Сергей Виноградов
ВОСПОМИНАНИЯ О КУРСАНТСКОЙ ЖИЗНИ
Уже немало лет прошло с тех пор когда я носил курсантские погоны. Многое забылось, стёрлось из памяти. Многое словно скрылось в тумане и потеряло чёткость очертаний. Не судите строго за рассказ бывшего курсанта и теперь уже бывшего офицера флота о тех двух годах жизни, что прошли в бывшей стране – СССР, в славном украинском городе Львове, где по адресу Гвардейская 32 располагалось бывшее Высшее военно-политическое училище. Но прочь предисловия. Путь в тысячу ли начинается с первого шага.
Жаркое лето было в апогее. Плавился асфальт городских улиц, мозги усталых прохожих, а каменная брусчатка центра раскалялась до невозможности. Ни облочка на небе, ни ветерка. На поезде приезжаю в город Львов и вновь в дорогу. Раздувшиеся сумки, заботливо набитые под завязку маминой рукой загружены в пропылённый рейсовый автобус. Жёлтенький ЛиАЗ неторопливо плетётся из Львова в область. Там полевой лагерь, где в течении месяца предстоит сдавать экзамены и собеседования для поступления в ЛВВПУ. Тревога неопределённости. Жара. Как потом ее будет не хватать в знаменитых львовских дождях.
Подхожу к полосатому шлагбауму у которого маячит дневальный.
- Куда идти?
- В штаб, вперёд по дорожке ко второй казарме.
Иду. Там старшекурсники принимают у меня документы, начинают допытываться о моих музыкально – танцевальных талантах. Я старательно отнекиваюсь.
- Тогда бери ручку и иди напиши на той стене свою фамилию, говорит мне старшекурсник, тут такая традиция есть.
Беру, иду, понимаю что то не то, оглядываясь на смеющиеся рожи.
Сдаю сумки в капёрку, там же получаю грязный мешковатый матрас, ватную подушку и тряпки простыней. Меня определяют в группу, устраиваюсь в палатку, которая на месяц становится домом для счастливчиков, которым удастся пройти сито экзаменов и не сломаться по дороге. В тот же вечер выдают лопату и на работы на территории лагеря, ровнять дорожки, вкапывать бордюрные кирпичи, отсюда и до обеда… Тогда я еще не знал, что это станет чуть ли не основным занятием на ближайшие годы.
АБИТУРА
…И набилось нас в палатку человек пятнадцать и было таких палаток штук под сорок. Что такое палатка? Это фундамент примерно четыре на четыре метра. Сверху на направляющих натянут брезент. Снизу насыпан песок, который надо разравнивать граблями и не оставлять на нём следы, как на контрольно-следовой полосе на границе. А по середине – деревянный поддон нар и мы на нём – абитуриенты. Кто во что одет, кто во что горазд. Собрались со всех окраин некогда необъятной нашей Родины. Остров Шикотан, бухта Провидения, Петропавловск-Камчатский, Брянск, Магадан, Воркута, Кострома, Армения, Грузия, Азербайджан, Узбекистан, Таджикистан, Эстония, Ленинград, Москва и конечно ридна Украина послала своих гарных хлопцев до армии. Тогда это было престижно. Конкурс документов, отосланных ещё из школы, проходил не каждый. Тех кому почтальон принёс конвертик с вызовом, приезжало до нескольких человек на место. Многие мечтали поступить, некоторым было всё равно, кто то шел в училище чтоб не идти на срочную службу.
Приехали солдаты и матросы, которые подали документы в училище во время своей «армейки». Они жили в отдельных от нас, гражданских, палатках. Оттуда доносился громкой хохот и невнятная речь с отборным матом.
А в самом конце абитуры наши нестройные ряды разбавили чёрными кителями «кадеты» и «спецура» - выпускники суворовских училищ и спецшкол. Они поступали без экзаменов. У всех был свой путь, свои цели и резоны.
Командир взвода старший лейтенант М. с первых дней стал для нас царем и богом. При любом нарушении, начиная выволочку, он краснея говорил «Товарищ абитуриент, примите строевую стойку, положение рук - большие пальцы прижаты к середине бедра». Порой он просто кричал – «положение рук», за что и получил одно из своих прозвищ.
А нарушений этих было… Опоздания, разговоры в строю, курение вне курилки. Хотя мы еще и не были военными, и в большинстве своём не курили и не пили, ещё оставались почти что детьми, но впечатление о каждом начало складываться с самых первых дней, как у командования так и у нас.
Ещё бы, целый день на виду все у всех, а ночью, засыпая на тесных нарах под звон комаров, нельзя даже ворочаться. Спали впритычку, не повернуться не разбудив всех вокруг. Однажды я проснулся на улице. Дождик капает… Выкатился с нар в щель под брезентом. Теснота… Но с каждым днём абитуриентов оставалось всё меньше. Освобождалось место в палатке. Уезжали ребята не сдавшие экзамены, не прошедшие собеседования, нарушители дисциплины и просто не выдержавшие суровых условий полевого лагеря. Кто то из них обещал вернуться через год, кто то обещал не вернуться никогда, кто то еще рассчитывал рвануть в институт, кого то ждала повестка из военкомата.
ЭКЗАМЕНЫ
Они мне не запомнились ярко. Ещё вчера я сдавал выпускные в школе. Серьёзно засел за учебники, боялся ненавистной алгебры и вдруг всё сдал. А теперь вновь пишу сочинение, но уже за партой, поставленной в зале столовой.
