(книга «Больше, чем тире»)
Утро 17 октября одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого года от рождества Христова для всего личного состава наступило ровно в 05.20 с громкого и настойчивого перелива звонков корабельного оповещения особым сигналом - три коротких и один непрерывный звук. Причём последний непрерывный звонок был таким же продолжительным и настойчивым, как самый последний звонок самого последнего урока в средней школе. Это был сигнал учебной тревоги. Тут мешкать нельзя! Наверное, опять какая-то необходимая тренировка по борьбе за живучесть или ещё что… А что же может быть ещё?
Строгий корабельный устав ВМФ в первой главе под пятым параграфом так трактует причины внезапного объявления учебной тревоги:
· для экстренного приготовления корабля к бою и походу (ну мы уже давно в походе и готовиться нам, откровенно говоря, ни к чему, да и не к чему);
· для плавания корабля в сложных условиях (ну, куда уж сложнее – три дня штормовали не вынимая себя из непогоди);
· для отработки действий личного состава корабля в соответствии с корабельным расписанием по боевой тревоге (боевой готовности N 1) – всем известно на действующем флоте, что морские курсанты в подобных условиях – самые главные суетологи, и во избежание травм, увечий и несанкционированного применения оружия, им лучше бы отсиживаться в своих кубриках по добру поздорову, дабы не мешать нормальной работе экипажу корабля);
· для выполнения упражнений с фактическим применением оружия (а вот это уже интересно – неужели сейчас подстрелим какого-нибудь зеваку или настырного соглядатая из НАТОвской шараги?);
· для проведения с личным составом корабля учений и других мероприятий по боевой подготовке, направленных на отработку корабельной боевой организации (ну, на то и начальство, чтобы личный состав гонять и тренировать. Как говаривал Александр Суворов: «Лучше пот солдатский, чем кровь его!»);
· для погрузки (выгрузки) боеприпасов (ну, этого добра у нас полные трюма, так что НАТОвец, кем бы он ни был, может быть абсолютно уверен, что у нас есть и порох в пороховницах, и ягоды в ягодицах, и даже шары в шароварах);
· для проведения смотра корабля (а вот, здесь загвоздочка – в походе проводить смотр корабля такой же резон, как реактивному самолёту перекладывать реверс на эшелоне в десять тысяч метров);
· для приведения сопротивления изоляции общекорабельной силовой сети в норму при его снижении (ну, нам что-то такое рассказывали на лекциях по интересной дисциплине ТЭРЦ, которую мы называли не теорией электрорадиоцепей, а «тайнами электрорадиоцепей»).
Пока курсанты гадали, по какому поводу такой интересный сигнал, а гадание в море под аккомпанемент тревожной сигнализации длится лишь пару мгновений, по трансляции раздался голос командира корабля: «Учебная тревога! Корабль к плаванию в узкости приготовить!».
Какого черта? Какая, нафиг, узкость! Вы хоть разочек смотрели на карту Средиземного моря? Вы видели, какой там Тунисский пролив? Он такой широкий, что даже в мощный бинокуляр вперёдсмотрящего на горизонте ни Африки со слонами и крокодилами, ни Сицилии с её обезбашенной знаменитой мафией не увидать. Но учебная тревога, как ни крути, была объявлена не только металлической трелью, но и бодрым голосом командира корабля. Привыкшие к различного рода звукам корабельной сигнализации, курсанты отважно и доблестно отнеслись к неожиданному сигналу, без всяких там предательских позывов к энурезу. Все попрыгали с коек, повставали с люлек и принялись одеваться и обуваться. Привычно покачиваясь на волнах, они надели на себя робишки и присев, принялись обуваться. Но странное дело – никакие подвесные предметы в этот ранний предрассветный час не раскачивались. Вестибулярный аппарат молчал и не реагировал, а желудок не посасывал уже изрядно поистрепавшейся своей железой. Корабль, судя про вибрации и дрожи корпуса, уверенно и быстро шёл вперед и ни капельки не качался! Вау! Шторм окончательно утих, улетел, растворился! Но к чему такая организационная суета без спешки?
Построение на ставшей уже родной восьмой астрономической палубе было приятным и удивительным! Особенно в условиях постепенно светлеющего пейзажа. Вдоль бортов виднелся лишь скучный морской пустынный горизонт, а вот по носу к нам приближалась большая неведомая земля с красивой остроконечной горой, за которую зацепилось большое сизое облако. Все, и курсанты и офицеры, потревоженные в этот столь ранний час встречали рассвет, мужественно борясь со сном, который никак не хотел отпускать свои жертвы из своих мягких и ласковых лап. Вперед вышел начальник похода капитан 1 ранга Дворецков.
