Женщине, которая медицинской сестрой работала, стало ясно, что одиночество – удел. И предложила матери съехаться, потому что вдвоем все-таки легче.
Быстро объединили две квартиры, и жизнь потекла своим чередом.
Пока дочь на работе, мать хлопочет по дому, а вечерами долго сидели за столом. И иногда казалось, что детство продолжается.
Мама, как тогда, накроет стол и помоет посуду, проследит, чтобы в квартире было чисто, постирает вовремя, что надо.
Три комнаты в квартире, одна – общая с телевизором на стенке.
Дочь после ужина уйдет к себе, а мать от скуки занимается разными делами.
Часов в девять вечера разыгрывалась одна и та же сцена. Скажет мать: «Как будто тебя дома нет. Придешь с работы – с матерью посидеть не хочешь. Что делаешь-то»?
Сядут на диван, смотрят передачи, которые матери нравятся. Дочь злится, но вида не показывает. Нельзя маму обижать.
Когда рекламная пауза, говорили о бытовых делах. Мать заметит: «Зачем купила шторы вишневого цвета? Посмотри, как мрачно».
Что-нибудь ответит дочь, реклама и закончится, - смотрят дальше.
Вторая пауза, звук уберут, чтобы не раздражаться, и мама снова что-нибудь о вещах: «Я тебе говорила, чтобы ты не брала темно-синий диван. Не услышала меня. Мало того, что темно-синий, а еще и твердый».
И дочь стала бояться вечеров. И выходных дней, потому что находилась под пристальным материнским надзором.
Отправит в магазин, закажет продукты. Вернется дочь, мать достает покупки, ищет, к чему бы придраться? И найдет.
Не понравятся сливки к чаю, например. Десять процентов жирности – мало. Принесет двадцать процентов – много.
Если тушенка в жестяной банке – плохо: кота в мешке покупаешь, в стеклянной надо. Если тушенка в стеклянной, мама проворчит: «Куда смотрела? Разве не видишь, что мяса мало, один жир».
Жить с матерью под одной крышей стало невозможно. И женщина поняла, что после работы не хочется возвращаться. А пойти некуда. Пройдется по улицам, мать звонит: «Ты где? Есть пора. Быстро домой»!
И тогда решила женщина сделать так, чтобы реже с матерью видеться. И устроилась в инфекционную больницу постовой сестрой.
И хорошо бы так, чтобы были только ночные смены.
Уйдешь вечером – от матери освободишься. Утром вернешься – спишь. Минимум общения.
Как-то очередная смена. Неожиданно подошел дежурный доктор: «Давайте, Оля, чай пить. У меня с собой пирожки и коржики».
Молодой мужчина - доктор. Спросил: «Заметил я, что вы стараетесь ночами работать». И улыбнулся.
Она ответила в тон: «Заметила я, что вы, Андрей Николаевич, тоже стараетесь ночами работать».
Доктор сказал: «Знаете, Оля, после института приехал в этот город. Все хорошо было. А потом столкнулся с предательством. Спать не мог. Вот и решил вести ночной образ жизни. Так легче, не думаешь о тяжелом».
И на Олю вопросительно посмотрел. Вздохнула: «Я скрываюсь от матери-диктатора. Ошибку допустила – съехалась, и жизнь моя превратилась в ад».
Оба стали ждать ночной смены. Примут дежурство, сделают необходимую работу, после полуночи, когда в коридорах тишина, задушевно беседуют.
Она называла его Андреем – без отчества. Говорили друг другу – ты. Конечно, когда одни, когда других работников нет.
И эти ночные часы дарили тихую радость.
Родственными души оказались.
Очередная смена, на столе чай, и Андрей сказал: «Мечтаю сбежать из этого города. С тобой, Оля. Хорошо бы куда-нибудь на Север, чтобы получать больше. Как считаешь? Или тебе хотелось бы в другое место»?
Его предложение не было неожиданностью – ждала Оля, и дождалась: «Куда ты, туда и я. Полностью тебе доверяю».
И он нашел такое место в северных краях. Списался с администрацией города и больницы.
Быстро собрались. Мама Оли плакала, упрекала, что дочь бросила одну помирать.
Но у Оли наконец-то личная жизнь появилась. И не хотела Оля от нее отказываться. Долг пред матерью не такой, как долг перед собой. Что мамы касается – там видно будет.
На новом месте старались днем работать, чтобы дольше вместе быть. Закончится рабочий день – и быстро-быстро домой. И не беда, что зима долгая. Не страшно, что морозы и ветра. Счастье согревает, счастье изнутри светит.