А вот с историей мне повезло. Прямо перед экзаменом прочёл про ледовое побоище и этот вопрос был в билете. Лото. Выигрышный билетик. Потом сдал нормативы по физподготовке. Пригодилось, что за год до этого начал бегать и сосисообразно подтягиваться. Прошел медкомиссию, а одного парнишку, который сдавал всё на отлично, на ней выперли из за плохого зрения. Да уж, где найдёшь, а где потеряешь…
Кроме экзаменов были различные тесты и собеседования. Изучали нас и так и этак. Капитан из породы комсомольских вожаков, спрашивал меня на одном из них про партию, комсомол и за что я Ленина люблю. Училище готовило политработников. А Ленина я не любил, и отвечал кепу не так как тому хотелось бы. Он и написал мне «условно годен», но приговором это не стало, я поступил.
КМБ
Июльский вечер. Очередное построение. Нам зачитывают приказ. Приняты. Мы курсанты. Что теперь, смеяться или плакать? Впереди четыре года учёбы. Какими они будут? Если отчислят то дослуживать на «срочку». А уже по абитуре понятно что лёгкими они не предвидятся. Впрочем, в одном плюс, завтра переезжаем в казарму, кончилась палаточная житуха в вечной сырости и холоде. Заношенную «гражданку» сдаём в каптёрку. Получаем яловые сапоги, килограмм по 10 каждый, портянки, х/б, пилотки. Размещаемся в деревянных одноэтажных зданиях барачного типа – казармах. В первой сформированная 10 рота во второй наша 11 рота. Начинается КМБ – курс молодого бойца.
И стали мы постигать непростую воинскую науку. Как правильно пришить погоны и петлицы. Как носить форму, пришить подворотничёк, даже когда нитки и иголки дефицит. Как почистить сапоги, даже если нет крема и щётки. Как побриться даже если нет бритвы, а о роскоши горячей воды мы забыли вообще на четыре года. Всё это должно быть сделано, иначе наряд на службу вне очереди, за неряшливый внешний вид.
Нас часами гоняли по плацу, готовя к ритуалу присяги. Строевой шаг, построения, перестроения. Мы вдруг поняли, что раньше мы и ходить то не умели, не то что людьми были. Сколько раз репетировали отбой и подъем и всё не укладывались в норматив 45 секунд. С каким вдохновением старший лейтенант М., который вскоре стал капитаном, рассказывал как правильно заправить кровать и как ровнять полоски на одеялах, что бы они на всех кроватях сливались в одну общую линию. Ровняли мы всё. Полоски, кровати, тумбочки, подушки, газоны, строй, скобочку остатков причёске на лысом затылке.
-Держать равнение в строю,- доносились бодрые крики отцов командиров.
Правда ходили мы, большей частью на строевой подготовке. В остальное время бегали. Построились, сержанты доложили о расходе личного состава, проще говоря кто где есть, а кого нету и он будет за это жестоко наказан, и побежали. Неважно куда, на обед, с обеда, на занятия, на работы. Всюду бегом марш. Сапоги нещадно тянули к земле, портянки сбивались, натирая мозоли. Хотя иногда мы ходили, но это для того чтоб песню попеть.
СТРОЕВАЯ ПЕСНЯ
Их было у нас две. Одна ротная, её учили все, другая групная, их учили каждая группа свою. Курс назывался батальоном. В него входили наши две роты плюс морская рота, которая была обособленным подразделением в составе училища. Каждая рота делилась на два взвода, а они уже на учебные группы. В каждую группу первоначально входило более 20 человек.
В нашу попали и бывшие солдаты и суворовец и выпускник спецшколы – грузин Х., который всегда злился когда его называли грузином.
- Я не грузин я грек, гордо вскинув синий подбородок гортанно выговаривал он.
Через пару недель уже вся рота в совершенстве изучила мат на грузинском языке. Греческого Х. не знал почему то.
Был у нас сержант из погранвойск, а из войск химзащиты стал замкомвзвода. Его странные эротические фантазии, когда он проверял чистоту уборки туалета дневальными, наводили на разные мысли. Что же они там делали в этих химвойсках? Суворовец Н. стал командиром моего отделения. Однажды, когда он стоял дежурным по роте, его укусил шершень в губу. Такой «сардельке» позавидовали бы современные любительницы силикона. А тогда его даже положили в санчасть. Большего разгильдяя и пофигиста в жизни я не встречал. На выпускной госэкзамен он пришел пьяным и заснул во время подготовки. Но тогда он ещё маскировался под исполнительного курсанта, внемля словам офицеров, покрикивал потом на нас. Первый курс. Начало. Как себя покажешь тем и будешь.
Показывали себя по разному, но истинная сущность быстро стала всем видна. В группе определились свои весельчаки и заводилы, тихони, нарушители всего чего можно и нельзя, нытики - критики, отличники - активисты, тормоза. Среди последних был курсант М. Вначале я попытался помочь ему, видя что парню труднее чем всем остальным, но пропала всякая охота, когда заметил как он втихую ест конфеты, что то бормоча при этом, одновременно ковыряясь в носу. Не стирает свою форму. Не умеет и главное не хочет работать. Так он и попал в команду «залётчиков». На ближайшие годы место во внеочередном наряде было обеспечено. Кстати и в дальнейшей жизни, те мнения, составленные в первые дни, в основном, оказались верными.
Ну а песня? «За взводом взвод, за ротой рота, идёт железная пехота», орали мы, маршируя по плацу. А командиру роты капитану Н. всё не нравилось. И наматывали мы круги, стирая ноги и каблуки сапогов, проклиная сбившиеся портянки и нелёгкую жизнь первокурсников.
