Найти в Дзене
ГРОЗА, ИРИНА ЕНЦ

Тайна Урочища Багыш-Хана. Глава 45

фото из интернета
фото из интернета

моя библиотека

оглавление канала, часть 2-я

оглавление канала, часть 1-я

начало здесь

Вернувшись обратно в маленькую пещеру (впрочем, слово «маленькая» было весьма относительным), они направились в «кладовую». На вяленое мясо Татьяна взглянула с сомнением, и брать не стала. Обошлась горстью сушеных фруктов и несколькими шариками из перги. Юрка же решил попробовать мяса, заявив с умным видом, что нет мяса – нет силы, которые им в ближайшее время очень понадобятся. Танька только фыркнула на это его заявление. Немного перекусив (наелись досыта, честно говоря, что после длительного воздержания последних дней, случилось впервые), они забрались на ложе («кроватью» это язык не поворачивался назвать). Татьяна, завернувшись в край пухового покрывала, уже сквозь сон, пробормотала:

- Надеюсь, нам здесь не нужно ждать каких-нибудь пакостей от темных…

Юрка, в общем-то, был с ней согласен, но все произошедшее с ними за последние двадцать четыре часа, а может и больше, будоражили его воображение. Поворочавшись немного, он встал. Что толку валяться, если сна ни в одном глазу. Его, вдруг, заинтересовал вопрос, какое сейчас время суток там, на верху? День или ночь? Стал вспоминать, что Амос привел их в щель, ночью. Затем понес их вглубь подземелья на руках. Сколько времени они спали? Ну, наверняка, не больше четырех-пяти часов, а может и меньше. В общем, по всем его расчетам, наверху сейчас должна была быть ночь. Хотя… Он махнул рукой на все свои догадки. Какая, по большому счету, разница! События идут так стремительно и непредсказуемо (это, мягко говоря), что смена времени суток в этом играет незначительную роль.

Обдумать и проанализировать все происходящее никак не получалось. Уж больно все события напоминали фантастический роман, какие обожала читать Нюська. Мысли у него плавно перетекли на нее. Где-то она сейчас? Как она? Справляется ли с тем, что на нее обрушилось столь внезапно? Сожалеть о произошедшем было не в его натуре. Поэтому, рвать на себе волосы по поводу того, «нафига он поперся по той змееобразной тропе со странными камнями», он не стал. Зачем? Дело, как говорится, уже сделано, и этого не вернешь. Ему, вдруг, очень захотелось, чтобы Нюська узнала, почувствовала, что они с Татьяной спешат ей на выручку. Конечно, для нее это, возможно, ничего не изменит в настоящем, но сердце должно согреть. А это уже немало. Это он знал по себе. В самых своих отчаянных ситуациях, которых в его жизни было-перебыло, он всегда чувствовала, что Нюська рядом с ним, пусть только мысленно, но рядом. Иногда, он даже слышал в голове ее голос, советовавший ему поступить так или иначе в казавшейся безысходности. И это ему всегда помогало. А вот сейчас он начинал думать, что, возможно, ее голос в его голове – это вовсе и никакая не фантазия. Ведь сейчас он «слышит» мысли Амоса. А что, если попробовать связаться сейчас с подругой, или хотя бы, только попробовать? Эта идея его так вдохновила, что он тут же уселся на ближайший камень, прикрыл глаза и стал думать о ней. Ему никто и никогда не говорил, как это делать правильно. Наверняка у всяких там экстрасенсов есть на этот счет какие-нибудь специальные техники. Но он, Юрка, никакой не гипнотизер, и уж тем более, не экстрасенс. Ну и пусть! Зато у него в сердце живет любовь к той длинноногой девчонке с торчащими во все стороны светлыми кудряшками, какой он помнил ее еще из далекого детства. Нет, не та любовь, о которой все пишут в книгах! Всякие там «уси-пуси» не имели ничего общего с тем чувством, которое жило в его душе. Это было… Он запутался в собственных эмоциях. Не так часто он об этом задумывался, а вот сейчас, наверное, пришло время. Нюська была для него всем, и сестра, и брат, и друг… В общем, ближе нее у Юрки никого не было. У него вдруг защипало глаза, и пришлось даже закусить губу, чтобы не расплакаться, чего он не позволял себе лет с пяти. Юрка даже как-то испуганно стал озираться, не видел ли кто. И тут же вспомнил, где на самом деле он находиться. Словно, мгновение назад он и правда сидел на старой яблоне у них во дворе рядом с Нюськой, и пулял оттуда зелеными яблоками в глупых кур, бродящих внизу по траве в поисках жучков или гусениц. Вот как его увлекли мысли! Его сознание зацепилось за последнее слово. Так… Если он мог так отключиться и перенестись в свое детство, что смог увидеть, услышать и даже почувствовать все запахи, то, возможно, мысленно представив сейчас Нюську, какой ее знал и помнил, он сможет с ней как-то связаться? Эта мысль его так необычайно вдохновила, приведя в возбуждение, что он соскочил с камня и начал бегать кругами. Нужно было попытаться! Прямо сейчас! К чему откладывать и ждать неведомо чего?!

