14.01
Оамару – Тотара – Моераки – Данидин – Инверкаргилл
Дороги в Новой Зеландии практически идеальные. И не столько из-за качества покрытия, сколько в силу своей совершенной незагруженности. После московских автопотоков хотелось спросить: позвольте, а где все? Казалось, это какое-то временное затишье, в стране объявлен день отказа от машин или где-то гигантская пробка из-за аварии, и, когда ее растащат, тысячи машин заполонят улицы. Мы проехали всю Новую Зеландию с севера на юг, но ни разу не попадали даже в подобие затора. Нет, один раз встали на выезде из Куинстауна по случаю концерта какой-то американской рок-звезды. Тащились целых 15 минут!
Продолжаем двигаться на юг. Одна ферма сменяется другой, тянутся бесконечные плетни, разделяющие широкие пастбища. Овцы, коровы, лошади, олени, опять овцы…
- Как-то неправильно мы путешествуем, - комаром зазудела я в уши впередисидящим джентльменам. – Страна ферм, а мы ни на одной ферме не были…
Новая Зеландия не изобилует музеями и выставками, здесь нет уходящих в века традиций живописи, скульптуры, музыкального творчества и других видов изящных искусств. К тому же нам давно хотелось посмотреть, как выглядит настоящая ферма. Кроме фрагментов крыш и стен в отдалении, с трассы ничего нельзя разглядеть.
- Хочешь – заедем, - согласился Богдан, который был за рулем, - ищи варианты.
Варианты не искались. Интернет молчал, как партизан.
Вдруг слева на высоком холме появилась стела с флагом: как памятник какому-то сражению. И почти сразу – указатель «Totara Estate». А дальше что-то меленько на английском…
- Вот вам ферма, - тормознул Богдан. – Поедем?
- А вдруг они не пускают… и вообще… - засомневалась я. Как-то вламываться в чужие владения…
- Написано же: первая ферма мороженого мяса! - он решительно свернул на ухоженную проселочную дорогу. Через пару минут подъехали к небольшому домику, окруженному загонами для овец и разнообразной сельхозтехникой. Овцы при нашем появлении нисколько не испугались, только лениво приподняли головы, не переставая жевать.
Навстречу из дома вышел очень колоритный пенсионер: тяжелые, видавшие виды джинсы, клетчатая рубаха с парой реальных дырок, архаичный жилет, на который спускается окладистая старообрядческая борода, соломинка в волосах. Типичный житель деревни Малые Ушехлопы Челябинской области. Я, было, расстроилась: помешали фермеру фермерствовать. Но вдруг заметила на груди бейдж, как у какого-нибудь офисного сотрудника. Оказалось, ферма – это нынче музей. А фермер Джим живет здесь и присматривает за небольшим стадом овец.
Заплатив по пять новозеландских долларов, мы отправились смотреть и слушать про то, как в тысяча восемьсот каком-то году шерсть, которую выращивали в Новой Зеландии, стала никому не нужна – цены на нее рухнули. А больше здесь ничего в промышленных масштабах не производили. Фермеры начали разоряться, страна – нищать. Тогда владельцы фермы "Тотара" рванули в Великобританию. Несколько месяцев от них не было ни слуху, ни духу. И вдруг в порт пришел корабль. А на нем – огромные рефрижераторы. Все свои деньги фермеры из "Тотары" вложили в морозильники. Здесь в них загрузили мясо, и до Европы оно доехало в прекрасном товарном виде. Рисунок с первым кораблем висит на ферме. Собственно, с этого начался экономический расцвет Новой Зеландии. А монумент, который мы заметили с трассы – памятник мороженому мясу. Представляете - не фермеру, не королеве, в конце концов, а мороженому мясу! Которое вытянуло экономику страны: сегодня Новая Зеландия – крупнейший в мире экспортер баранины.
Джим охотно рассказывал нам историю новозеландского сельского хозяйства, а Богдан переводил. Здесь климат умеренный, не бывает сильных морозов и жуткого зноя, поэтому скот практически всегда на натуральном корме. Мясо получается нежирное и мягкое, за что и ценится.
Изучив старые косилки-сеялки, осмотрев запыленную утварь и пожелтевшие фотографии столетней давности, мы подошли к овцам. Привыкшие к чужакам, незлобивые, они охотно давали себя гладить. Их шерсть оказалась на удивление плотной и густой. Рука сразу стала шелковистой и чуть липкой. Бородач жестом показал, что это надо размазать, как крем, и пояснил:
- Ланолин!
Точно, шерстяной воск, из которого делают крем. Я тут же послушно растерла его по рукам, а Женя аккуратно и почти незаметно вытер о шорты.
Фермер выдал нам специальный корм, чтобы не травить животных случайным фаст-фудом, оказавшимся в карманах туристов. Овцы оживились и начали тыкаться в ладони своими щекотными губами. Алеша удивлялся вдумчивому, но при этом отстраненному выражению их подернутых поволокой глаз.