ПРИСЯГА
Незаметно пролетел пропылённый август в приграничном посёлке Старичи. Погрузили свои утомлённые тела в крытые бортовые Камазы. Поехали. Львов, столица западной Украины, ждал нас.
В училище отмылись, почистились. В один из вечеров к оружейному складу пришли два Камаза под завязку набитые тяжеленными ящиками. Разгрузили их. Вскоре получил свой первый автомат. Новенький АК-74, за номером 6772455. Калибр 5,45. Пуля со смещённым центром тяжести, запрещённая конвенцией ООН, но кого это волнует.
Твой калибр сегодня – 5,45,
Вся любовь твоя в караульном псе.
И в коротких письмах вся надежда твоя,
Незаметной морщинкой на скуластом лице…
Позже споёт в одной из своих песен курсант Рожнов, но а сегодня присяга.
Одетые в непривычную «парадку» - парадную форму, стоим на горячем от солнца плацу. Рядом толпятся приехавшие родственники. Приехали и ко мне, дед да бабка из Таллинна. Выкрикивают фамилии, выходим, нервно сжимая автоматы. Патронов не дали, а то бы точно начали стрелять. Но вот слова присяги произнесены, подписи поставлены, теперь мы настоящие военные.
После долгожданное увольнение, общение с роднёй, обжираловка привезёнными вкусностями. В этот день каждый из нас чувствовал себя центром мироздания. А завтра обратно в Старичи, осваивать суворовскую науку побеждать, а за одно копать, носить, убирать и «косить» по возможности от всего этого.
УЧЁБА И ПОСЛЕ УЧЁБЫ
Хотел назвать эту главу «учёба и отдых», но подумал, а разве мы тогда отдыхали? Если отдыхом можно назвать сон, то да. Ещё могли иногда сидеть – то же отдых. В остальное время занятия. Собирали и разбирали автомат, стреляли чуть не через день, рыли окопы, блуждали по лесам на занятиях по военной топографии, одевали ОЗК – общевойсковой защитный костюм, изучали военные радиостанции и проводную связь. Телефонный аппарат ТАП-15, без изменений дожил считай с военных лет. Если врага нечем убить, добей тяжеленным аппаратом. А рации… Симплексная связь, дуплексная, я до сих пор не могу понять, как можно было сделать такие здоровые тяжелые агрегаты. Разве что рассчитаны они были на переноску культуристами. Конечно физподготовка, строевая, тактика, уставы. Учились большую часть дня. Стрельбище и полигон стали привычными местами. В аудиториях начали вести свои первые конспекты.
Чем же заняться первокурснику в остальное время? Конечно уборкой! Подметали плац и дорожки. Вскапывали клумбы. Белили бордюры. Собирали «бычки» возле курилки. Кстати бычки человек курит два раза в жизни, когда начинает курить и когда служит в армии. Прибавилось курильщиков и в наших рядах, хотя и не очень много. Дымили сигаретами Ватра, были они без фильтра в плоской пачке из грубой бумаги. Хохлы говорили что ватра так называется огонь в горах. Карпаты рядом. Ритуал перекура во время перерыва между занятиями, построениями, работами, для многих стал чуть ли не святым. Еще бы, курить – не работать.
Убирали и в казарме. Каждое утро дневальный кричит «Подьём!». Рота, ещё не проснувшись, одеваясь на ходу, бежит строиться. Потом утренняя зарядка для всех, кроме уборщиков. Они назначаются заранее согласно очереди. За те сорок минут, что остальные бегают и подтягиваются, улучшая хилое здоровье, уборщики обязаны вымыть полы в расположении, вытряхнуть дорожки, в общем, убрать грязь и навести сырость. Потом, когда рота уйдёт на занятия, мыть полы будут дневальные. Кроме этого, по субботам ПХД – парково хозяйственный день. В него моют, чистят, копают и красят все всё и везде. Но а было ли всё кристально чисто? Нет, командиры стремились к совершенству, нещадно эксплуатируя Колоссально Универсальную Рабочую Силу Абсолютно Не желающую Трудиться или попросту КУРСАНТа. После сдачи объектов возможно долгожданное увольнение в город и кино для оставшихся в училище, но это пока ещё впереди. В полевом лагере «увалов» не было.
Так, весело и беззаботно, пролетел ещё месяц. КМБ заканчивалось. Грозно и неотвратимо приближался финал полевого выхода. В училище нам предстояло идти пешком.
БЕГОМ МАРШ
Кто как встречает свои 17 лет. Кто на Большом Каретном, кто на дискотеке, кто дома, а я вот разбужен в пол пятого утра диким криком дневального: «тревога!!!». Больше сотни гостей на моём празднике. Все бегут, матерятся, грохочут оружием, котелками, роняют набитые вещмешки. Весело.
Хорошо отдохнули в тот день. Был и пикник на природе, обедали – ужинали из пыльных котелков в полевой кухне, и фейерверк - настрелялись из автоматов аж уши заложило, и костюмированный бал со спецэффектами. На огневой полосе препятствий напалма набякали щедрой рукой, а чтоб ОЗК одели как следует и противогазы не снимали, подпустили дымку с какой то газовой гадостью. А подарок самый лучший и дорогой. Каждый из нашей группы бросил в мою пилотку по патрону. Спасибо, ребята. В общем, много было веселья. Обкатка танками, минно – взрывная подготовка и конечно родимая тактика – мешок за спину, автомат в зубы и бегом марш через леса и разбухшие от осенних дождей болота.