- Товарищи курсанты, - Роман Иванович Дворецков задумчиво и загадочно, совсем по-пушкински, улыбаясь радостно жмурился встающему из-за моря как раз по корме большому красному солнцу, похожему на перезрелый помидор, - сегодняшнее утро для вас будет необычным и останется, я уверен в этом, практически на всю жизнь. Первоначально, маршрут был разработан командованием таким образом, что мы должны были пройти эту часть средиземноморья Тунисским проливом, так как был запланирован деловой заход в Тунис, в Бизерту. Но так как нам изменили порт захода, и вы не сможете наблюдать красивые пейзажи Средиземноморья, то командованием всех уровней и рангов было принято решение немного изменить маршрут нашего межтеатрового перехода, и сейчас наш корабль подходит к острову Сицилия, чтобы пройти одним из самых красивых проливов в мире – Мессинским…
Вот это да! Вот уж действительно: нежданно-негаданно! То-то спросонок курсанты никак не могли взять в толк, что же это за гора темнеет на горизонте красивой исполинской пирамидой. И тут корабль вдруг резко лег на правый борт и взял курс на север, продолжая теперь идти параллельно берегу. Исполинская пирамида дремлющего вулкана Этна теперь находилась строго по левому борту. Мы подходили к порту Катания. Небо уже заметно посветлело и теперь хотелось зависнуть на палубе побольше, чтобы потщательней разглядеть просыпавшуюся Италию. Но поступила команда спуститься с палубы в столовую на завтрак, который был организован часом раньше. Все было направились к трапам, чтобы спуститься с палубы вниз, но постепенно нарастающий угрожающе-заунывный свист и гул реактивных двигателей, заставил всех задрать кверху головы.
Картина была неожиданной и весьма впечатляющей. К нашему кораблю приближался огромный самолёт с четырьмя двигателями под крыльями типа «Боинг-707», моргая бортовыми и проблесковыми огнями. Экая невидаль, равнодушно пожмёт иной читатель… Самолёт шел на высоте в несколько сотен метров уже освещённый первыми робкими лучами встающего солнца. Он постепенно снижался, уже выпустив свои перья – то есть закрылки и предкрылки. На фоне медленно бледнеющего неба самолёт был розоватым и от того казался нереальным и инопланетным. Вот зажглись яркие фары по самым носом и у крыльев – и из розового брюха этого монстра вылезли чёрные дутые шасси. Но самой примечательной деталью в этом самолете была огромная черная тарелка мощной РЛС кругового обзора. Без сомнения, это был НАТОвский самолет дальнего радиолокационного обнаружения и управления системы «AWACS» E-3 «Sentry», который выполнив свою миссию, возвращался на авиабазу Сигонелла. Тарелка уже не вращалась, значит дежурная вахта закрыта и экипаж готовится к посадке. Эх! Как же было обидно, что в этот момент ни у кого не оказалось фотоаппарата. Проводив взглядом удаляющийся по глиссаде к берегу постепенно снижавшийся самолёт, все направились на завтрак. Самолёт, уже снизившись ниже уровня холмов континентальной Италии попал в их тень и теперь сменил девичий розовый цвет на унылую фюзеляжную серость, всё также моргая строб-огнями, невольно привлекая к себе внимание.
Неплохо, весьма интересное начало!
Завтракалось всем курсантам приятно и даже неистово! Все потребляли свои пайки с особым удовольствием и радостью, так как, чего уж тут греха таить, за последние три дня "штормовщины" все очень проголодались и теперь старались как можно скорее и эффективнее восполнить недополученные мегакалории. После завтрака по кораблю объявили о построении всех на восьмой астрономической не по парадке, а по обычной робишке. И как прежде был дан добрый совет не забыть про свои фотоаппараты, бинокли и прочую полезную оптику. После сытного и плотного завтрака курсанты весёлый гурьбой высыпали на верхнюю палубу уже с фотоаппаратами в руках, радостно жмурясь итальянскому нежному солнцу и наслаждаясь спокойствием природы. Солнце только выглянуло из-за холмистого горизонта, и теперь щедро делилось своим золотым теплом. Бездонное голубое небо с легкими случайными ватками облачков, мерное дрожание корпуса и шелест забортной воды, рассекаемой стальным форштевнем, заставляло курсантов беспечно радоваться жизни и даже позабыть, что всего несколько часов назад их корабль накрывало огромными чёрными волнами. Даже не верилось, что ещё вчера море было суровым, грозным и тёмно-серым, с шипящими густой пеной волнами.