Он, заставив себя успокоиться, уселся обратно на тот же камень, и опять закрыл глаза. Стал представлять Нюську, какой он ее видел в их последнем походе. Клетчатая рубашка, заправленная в походные штаны, с резиночками понизу, старые потрепанные ботинки коричневого цвета с черными шнурками из капроновой веревки, чтобы не перетирались, брезентовая куртка-«штормовка», завязанная рукавами на поясе, светло-пепельные волосы, заплетенные в две косы, и, выбивающиеся из общей массы волос, кудряшки, обрамляющие лицо с большими зелеными глазами, в которых всегда была тень легкого изумления, словно весь окружающий ее мир был одним большим чудом. Он так ясно себе ее представил, что казалось, протяни руку, и он сможет дотронуться до ее плеча. Вдруг ее образ немного дрогнул, и Юрка увидел… Нет, так не может быть, так не бывает! Он заставил себя отбросить всяческие сомнения, убеждая, что он МОЖЕТ ЭТО видеть! Образ девушки стал немного четче. Она стояла к нему в пол оборота в какой-то странной комнате или не комнате, ему было не совсем понятно. Тусклый свет, словно от свечи, падал откуда-то сверху, а вокруг была темнота. И только Нюська была единственным ярким пятном, среди этой мглы. Юрка, напрягая все силы, сосредоточился на ее фигуре. Косы небрежно отброшены назад на спину, брови хмуро сведены на переносице, словно она решала какую-то сложную задачу. Он мысленно потянулся к ней, будто и впрямь хотел коснуться ее плеча, и позвал:

- Нюська… Нюська…

Девушка замерла напряженно, а потом резко обернулась. Глаза ее удивленно распахнулись. И Юрке показалось, что она смотрит прямо на него. Несколько мгновений Нюська стояла неподвижно, а потом губы ее стали шевелиться. Он напрягся, силясь услышать, хоть слово. Но все было тщетно! Их словно разделяла толстая стеклянная стена, через которую он мог видеть, но не мог разобрать ни слова. Тогда он сосредоточился на ее губах, и по их движению, скорее понял, чем услышал:

- Юрка…? Опасность… - Она говорила что-то еще, но кроме этих двух слов, его имени и предупреждении о какой-то опасности, он больше не понял ничего.

И тут он внезапно почувствовал, что из окружающей их темноты на него что-то надвигается, опасное, жуткое. У него все захолодело внутри от этого невидимого «нечто». Нюськин образ стал блекнуть, словно дым от потухающего костра, и вскоре совсем затянулся какой-то бурлящей темной массой, от которой исходила угроза. Он попытался дернуться, и… свалился с камня, на котором сидел. Ошарашенно огляделся по сторонам. Он, по-прежнему, был в том самом месте, куда их привел Амос. Холодный пот градом катился у него по лицу, дыхание было тяжелым, будто он тащил на себе целый состав с углем вместо локомотива. На дрожащих ногах, опираясь одной рукой о камень, он с трудом поднялся, и тяжело выдохнул. Что ЭТО было? Юрка покрутил головой, будто искал поблизости хоть кого-нибудь, способного ему ответить на этот вопрос. Но огромная пещера была, по-прежнему, пуста. Неужели этот странный мир, в котором они с Танькой очутились по воле случая, так на него повлиял, и он научился видеть и слышать по-другому? А может быть, все сказки Нюськиного деда были вовсе и не сказками, а правдивыми рассказами о существовании ЭТОГО мира, о котором тот знал, или догадывался? Озадаченный произошедшим, а еще больше, своими размышлениями, он еще немного постоял, держась за камень и приводя свое дыхание к нормальному состоянию, а потом побрел в сторону озера. Ему захотелось умыться, прямо сейчас, немедленно! Потому что, голова была словно набитая ватой, а все поджилки у него тряслись, будто от сильного физического напряжения.