Всё время бегом, ночью отдохнём… Как бы не так. Отрыв окопы, заняли район обороны. Думал в окопе посплю, так он быстро наполнился грунтовыми водами, а потом нас атаковал условный противник. Постреляли, повзрывали дымовые шашки и взрывпакеты.
После назначения боевого охранения, можно и отдохнуть. Приходим в ротную палатку. Смешались в кучу кони, люди… Бьётся в тесной печурке огонь… У топки буржуйки сидит грустный туркмен. В темноте наступаю сапогом на грудь спящего человека. Он не просыпаясь глухо стонет. За мной идёт всё отделение, стоны продолжаются. Валимся на землю, пару часов поспать до выхода в патруль.
Утро туманное, утро седое… Подъём, переход к урочищу Жеки. Занятия по медподготовке, связи, ЗОМП – защите от оружия массового поражения. ОЗК, противогаз, как прожить нам, бля, без вас… После обеда опять бегом марш, чтоб утряслось.
И побежали, и пошли, и поползли. Начался переход. Пешочком по шоссе.
-Эй, кто там отстаёт, подтянуться, держать строй.
Шоссе закончилось, земляные лужистые дороги сквозь леса. Сапоги вязнут, идём, бежим, от привала до привала. Весь день. Все пропотели, вещмешки уже неподъёмные. Гремят коробки от пулемёта, которые я тащу как помощник пулемётчика. Х/б под шинелью мокрое насквозь. Весь день идём.
Ночь. Вновь ротная палатка и патрулирование по очереди. Следующий день опять переход. Когда проходили через деревни, рвали яблоки, висящие за заборы. Старушки крестились и прятались в хатах, завидев наши нестройные ряды.
Уже несли по очереди автоматы уставших. Некоторые отказывались идти и садились на идущий сзади БТР. Таких было немного. Пораженцы. Сдаваться нельзя. Но вдруг дошли. У Ивано-Франковской птицефабрики нас ждали грузовики. Прибыли птенчики. Грузимся, едем, засыпаем. Дорога на «зимние квартиры».
БУДНИ
Раз гулял по саду Бог,
Видит – яловый сапог,
«Пустим в дело сей сапог»,
Молвил потихоньку Бог.
И курсанта произвёл.
Посмотрел со всех сторон,
Оглядел своё творенье
И присел от изумленья.
Перед ним стоит детина.
На щеках его щетина.
Ростом прямо с каланчу,
И кричит: «Я жрать хочу!».
Бог ему одежду справил,
Две недели не поспав,
Сотворил ему устав.
«Ты на службу мне поставлен,
Нарушать его не смей,
Не ходи ты в самоходы,
Не кури ты и не пей,
Выполняй приказ святых,
Командиров всех своих.
Заруби себе на лбу,
А то сядешь на губу».
А курсант и в ус не дует,
Не работает, сачкует,
Всё стоит, пускает дым,
В общем, стал курсант блатным.
Отпустил усы и баки
Как у бешеной собаки,
Умываться перестал
И шинелку изорвал.
Долго так лафово жил,
Богу кто то заложил.
Бог вскричал,- «Щенок, убью,
Нахер нужен ты в раю,
Я служить тебя заставлю
Наберешься ты ума,
ЛВВПУ – вот там дыра!»
И собрал курсант манатки,
Сапоги, х/б, перчатки,
Загрузил на самосвал
И поехал на вокзал.
Там залез курсант в вагон,
Приезжает на перрон.
Глядь, курсанты водку пьют,
Службу Богу не несут,
К бабам ходят табунами.
Нет проверки перед сном…
Кто сказал, что здесь дыра?
Для курсанта тут лафа.
(неизвестный поэт)
И началась наша повседневная курсантская жизнь. В самые первые дни, на батальонном построении, отчислили самых рьяных «залётчиков». Было страшно наблюдать как под барабанную дробь выходят они из строя со срезанными курсантскими погонами. Им теперь вместо учёбы предстоит на два года уйти в войска.
Ну а мы, оставшиеся – всюду ходим строем. Кстати за строем «живых», шли «хромые - болезные», те кто натёр ноги во время марша. Вскоре этот строй начал увеличиваться, ведь их не заставляли маршировать и орать песню. Заметив это, «хромых», быстро перевели обратно в здоровые.
Всюду, это по территории училища, за территорию, в увольнение, мы ходили считанные разы. На первом курсе не положено. У одних какие то «залёты», у других воскресные наряды. Более менее регулярно в город выходил сержантский состав и самые ушлые курсачи. В «самоходы» тоже не ходили. Ещё не куда было пойти, да и постоянные построения шанс «спалиться» делали весьма вероятным.
День начинался в 7 утра весьма энергичным подьёмом. Особенно энергичным он был, когда присутствовали ротные офицеры, то есть почти каждый день. А когда приходил командир батальона подполковник В… Гром и молния, самум, буран, торнадо, землетрясение… Не нравилось ему как мы встаём… И репетиции продолжались. Отбой, подъём, отбой, подъём.
Учились в соседней 12- ж группе двое парнишек, один неспешный блондин под 2 метра ростом, другой кудрявывй живчик метр с кепкой. И поменяли им добрые товарищи форму после отбоя, переставили стулья с заправленным на них обмундированием. А утром на подъёме был комбат. Высокий блондин флегматично одел маленькую форму и она лопнула на нём в лоскуты. Путаясь в огромных галифе и подтягивая свисающие рукава, второй в недоумении стоял в строю. Иногда шутили по другому. Зашивали ночью рукава, штаны, иногда пришивали одеяло к матрасу, ну это только для того, чтоб спящий курсант не сбросил во сне одеяло и его не продуло. А как то вынесли кровать со спящим на ней человеком в туалет.