Дальше прошли по пустым сараям и загонам. Все они представляли собой конвейер по переработке мяса: в этом овец убивали, в этом пускали им кровь и вычищали внутренности, в этом, где висели жуткие муляжи туш, их разделывали…
- А тут жили свиньи, - фермер показал на загон, в который из одного сарая выходили каменные желоба. – Как думаете, зачем?
Мы пожали плечами.
- Им сливали кровь, кости, требуху. Они все это ели.
- Свинки? Ели кости овец? – удивился Женя. Для него, городского жителя в пятом поколении, хрюшка – милое розовое создание из книжки. Для меня, впрочем, тоже.
- Конечно, - кивнул фермер. – Если бы такой мальчик, как ты, упал в этот загон, - и он шутливо подтолкнул Женю к ограде, - от него тоже за несколько часов ничего не осталось бы. Эти свиньи привыкли есть падаль.
Женя поежился и отошел подальше от пустой ограды.
Довольный, что нашел «индивидуальный подход» к экскурсанту, фермер оценивающе посмотрел на Богдана с Алешей:
- А что вы знаете про «Русского Джека»?
- Рулетка, в смысле? – переспросил Богдан.
- Нет. Того, в честь кого назвали вино. Он был из России.
- Пил много? – предположил Богдан.
- Нет. Он был свагером. Эти ребята, - бородач показал на рисунок позади себя, - бродили по стране в поисках сезонной работы. Все их имущество составлял сваг – котомка за спиной со свернутым свитком: курткой или постелью. Свагеры остались не у дел после того, как в Новой Зеландии закончилась золотая лихорадка, наступили голодные годы. Но Русский Джек – на самом деле звали его Иван – приехал в страну намного позже. Он был моряком, его корабль затонул у берегов Новой Зеландии. Иван нанимался на суда, чтобы заработать денег и уплыть, потом на фермы, а затем неожиданно решил остаться. Он был очень сильный. Высокий. Синеглазый. Много работал, много пил и курил. Он прошел пешком весь Северный остров, был очень опрятный, трудолюбивый, но нигде подолгу не задерживался – любил свободу.
- Это легенда? – уточнил Алеша.
- Нет, он реально жил в прошлом веке, есть его могила.
- А почему Джек?
- Это все равно что «человек». Он не хотел иметь ни имя, ни национальность, ни дом. Он любил свободу, - терпеливо повторил фермер.
Мы потом посмотрели в интернете: да, Russian Jack реально существовал. Звали его, предположительно, Иван Крумен. Фамилия тоже не настоящая, явно придуманная или производная от клички. Он прожил в Новой Зеландии целых 56 лет, с 1912 по 1968 г.
Его любили за добродушие, вежливость, аккуратность, силу и выносливость. Он стал местной достопримечательностью. «Невинность сияла в его ярко-голубых глазах», - писали газеты. Его приглашали остаться на фермах навсегда, но он не соглашался. Он не нищенствовал. Нужны были деньги – работал, не нужны – отдыхал. Его много фотографировали, он не отказывал в интервью, охотно делился своими мыслями. Незадолго до смерти на вопрос журналиста, почему он выбрал такую жизнь, Русский Джек ответил:
- Man, oh man, I was FREE! Free to have a beer, have a smoke, happy what you can call all the time, you know. They was free days…
Позже ему поставили памятник перед библиотекой Мастертона и назвали в честь него новозеландское белое вино – «Russian Jack». Мы попробовали. Резковатое, как и любое из Мальборо, но мы пили и почему-то гордились – наш Джек, наш!
После фермы заскочили на пляж Моераки с его огромными валунами. Несколько десятков больших шарообразных камней торчат из песка, словно их расположил какой-то дизайнер-великан в поисках идеальной композиции. Валуны щербаты, напоминают лунные кратеры и трещины, некоторые похожи на панцирь черепахи. Пейзаж с ними выглядит инопланетным. Они абсолютно круглые, некоторые цельные, некоторые расколоты. На них можно лечь животом или, если подсадят, залезть. Миллионы лет потребовались для того, чтобы из маленьких комков ила и песка на дне морском выросли эти загадочные гиганты и вышли на берег.
- Даже самые прозаические люди здесь чувствуют некое мистическое присутствие особой энергии, - Алеша стоял на шаре, как гордый первопроходец. - Недаром новозеландцы считают эти камни местом силы. Раньше маори относились к ним со священным трепетом, видя в камнях зримое проявление божественной воли.
Мы были единственные, кто рискнул окунуться в неспокойные и холодные волны Тихого океана. Отошли подальше от туристов, прыгающих вокруг камней Моераки, и расположились на огромном сухом дереве, которое когда-то сорвалось с высокого обрыва и, отполированное океаном, было выброшено обратно на сушу.