Кое-как он доплелся до воды и огляделся. Берега этого озера были довольно обрывистыми. Не очень высокими, может всего-то около метра, но до воды было не дотянуться. Тогда он побрел по берегу, в надежде найти спуск, который бы привел его к самой воде. И вскоре он его обнаружил. Небольшой разрыв, на котором лежал большой плоский камень, под уклоном спускающийся в воду. Возможно, это были своеобразные «мостки», с которых местные жители (ведь они здесь были когда-то!) ходили за водой. Мелко переступая, Юрка принялся спускаться вниз. Уклон был не особо большим, но, поскользнувшись, свалиться в воду ему не хотелось. Здесь было довольно прохладно для купания, а сменной одежды у Юрки с собой не было. К тому же, он подозревал, что вода в озере была холодной.

Вода была не просто холодной, это был настоящий жидкий лед. Зачерпнув пригоршню, он почти «обжегся». Быстро плеснул себе на лицо, и почувствовал внезапное облегчение. Вода пахла снегом и еще чем-то, чего Юрка не смог вот так сразу распознать. Запах был какой-то очень знакомый. Он прислушался к своим ощущениям. Никакого чувства тревоги или опасности он не ощутил. Тогда он еще дважды повторил эту процедуру, уже больше не опасаясь обморозить рук. Зато, к нему вернулось ясное мышление и некоторая бодрость. Он, было, даже хотел сделать несколько маленьких глотков, но вовремя остановился. Уж лучше он напьется из того кувшина-вазы, которую им оставил Амос. Ведь не зря же он им оставил воду, предполагая, что они захотят пить! Хотя озеро, полное хрустальной чистой влаги было совсем рядом. Значит, пить из него не следовало. Интересно, тогда откуда та вода, которая в кувшине? Наверняка здесь, под толщей гор, полно всяких ручейков, родников и речушек, из которых можно напиться, не боясь превратиться в ледышку.

Постояв еще немного у самой кромки озера, Юрка отправился обратно. Несмотря на ту бодрость, которую ему придала вода, чувствовал он себя вымотанным. Мысленная связь с Нюськой (конечно, если это все были не игры его воображения) отняла у него порядком сил. Татьяна все еще спала, когда он вернулся обратно в пещеру. Он прилег рядом, раздумывая, стоит ли ей рассказывать о своем «эксперименте», или лучше промолчать, чтобы не сойти за чокнутого? И, незаметно для себя, вдруг уснул.

Ему снилось, что он стоит наверху, у основания лестницы, ведущей в эту долину, а внизу бурлила и кипела жизнь. Десятки существ, похожих на Амоса, сновали взад и вперед, занимаясь какими-то своими делами. На небольшой площадке резвились и играли несколько детенышей, с тоненьким подвизгиванием бегая за каким-то небольшим пушистым зверьком, очень похожим на лисицу, или енота. Сверху Юрке это было не очень хорошо видно. Вроде бы мир и спокойствие, жизнь бурлит. Но им, вдруг, стало овладевать какое-то беспокойство. Сверху он хорошо видел озеро и в его прозрачной воде что-то двигалось. И именно, это что-то и вызывало его тревогу. Он стал следить за озером с усиленным вниманием. Это был какой-то темный сгусток со множеством каких-то, не то отростков, не то щупалец. Он все время разрастался, там, под водой, пока полностью не занял собой всю чашу озера. И тогда оно стало выбираться наружу. Мерзкое, гадкое, слизистое существо, похожее на огромного осьминога или гигантскую медузу. Лохматые великаны в долине заволновались. Отовсюду слышалось рычание и визги малышей. А эта «осьминого-медуза», стала расползаться, заполняя своим желеобразным телом все пространство вокруг, поглощая мохнатых великанов, словно те были мелкими букашками. Некоторые пытались убежать, и подняться по лестницам, но тогда, этот монстр выпускал, словно выстреливал, щупальце, и затягивал бедолагу обратно. Он замер, словно приклеенный к месту вязкой слизью того существа, не в силах даже пошевелиться от омерзения и ужаса. Тошнота подкатывала у него к горлу, а желудок скручивало в тугой узел. От оглушительного рева, стоявшего в долине, у Юрки заложило уши, и тогда он тоже закричал. Громко, отчаянно, страшно, как не кричал никогда еще в своей жизни. Безысходность и собственное бессилие рвали его на части изнутри, словно он сам тоже оказался внизу, в этом кошмаре.

продолжение следует