Спали мёртвым сном. Закрываешь глаза после отбоя и уже как будто через секунду слышишь команду «Подъём». Первое время чувство недосыпа и чувство голода, было постоянным.
Подъём, построение и уже через пять минут бежим на зарядке. После неё, время чтоб заправить койку, отравнять кровати, полоски на одеялах, тумбочки, тапочки и привести себя в порядок. Затем утренний осмотр.
Утренний осмотр – следствие ведут знатоки. Сколько всего проверяли у нас сержанты или офицеры. В первую очередь чистоту подворотничка, его подшивали кждый день, покупая «подшиву» в училищном магазине или по тихому переводя на ткань казённые простыни. Сапоги и бляха ремня должны блестеть. Погоны, петлицы, пришиты как положено. Причёска, клеймление обмундирования, жажда крови врага во взгляде…
Целый день построения. На зарядку, на утренний осмотр, на завтрак, на занятия и так до вечерний поверки.
В 9 утра начало занятий. Изучали как военные дисциплины, так и гражданские. С пары по бронетанковой или огневой подготовке, шли на пару по истории искусств или практической стилистике русского языка. На таких занятиях мы отдыхали. Я душой, возносясь в мир муз, а многие и телом. Дрыхли, пуская слюни на парту, всхрапывая, тревожно открывая красные глаза. Гражданские «преподы» обычно лояльно относились к спящим.
После обеда развод на «сампо» - самоподготовку. Садились в аудитории и готовились к завтрашнему дню. Вечером ужин, личное время, чуть больше часа, вечерняя прогулка, естественно строем по плацу, вечерняя поверка и отбой.
Так пять дней в неделю. По субботам, после занятий, вместо сампо ПХД – парково-хозяйственный день и увольнение. В воскресенье в увольнение можно было уйти прямо с утра.
Это «эталонный» распорядок дня. В жизни было всё далеко не так. Наряды, работы и прочие незапланированные форсмажёры, случались постоянно, особенно в начале нашей военной службы.
НАРЯДЫ
Не самое приятное времяпровождение. Заступали мы в наряд по роте и по училищу. В него входил наряд по столовой и наряд по корпусам.
Наряд по роте был, пожалуй, самый трудный и опасный. Очень много шансов быть снятым с наряда и заступить на следующий вечер во внеочередной. Трое дневальных и дежурный по роте отвечают за всё, начиная с охраны оружия, больше сотни автоматов, патроны, штык ножи, гранатомёты, пулемёты, хранились в оружейной комнате, заканчивая соблюдением распорядка дня, чистотой расположения и маслом… Кругляш сливочного масла положен каждому курсанту к завтраку и ужину. Его раздачей заведует наряд по роте. Если кому то не хватило масла, считай скандала не избежать. А кто то втихую жрёт второй кусок.
Раскладывали в столовке ложки и вилки. Следили чтоб они не пропадали. «Стояли на тумбочке», круглосуточно по очереди в течении двух часов, надо было стоять у входа в роту. Тумбочка с помостом и телефоном, рядом барабан и огнетушитель. Знать что происходит, встречать приходящих, отдавать соответствующие команды. В общем, наряд по роте отвечает за всё.
Первые наряды шли особенно тяжело. Не редкостью были случаи когда за различные нарушения снимали дневального или дежурного, порой и весь наряд в полном составе. Но со временем мы осваивались. Узнали все тонкости несения службы, ведения документации и прочие хитрости. Стало полегче, но всё равно в ЛВВПУ, дежурство по роте мне запомнилось как самая тяжелая служба.
НАРЯД ПО СТОЛОВОЙ
А вы когда ни будь чистили картошку пол ночи, наполняя ей ванну за ванной?. А работая на мойке, перемывали тысячи тарелок и кружек, сотни черпаков и бачков? Трудились во влажном пару горячего цеха? Мыли обеденные залы размером с пол стадиона? Если да, значит вам знакома служба в Советской армии.
Одетые в грязно – синюю подменную форму, носились по столовой как электровеники. Расплёскивая невкусный суп, сервировали столы. После обеда отмывали тарелки от замёрзшего комбижира, на котором, проверяя прочность наших желудков, готовили еду.
Кто то сказал: «Здесь мы не едим, мы принимаем пищу», ибо едой то что давали, можно было назвать весьма условно. «Мы будем помнить много лет, солдатский суп и чёрствый хлеб…» И оставались недоеденными «разносолы», которыми удивляли нас повара. Чего только стоили огромные солёные помидоры зелёного цвета. Помидоры – убийцы, помидоры – мутанты. Зато не потолстеешь. А чтоб не превратиться в «бухенвальдских крепышей», по возможности ходили в ЧИПОК – Чрезвычайная Помощь Оголодавшим Курсантам. Ели там пирожки – ташнотики, пили лимонад и сметану с сахаром и конечно цукерки – конфеты. На 22 рубля курсантской получки можно было всё это себе позволить.
Запомнился наряд по столовой на новый год. Почти до 12 часов чистили картошку. В 12 вылезли из недр сырого подвала – «овощерезки», переоделись, встретили первый курсантский новый год и пошли спать в роту. Но не тут то было. Оказывается наряд «по картошке» должен был ночью охранять столовую. Пошли спать туда. Расставили стулья… Просыпаюсь ночью. В плохо убранных обеденных залах царило оживление. Новый год отмечают крысы. Серые пасюки размером с маленькую собачку, неспешно ходили по полу, не обращая на нас никакого внимания. Поворочался на жестких стульях. Можно поспать еще пару часиков.