Алеша рванул в большой заплыв, мы с Женей, взявшись за руки, вбежали в волны, поплескались там, вереща от холода, и выскочили обратно, Богдан, подвернув штаны, намочил пятки.
«Широкий песчаный пляж простирался вместе с изгибом берега до конца лагуны. Захотелось долго-долго бежать по нему, чувствуя босыми ногами плотный и теплый песок, щурясь от ослепительного солнца, играющего белыми бликами на гребнях волн, вдыхать соленый аромат океана, слышать его мощный гул, прорезаемый одинокими криками чаек». Не мне захотелось, Алеше, это предложение он написал. Ну, кому захотелось, тот и рванул по пляжу, распугивая одиноких туристок. Хотя почему распугивая: одна весьма симпатичная дама в широкополой шляпе обернулась, когда он пробегал мимо, ускорилась было за ним, но догонять не стала и долго смотрела ему вслед. Хорошо, что не стала. Догоняет она бегущего атлета – а там мы с Женей в виде хмурого приложения… Нет, жаль, что не стала: до сих пор не могу понять, как она на таком ветру удерживала эту шляпу на голове, без рук и завязок – вот, спросила бы...
Мы высохли, переоделись и пошли обедать в кафе на пляже. Рядом продавали всякие сувениры. Обычно я их терпеть не могу. Но когда мы поднимались на второй этаж кафе, я бросила взгляд вниз, где были магазинчики, и увидела, как продавщица выносит большую корзину с игрушечными овечками. Вспомнилось, как в детстве, если мне покупали игрушку в магазине, я выбирала самую несчастную, чтобы спасти ее и забрать в семью: красивых и так купят. Мы пообедали, я задержалась у овечек, потрогала – мягкие, и все одинаково приятные. Вообще не несчастные, с милыми мордашками.В общем, теперь у нас есть символ Новой Зеландии – овечка Теа, что переводится как Белое Облако.
Нас ждал город Данидин. А в нем Болдуин-стрит. Перед поездкой мы основательно изучили достопримечательности Новой Зеландии, которые нужно посетить непременно, если, конечно, ты хоть немного уважаешь себя, как туриста. Болдуин-стрит – одна из них. Улица вошла в Книгу Рекордов Гиннеса, как самая крутая (в буквальном смысле) в мире. Кроме нее в городе и смотреть особо не на что. Разве что на приятные глазу маленькие разноцветные коттеджики, вызывающие чувство уюта и покоя.
Мы подъехали к Болдуин-стрит… и припарковались. Автомобильное движение по ней разрешено. Но мы же не в цирке. Как ехать по стене? Википедия говорит, уклон 19 градусов. Однако я, памятуя уроки геометрии в школе, эти калечные углы, которые мы чертили по транспортиру, эту злогребучую биссектрису, так вот, я смело дала бы ей градусов 35-40.
Друзья мои, цифры – ничто, реальность – все. Мы пошли пешком по улице: колени на эти 19 градусов вскидываешь, что твой жираф. Домики по бокам стоят смешные: крыши ровные, второй этаж отличный, а первый начинается от нуля, затем по рельефу расширяется и к другому концу становится полноценным, с окошками. Мы уселись прямо посереди дороги полюбоваться панорамой города, раскинувшегося перед нами. Ощущение – плюхнулся наверху большой детской горки. Я бы зимой ее там и устраивала, ей-богу: заливала бы водой, пусть застывает. Если, конечно, новозеландские зимы это позволят.
А потом мы спустились и решили все-таки проехать по Болдуин-стрит на машине. Когда начали подъем, стало страшно: казалось, проектировщики сделали эту улицу исключительно пешеходной, а мы – первые, кто сюда сунулся на авто: еще немного – машина опрокинется назад и, перевернувшись раз сто, как в третьесортном боевике, остановится, сплющенная груда метала с кровавым месивом внутри. Как ни странно, все прошло хорошо. Мы поднялись, спустились и поехали дальше.
Но вольно же было улицу сделать в таком крутом месте!
В Инверкаргилл мы приехали довольно поздно и заскочили в местный супермаркет. Вместе с нами туда же забежала стайка детей. Обычные дети, от пяти до десяти, мальчики и девочки, человек семь, выбирают себе какую-то чушь типа конфет или жвачек. Только они все босиком. Я посмотрела за порог: может, это особо религиозный магазин, и при входе нужно разуваться? Нет, тапочки там не стояли. Я посмотрела на продавщицу, не шокирует ли ее это. Нет, она мило перешучивалась с детьми. Ладно, думаю, может, секта… Одеты нормально, не в лохмотья…
Недалеко от нашего пристанища был миленький фастфуд, который и стал нашим местом ужина. Так вот, там сидела молодая парочка, и тоже босиком. Я весь оставшийся вечер и все следующее утро рассматривала ноги инверкаргиллцев, поэтому город не помню совсем, зато знаю, что ходить там босиком очень даже принято. (продолжение следует)