папробовай, стряси с её!
– Как жа так? Она жа говарить, чтоб схаранил её в энтай кохте. Значить и тратитьси на её с пахаронных денях уже не придётьси.
– Не, друг, энта у её не прайдёть. Пробовал уже. До тибе послала, – вздохнув, сказал дед Гриша.
– О! Гляди, Гриша, Колька Башкатав со свинарника чешить! Как тама у ево ксперимент-то идёть? Ужо два месяца, как парасёв по два разу на день взвешивають.
– Уж не знаю, друг, тольки надысь Степанида жалиласи, мол, вроди и сын роднай, а не дождётси, когда он обратна в свой горад уедить. Говарить, мол, раньша чаво? И сама, и девчаты, что работають, в обед идуть, бадью комбикорма прихватють, вечером идуть, пару бадей али наабарот. Вот и облегчение в хозяйстве. А типеричи гости масковскаи пожалавали, страшна типеричи, заметють, позору не оберёшьси.
– Здрасти, дядь Гриша, здрасти, дядь Митрофан!
Николай явно был в приподнятом настроении.
– Здарова, Никалай, как твой тама ксперимент? Двигаитьси?
– Всё, дядь Митрофан! Завтра отбываем. Это успех! Полный успех! С моей добавкой свиньи жрать стали меньше, а привес идёт. Правда, не такой, как ожидали, но всё же… Но ведь расход комбикормов меньше! Понимаешь? А им хоть бы хны!
– Дак, Колька, энта же девки…
– Ой, Гриша! – остановил вовремя друга дед Митрофан, пока он не раскрыл Кольке секрет Полишинеля. – Мы жа про пять рублёв-то позапамятавали, туды её через карамыслу. Маладец ты, Колька! Праздравляю! Праславишь ты, нада думать, нашу деревню! Рад был с табой повидатьси. Айда, Гриша, до хаты.
Чуть позже деды сидели в летней кухне за столом, расслаблялись по-своему и обсуждали Колькин эксперимент.
– Ты чаво же, Гриша, удумал Кольке, что бабы комбикорм со свинарника коммуниздють рассказать?
– А чаво он? Успех! Успех! Да энта же проста бабы растаскавать по домам ево перестали, затаилиси.
– Ну чаво ты, как здрасьти, качарыжку тибе в рот! Ты чаво, Кольки будущее спортить решил?
– Дак энта жа очкавтиратильства называитьси!
– Энта не очкавтиратильства, Гриша, а наука! Вот така она у нас наука, чаво сделаишь? Зато живём весело.
Спасибо, что прочитали.
Все материалы канала можно посмотреть здесь.
Весь дед Митрофан здесь.
Телеграм канал тут.