А вот в наряде по корпусам порой удавалось «притопить массу». Был у нас и такой наряд – следить за порядком в учебных корпусах. Днем особо делать нечего и вместо занятий дрыхнешь в тесной дежурке. А ночью идёшь по тёмным коридорам корпуса, построенного еще во времена Австро – Венгрии и высматриваешь призрак. Говорят на кафедре тактики когда то повесился курсант. С тех пор его неупокоенный дух ночью бродит среди древних стен. Повесился курсант и с 10 роты в начале первого курса. Из петли его, кстати, доставал наряд по корпусам, который его и нашёл.
Кроме училищных нарядов были ещё гарнизонные. Сколько мы вагонов разгрузили в гарнизонной погрузкоманде на станции Левандовка. Сколько щебня перекидали… «Ваше благородие, госпожа лопата, стала мне сестрой родной, но а лом за брата, два вагона щебня попробуй, разгрузи, не везёт мне в службе, повезёт в любви».
Заступали еще мы в патруль. Был гарнизонный караул в комендатуре. Охраняли гауптвахту и ее сидельцев, а потом чесались, искусанные «гарнизонными» блохами. Ну и конечно караул в училище.
КАРАУЛЬНАЯ СЛУЖБА
Привет тебе, родной аул,
Сегодня первый караул.
Мне важный пост в охрану дан,
Там в темноте сидит шайтан.
И вот услышал я шаги.
Ну вот идут моя враги.
Взял автомат наперевес
И по уши в сугроб залез.
«Стой, кто идёт?», - моя кричал,
А он на это отвечал:
«Я, разводящий твой иду,
И смену для тебя веду».
Моя сказал без лишних слов:
«Моя всегда стрелять готов»,
А он сказал, чтоб не шутил,
Скорей на пост, его пустил.
Тогда моя оружий взял,
С предохранитель его снял.
Затвор вперёд – назад ходил.
Патрон в патронник заводил.
Он мне кричал, что я урюк,
И чтоб стрелять не вздумал вдруг,
И чтоб шутить не вздумал с ним,
За это он меня сыктым.
Моя от страха задрожал,
И на курок слегка нажал.
Его бежал, моя стрелял,
И пуля мой его догнал.
Опять всё тихо, он лежит,
И под ногами снег скрипит.
Но вот ведут меня на суд.
Лет десять мне тюрьма дадут.
Прощай навеки мой аул.
Будь проклят первый караул.
Так описывал караул неизвестный поэт. Не далёк он был от истины, передавая чувства, впервые заступившего в караул.
Задолго перед караулом начали зубрить устав. Обязанности часового, что часовому запрещается, что такое караул, положение о боевом знамени части, табель поста. Всё это и многое другое надо было знать наизусть и конечно применять на практике. Надо сказать, что со временем любой из нас, хоть ночью подымай, мог без запинки выдать «нужные» статьи УК и ГС – устава караульной и гарнизонной службы.
В первый раз выстроились мы на плацу с автоматами и боевыми патронами. Дежурный по училищу провёл развод суточного наряда, опросил обязанности у нас – заступающего караула. И потопали мы в караулку, принимать посты и порядок в помещении.
Охраняли боевое знамя части, автопарк, оружейный склад и прочие склады на территории. Был ещё выездной караул №2. Там стояли на постах по охране складов НЗ и ГСМ. Они находились среди лесов и полей. Проверка приезжала обычно один раз за ночь. В колодце, из которого брали воду для мытья обеденных тарелок и полов иногда плавали дохлые крысы. Кстати на этот караул когда то было реальное нападение. Украинские хлопчики, перебрав горилки, решили штурмануть «москалей» на тракторе. Часовой начал стрелять. Хохлы бежали, моментально отрезвев. С тех пор никто и близко к постам не подходил.
Ну а в начале, проинструктированные до потери пульса, наглаженные и побритые, вышли мы на посты. Ходили, придавленные автоматами с полным БК. Высматривали коварных шпионов. Ждали разводящего со сменой, готовились к встрече проверяющего. Боролись со сном в предутреннюю смену. Сколько их потом будет, этих караулов. За 4 года я отстоял 50 караулов, заступал на все посты. Узнал, что можно нарушать, а что нельзя.
А в первых караулах, бывало, засыпал на ходу, особенно зимой в тёплом овчинном тулупе и валенках. Сменяясь с поста, начкар, капитан М. бодрствующую смену сажал за уставы или направлял на уборку помещения и караульного городка. Порой к выходу на пост так «отдохнёшь», что ноги не ходят. И так целые сутки. В лучшем случае на сон оставалось пара – тройка часов. После сдачи караула, картина маслом – живые трупы. А на следующий день на занятиях опять борьба со сном.
БОЛЬШОЙ ЗАСОР
Курсантский гальюн, что может быть романтичнее? Наверно только солдатский. Писсуары, очки, корзинки для говняных бумажек… Всё должно быть надраено, сверкать так чтоб резало глаз. Приём – сдача туалета суточным нарядом, целый ритуал. Лучше заставить сдающего дневального наводить идеальный порядок, чем заниматься этим самому. И так по кругу.
Но в один ясный, солнечный осенний день из очек наружу попёрло говно. Остановить обильный поток наряд по роте не смог, не смогла ответственная за порядок в туалете курсантская группа, а пришедшие алкоголики – сантехники, тоже махнули рукой.
