Маша встала в дверях квартиры и остановилась на мгновение, вслушиваясь в знакомый гул: телевизор на кухне вещал что-то о погоде, в ванной шумела вода. Задержалась всего на секунду, чтобы понять — она снова здесь, дома, но ей уже совсем неуютно здесь.
- Маш, ну что ты так долго?! — крикнул брат из своей комнаты. — Мать чуть не поседела.
Она сняла туфли, чувствуя, как колкая усталость с ног ползёт по телу, добираясь до самого сердца. Её так и не услышали… Опять.
Каждый раз одна и та же история: обсуждать с родными финансовые вопросы — словно плевать против ветра. Ты напрягаешься, пытаешься что-то объяснить, а в ответ… Молчат, кивают или ворчат про себя, будто проблемы не их касаются. У неё уже не оставалось терпения: каждый разговор об этом казался тупиком.
- Мама! Я говорила, нам нужно распределить деньги. Не могу же я всё тянуть одна!
Мама появилась в дверях кухни, поправляя очки и вслушиваясь, как будто на чужом языке заговорили.
- Маша, что ты заладила… Сколько можно? Ты же понимаешь, что всем тяжело! Брату машину ремонтировать нужно, отцу лекарства…
Она даже руки подняла — мол, неужели непонятно? Каждый раз одно и то же.
- А мне, мам, в своё время нужно развиваться, — Маша пыталась сохранять спокойствие, но внутри что-то закипало. — Я, между прочим, откладываю не только на вас, но и на себя. Можно мне подумать о собственном жилье, о будущем?
Мать вскинула руку, словно не терпела возражений.
- Вот и подумай: тебе же здесь удобно? А мы с отцом разве не помогали?
В такие моменты брат обычно подключался с очередной претензией, и сегодня не стал исключением.
- Ты только и ноешь, Маша. Как будто тяжело — помогать своей семье. Кстати, мне тут как раз на ремонт нужно пару тысяч… Ты поможешь?
Маша даже удивилась, как спокойно прозвучали его слова. Всё просто, как дважды два. Как будто у неё обязанность — вытаскивать его из каждой финансовой ямы. Отказаться бы — но внутри уже скопилась такая обида, что и не знаешь, с чего начать. Просто ушла к себе в комнату, оставив вопрос в подвешенном состоянии. Хотя вряд ли тут кто-то его собирался поднимать снова.
В ту ночь Маша долго не могла уснуть. Мысли роились, разбегаясь во все стороны, но только одна идея казалась верной: может, пришло время отстоять себя?
---
На следующий день Маша проснулась с твёрдым намерением. Пока в доме стояла утренняя тишина, она спокойно перевела зарплату на новый счёт. Деньги на семью она больше переводить не собиралась. Ей нужно что-то своё — как минимум уверенность, что у неё есть сбережения, которые никто не тронет.
Вечером мать заметила, что она вернулась раньше обычного, и тут же начала расспросы:
- Маш, ты почему домой так рано? Что случилось?
- Я просто устала, мам, — отмахнулась она, наливая себе чай.
На кухню забрёл и брат, моментально оценивая обстановку:
- Машка, а ты мне деньги на ремонт перекинула? Я ждал сегодня.
- Сегодня? — Маша посмотрела на него, как на чужого человека. — Боюсь, не получится. Ремонтируй сам. Я тебя больше не финансирую.
Он остолбенел, будто не веря своим ушам. На секунду в кухне повисла тяжёлая тишина.
- Это… Что ты сейчас сказала?
- Ты всё правильно услышал, — спокойно повторила она. — Хватит. Я сама буду решать, как распоряжаться своими деньгами.
Её мать заёрзала на месте, не веря происходящему.
- Машенька… Мы все семья. Разве тебе жалко денег на брата?
Жалко. Словно её жизнь принадлежит им, словно они и есть её единственная обязанность — просто быть рядом, отдавать. Но в этот раз что-то внутри не позволило ей уступить.
- Жалко, мам. Жалею себя. Я не только для вас живу, но и для себя.
- Как ты можешь так говорить? — сдавленно выкрикнула мать. — Ты думаешь, тебе так было бы легко, если бы не наша поддержка?
Она видела, как её слова задевают мать, но больше не могла притворяться. Внутри всё клокотало от обиды и отчаяния, как будто с каждым днём всё больше и больше ей просто отказывали в праве быть собой.
- Если это поддержка — значит, спасибо, я лучше справлюсь сама, — прошептала она, понимая, что дверь к тёплым семейным отношениям закрыта.
---
Каждый день начинался с новых манипуляций. Маша шла домой с тяжёлым сердцем, зная, что каждый ужин закончится очередной сценой. То мать напомнит о «неблагодарности», то отец назовёт эгоисткой. Они требовали, чтобы она вернулась к привычным обязанностям.
Но чем больше они требовали, тем твёрже становилось её решение.
- Неужели тебе легко так себя вести, Маша? Ты ведь выросла в этой семье! Неужели для тебя мы чужие? — напирала мать, искажая лицо в отчаянии.
- Неужели вам легко использовать меня как банкомат? Или вы думаете, что на работе деньги раздают просто так? — Маша не сдержалась, даже подняла голос, хотя раньше старалась сдерживаться.
И снова молчание. Громадное, подавляющее, давящее молчание. Ей больше не хотелось оправдываться, просить понимания — ведь его не было. Они так и не видели в ней личности, отдельной от семейного гнета.
---
Маша стояла на кухне, когда брат с надменным лицом ворвался с новой просьбой — машину он так и не смог починить. Слово за слово — разгорелся спор, в котором принимали участие все: отец, брат, мать.
- Знаешь, ты нас предала! — воскликнул брат. — Ты даже не родная, раз не можешь поддержать своих!
- Я больше вам не сестра и не дочь… — выдохнула Маша.
Слова вырвались сами собой, но моментально пронзили её до глубины души. На её лице застыла печальная улыбка. Она стояла перед ними, окончательно и безвозвратно понимая, что чужая для своей семьи.
Мать от злости тряслась, пытаясь её выпроводить.
- Ты предала семью, как ты смеешь так говорить? Хочешь уйти? Уходи. Только потом не возвращайся. Больше мы тебе не семья!
Последние слова будто разорвали её на части, но вместе с болью пришло и облегчение. Она больше не была в этой клетке.
---
Собираясь, Маша не могла поверить, что всё это действительно происходит. Она покидала дом — всё это чужое место — и отправлялась куда-то, где уже не ждала подвоха. Уходя, на мгновение обернулась, глядя в глаза матери, надеясь увидеть хоть малую долю сожаления, но та смотрела, как на незнакомку. Она, наверное, и не представляла, что можно просто жить для себя, свободно.
Маша захлопнула дверь, и уже не обернулась.