Или как продать рай на холсте, если местные забыли, где он лежит
Представьте: вы — французский бунтарь с кистью вместо шпаги, сбежавший от серых парижских крыш в поисках рая. Но по прибытии обнаруживаете, что рай слегка подзабыл о своем существовании. Вместо древних ритуалов — миссионеры в шляпах, вместо таинственных идолов — календари с видами на пляж. Что делать? Верно — нарисовать свой рай! Именно так Поль Гоген создал «День божества (Махана но атуа)» — полотно, где реальность сливается с фантазией, как кокосовое молоко с ромом.
Акварельный побег из цивилизации
Гоген прибыл на Таити в 1891 году, ожидая, видимо, встретить племя философов в набедренных повязках, медитирующих под пальмами. Вместо этого он наткнулся на остров, где местные уже вовсю щеголяли в европейских платьях и пели «Марсельезу» с полинезийским акцентом. Но художник не растерялся: если древние боги ушли на пенсию — их можно воскресить на холсте! Так родился «День божества» — гибрид французского символизма и полинезийской мифологии, словно кроссовки, надетые на босые ноги.
Идол из папье-маше и другие секреты мастерства
Взгляните на центральную фигуру божества. Оно парит, как недоставленная посылка между небом и землёй, окутанное сиянием, словно лампой из IKEA. Лицо скрыто — то ли из скромности, то ли Гоген забыл, как рисовать профиль маори. Вокруг него танцуют полуобнажённые женщины, чьи наряды напоминают то ли традиционные одежды, то ли результат стирки в реке. Но не обманывайтесь кажущейся идиллией! Эти дамы не просто собираются на пикник — они участвуют в ритуале, которого… никогда не существовало. Да-да, Гоген, как талантливый фольклорист-самоучка, придумал обряд сам, смешав легенды маори, воспоминания о Лувре и ностальгию по Парижу.
Симфония красок или «У меня закончилась охра?»
Цвета на полотне настолько насыщенные, что, кажется, Гоген выжимал тюбики с краской, как лимоны на коктейль. Ярко-жёлтый песок, бирюзовое море, розовато-лиловые тени — это не Таити, это Таити на антидепрессантах. Художник словно кричит: «Забудьте реализм! Здесь всё возможно, даже если это противоречит законам физики». Кстати, о физике: фигуры на картине игнорируют перспективу так же, как коты игнорируют команду «нельзя». Но в этом хаосе есть гармония — как в джазовом импровизационном соло.
«Апофеоз Гомера» в юбке из пальмовых листьев
Искусствоведы шепчут, что композиция картины — намёк на работу Энгра «Апофеоз Гомера». Только вместо греческих мудрецов — полинезийские красавицы, вместо свитков — кокосы. Гоген словно издевается: «Вы хотели классику? Получите классику в стиле tropical!» Симметрия, достойная Версаля, сочетается с дикой природой — метафора самого художника, разрывающегося между цивилизацией и свободой.
Послание или оправдание?
«День божества» — это манифест побега. От налогов, жен, критиков и всего, что напоминает о Европе. Но в этом бегстве есть грусть: Гоген понимал, что его рай — иллюзия, как зонтик в коктейле. Однако именно эта иллюзия стала бессмертной. Его божество — не маорийский дух, а сам художник, парящий между мирами, вечный мигрант в поисках красоты.
Эпилог для тех, кто ищет мораль
Картина напоминает: иногда, чтобы найти истину, нужно придумать её. А ещё — что рай не место, а состояние души. И если местные жители забыли свои ритуалы, не беда — всегда найдётся мечтатель с кистью, готовый написать новый миф. Жаль только, что кокосы не умеют позировать.