- Нечё в очки бумагу скидать, сами забили, сами вычищайте.
Четырёхэтажная казарма осталась без туалетов. На нашем втором этаже, последствия были самыми удручающими. В дверях поставили тумбу для чистки обуви. Щели загерметизировали тряпьём и полиэтиленом. И в гальюне заплескалось коричневое море…
Теперь по утрам, наша 11 рота шла на зарядку только на стадион. Залетала за щит с рисунком дебильной рожи советского воина – спортсмена. Надпись «быстрее, выше, сильнее», приобретала в тот момент несколько другой смысл. Выбегая обратно на дорожку, мы улыбались. Говорят, душа человека расположена под мочевым пузырём.
Но долго так продолжаться не могло. Приближались зимние холода. Сержант Л, сказал – «Ё - моё», глядя на одетых в ОЗК счастливцев, возящихся в фекальных водах и спустился на первый этаж. В фановой трубе нижнего туалета был какой то лючок, закрытый пробкой на болтах.
- О, ё – моё!!!… …!!!, - дикий вопль разорвал тишину.
Сержант Л вскрыл лючок. Ничего не произошло. Труба была пуста и суха. Поковырявшись штык – ножом в ней сержант подцепил какую то тряпку и осторожно потянул её к себе… Мощный поток дерьма, ударил ему прямо в беззащитную душу…
Зато вскоре после расчистки авгиевых конюшен гальюна, им снова можно было пользоваться.
ВОРОВСТВО
Рота – это большая семья, а в большой семье клювом не щёлкай. Пропадало всё. Портянки, шапки, ремни, тапочки и даже хлястики от шинелей. Обнаружив досадную пропажу, надо было оперативно решать проблему. И велись поиски, а потом в соседнем взводе находилось «случайно». Или у товарища, как назло пропадал нужный тебе предмет. Но казённые вещи похищать большим грехом не считалось. Пропала у тебя простыня, «перетёр» с каптёрщиками на предмет доброго дела и проблема решилась. Другое дело ценные вещи и деньги.
Начались пропажи. Начались и поиски «крысы». Не спали по ночам, следя за расположением, устраивали хитрые ловушки. И вот вор попался. Им оказался сержант Журавлёв – один из замкомвзводов. Должность в курсантской иерархии, прямо скажем, неслабая. Пришедший с войск Журавлёв был с большим гонором и наглостью, бессмысленно «гнобил» своих подчинённых. А по ночам, как оказалось, ещё и чистил карманы.
Били его долго и страшно, после отбоя в туалете. Неделю он потом лежал в больнице, а в роте работала военная прокуратура. Его выписали, а дело замяли. До отчисления из училища он жил в закрытой на ключ бытовке. Кто то приносил ему туда еду. Выходить в туалет он решался только когда рота была на занятиях, а дневальными стояли не его бывшие подчинённые.
Поймали так же и каптёрщика азербайджанца Багирова, на краже фотоаппарата. Его не били, но исчез он моментально, в течении пары дней, был отчислен и направлен в войска.
Воровство, в основном, прекратилось, но все по прежнему на ночь прятали свои портмоне под подушку. Чтоб не искушать…
ГРУППА «ЗДОРОВЬЕ»
Зачем в физической подготовке офицера Советской армии столько внимания уделялось бегу и гимнастике, а рукопашному бою не уделялось вообще, я не понял до сих пор. Наверно встреча с врагом, в возможные боевые сценарии не входила. А может для того чтоб она не входила мы и бегали, в тяжеленных сапогах, выполняя нормативы чуть ли не спортсменов - разрядников.
Учили странные комплексы вольных упражнений № 1, № 2. Всё как в наставлении по ФП. Полуприсед, полумах… Единообразие…
Пытались из нас сделать гимнастов, тренируя на брусьях и перекладинах. И шансов уклониться от осваивания разнообразных прогибо – соскоков с разворотом и какой то там матерью, не было. Ведь через сдачу экзамена по физо, в каждую сессию, лежал путь домой, в долгожданный отпуск.
Отстающие «гимнасты», вскоре попали в группу «Здоровье». На самоподготовке шли в спортзал и раз за разом набивали шишки, падая с брусьев и турников. И это мучение давало результаты. Оценки на занятиях по физкультуре начали выходить «из минуса». Экзамен уже не казался непреодолимым. И однажды он пришел.
ПЕРВАЯ СЕССИЯ, ПЕРВЫЙ ОТПУСК
За нарядами и караулами, занятиями и построениями, пошли первые месяцы службы. Вдруг кто то из бывших ВСов (солдат), сказал:
- Пацаны, а до отпуска 100 дней.
Привыкли они считать дни до приказа. Завели и мы свои карманные календари, в которых прокалывали иголкой каждый прожитый день.
Началась сессия. Сдавали экзамены по политической и военной географии и физической подготовке а так же два зачёта. В перерывах между нарядами, работами и строевыми смотрами, начали готовиться. После отбоя в ленинской комнате было не протолкаться. Сидели за учебниками, за ними же и засыпали, разбуженные соседом, шли спать в расположение. У дневальных на тумбочке, вместе с ротной документацией лежали конспекты. При входе в роту вывесили плакат с ведомостями. После каждого зачёта, там появлялись полученные оценки. С лиц несдавших, не сходила озабоченность, ведь если не пересдать, отпуск проведёшь в училище.
Но вот экзамены закончились. Сдали их все. Помогла и группа «Здоровье» не завалить физо. Убираем закреплённые объекты, ровняем сугробы перед штабом, сдаём в каптёрку полотенца и простыни. В карманах отпускные билеты, которые надо будет по приезде в свои города отметить в комендатуре. «…И билет на самолёт с серебристым крылом, что взлетая, оставляет земле лишь тень.»
И вот КПП остаётся за спиной, а за ней вырастают крылья. Бегом по морозу. Ночёвка на квартире у знакомых. Уже ставшая непривычной за пол года гражданская одежда. Рейс Львов – Ленинград, друзья, провал памяти. Поезд Ленинград – Таллинн. Радость. Дедушка и бабушка. Таллинн – Львов. Аэропорт, задержка рейса. Снежные заряды. Нелётная погода. Хоть бы она продолжалась подольше. Быстро пролетели две недели, опять хмурый Львов. Как дожить до следующего отпуска?
ПЕРВЫЙ КУРС
Первый курс – без вины виноватые. Внеочередные и очередные наряды. Традиционный осенний выезд в колхоз на сбор урожая. Караулы. Их было несчётное множество. Старшекурсников в наряды ставили редко. У них в приоритетах учёба, войсковые стажировки, предстоящие госэкзамены. Ну а мы работали за всех. Учились жизни и военным наукам.
Прошёл очередной полевой выход. Две недели в холодных казармах, вечно мокрые сапоги, тающие сугробы. Время шло, делая нас опытнее, выносливее, проворнее.
Уже по вечерам начали ходить в первые «самоходы» - самовольные отлучки. В увольнениях посещали ближайшие пивные носящие эмоциональные кликухи «Засос» и «Барабан». После отбоя бывало причащались и водочкой, принесённой кем нибудь из города. Запомнился и странный молдавский напиток Стрэлучитор, испив который на троих, мы бежали из кабака не расплатившись.
Чудили не только курсанты. Замполит роты майор М. пришел как то после отбоя сильно уставшим. Прямо в шинели повалился на свободную койку в расположении. Под чутким руководством писаря, у которого были ключи от канцелярии, прямо на кровати занесли его туда. М не шевелился и только громкий храп выдавал в нём признаки жизни. Впрочем, он больше любил анашу, к которой пристрастился во время службы в Афганистане. Ей его снабжал один из курсантов.
Так пришли и прошли очередные сто дней до отпуска. Началась и закончилась сессия. Снова еду домой.
ВТОРОЙ КУРС. УКРАИНА
Прохладное прибалтийское лето, прогулки с эстонской девушкой Кристиной. По телевизору Лебединое озеро. Трясущиеся руки гкчпистов. Последние дни Великой Красной Империи. Из отпуска мы возвращались уже в другое государство.
Бывшее военно - политическое училище переименовали во Львовский военный институт культуры, а вскоре во Львовское виськовое училище. Ленинские комнаты стали Казацкими светлицами. Караульное помещение – примищеннем. Столовая – курсантской идальней. Зазвучала новая ротная песня. «Копав, копав крыниченьку, у зеленому саду», - орали мы чеканя шаг по плацу.
Тихо и незаметно отчислился тихий и незаметный эстонец курсант К. Азербайджанец назанимал у всех денег и бежал оставив записку: «Не ищите меня, я уже в воздухе». А грузины просто исчезли. Затих в казарме мат и крики. Выслали патрули на вокзал и в аэропорт, но конечно безрезультатно.
Все многочисленные красные знамёна поменяли свой окрас на жёлто – голубой и даже традиционно красная табличка пожарного гидранта тоже стала «жёвто - блокитной». Поменялись и многие офицеры. Вчерашние идейные коммунисты, преданные ленинцы в одночасье сделались украинскими националистами, порой даже имея такие фамилии как Иванов.
Вместо рублей появились купоны. Сначала напечатанные на грубой бумаге талончики, которые надо было вырезать и давать вместе с рублями в магазине. Потом разноцветные бумажки, которые вытеснили рубли. Хватало их на один два похода в ЧИПОК. Правда в нём стали продавать пиво! Порции в «идальне» тоже сделались невесомо прозрачными, а на обед начали давать куски жаренного сала, которые никто не ел. Метаморфозы.
В один из дней в училище состоялась присяга, на этот раз украинская. Приняли ее многие наши товарищи, в основном местные. Я не принимал, т. к. присяга даётся один раз и на всю жизнь. Так в роте произошёл пока незримый раскол на своих и чужих, хохлов и москалей.
Но каждая система имеет свою инерцию. За многие годы существования ЛВВПУ, система была сформирована, разрушить ее дело не одного дня. Хоть и перекрашивали стенды, переименовывали ленкомнаты, сносили памятники Ленину, сформированный уклад жизни в училище продолжался.
Ходили в наряды и караулы. Опять «через день на ремень». Сидели на лекциях и самоподготовке. Ездили на полевые выходы. Уже во всю гоняли по львовским улицам на УАЗиках, во время автоподготовки. На бронетанковой подготовке учились управлять боевой машиной пехоты - БМП – 2. Стреляли из пулемётов, автоматов. В том числе и с прицелами ночного видения. Метали гранаты. Начали осваивать офицерское оружие ПМ – пистолет Макарова. Готовились к сдаче многочисленных экзаменов и зачётов.
Те, кто не принял украинскую присягу, из училища отчислялись и автоматически переводились в ГАВС – Гуманитарную Академию Вооруженных Сил, расположенную в Москве. Что то нас там ждёт? Но это уже совсем другая история.
Заканчивался второй курс. Лихие 90 – е набирали оборот.
2011 г.