О минувшем трехдневном шторме едва напоминал лишь вестибулярный аппарат, который теперь «откачивался» в черепной коробке в обратную сторону. Но последствия шторма ощутили курсанты не только своими чувствительными вестибулярными аппаратиками, но и обыкновенными ладонями и даже робишками. После шторма наш корабль утратил свой сочный военный серый цвет и сейчас, сверкая кристалликами соли на солнце, покрытый будто инеем, более походил на какой-то давно немытый белый круизный пароход. Курсанты даже и не заметили, что по привычке взбегая по трапам и проносясь по палубам, они хватались голыми руками за поручни, сплошь и рядом покрытые густой бахромой колючих солёных кристаллов – пара скольжений руками по просоленному металлу, и вот уже обе ладони иссечены солью, и теперь неприятно саднят и обидно чешутся. А облокотившись локтями на усеянный солёными иголочками фальшборт, материал робишки издавал неприятный характерный хруст картофельного крахмала, очень похожий на хруст снега под ногами в жуткую стужу, после чего на тёмно-синей форменке оставались белёсые плохо отстирываемые разводы, словно шрамы.
После завтрака пейзаж претерпел значительные изменения. Корабль шёл по южной – самой широкой части Мессинского пролива. Справа по борту проплывали высокие, покрытые темно-зеленой густой зеленью крутые берега континентальной Италии, которые были погружены в тень, и от этого казались мрачными и безжизненными. Глядя против ярких лучей солнца мало что можно было разглядеть. Зато по левому борту открывалась невиданная доселе по красоте, колориту и местному шарму чудесная картина. Заслоняя чуть ли не весь горизонт, на нас медленно и неумолимо надвигалась загадочная и огромная Сицилия, освещённая поднимавшимся всё выше и выше солнцем. В лучах проснувшегося солнца берег острова и его холмы казались бронзовым с многочисленными изумрудными пятнами густых зарослей кипариса, средиземноморских кедров и утомленных виноградников, среди которых жемчужной россыпью блистали на солнце трогательные разноцветные домики с черепичными крышами морковного цвета, расположенные на волнистых холмах и спускавшиеся к самой ультрамариновой воде. Конечно же главной и бесспорной доминантой этого природного великолепия был вулкан Этна, который с трехкилометровой вершины выпускал в безоблачное голубое небо густой белёсый дым, который от сильного ветра стелился параллельно горизонту.
Курсантов несколько обескуражил и даже расстроил весьма скромный вид дремлющего вулкана, ведь так хотелось увидеть огненный фонтан, бьющий в самое небо, и раскалённые языки расплавленной лавы, медленно сползающей по склонам и беспощадной ко всему, что встретится на её пути. Но на этот раз вулкан не психовал и даже не злился – он лишь дремал, выпуская во сне клубы своих зловоний. Сама же гора поражала своими строгими почти безупречными геометрическими очертаниями. Издалека и в лучах восходящего солнца склоны вулкана были тёмно-коричневыми.
А пейзаж всё продолжал медленно меняться и принимать всё новые удивительные особенности, словно узоры в калейдоскопе. Теперь пушистые изумрудные холмы постепенно утрачивали свою былую мягкость и безмятежность. Они становились всё выше и своеобразными светло-коричневыми грядами, теперь неспешными террасами спускались к воде. Дома, словно вторя меняющемуся пейзажу, тоже уступили место бесшабашной провинциальной трогательности и теперь выглядели строгими разноцветными коробками, но всё с той же развесёлой черепицей на крышах. Появились и современные безликие многоэтажки урбанистической эпохи без признаков традиционного итальянского колорита. Катания оказалась большим городом, разбросанным по зеленым холмам и прилегающим долинам. То и дело над городом появлялись взлетающие с местного аэропорта пассажирские самолёты, которые сделав в небе полукруг над проливом, с набором высоты постепенно растворялись в безоблачной выси.
По мере продвижения к самой узкой части пролива и приближению к вулкану, его склоны приобретали радикально чёрный цвет, словно антрацит, с вечно дымящейся маковкой. Черная вершина трёхкилометровой горы имела непонятные белёсые вкрапления – то ли снег, то ли пепел. Даже в бинокуляр было трудно определить, что же это там белеет чрезмерной скромностью, от этого вершина казалась обильно засиженной голубями-монстрами или доисторическими птеродактилями.
Воды пролива тоже преобразились, и теперь к ультрамариновым оттенкам добавилась приятная умиротворяющая бирюза вдоль берегов. Да и сам пролив постепенно утрачивал вялость раннего утра, теперь мы шли не в городом одиночестве, наш курс по корме и по носу на приличном расстоянии то и дело не спеша пересекали суда и катера, сновавшие от берега к берегу, добавляя к общей картине атмосферу деловой суеты наступающего дня.
В это время капитан первого ранга Матвеев рассказывал про остров Сицилия и про его главную достопримечательность – вулкан Этну, который в высоту достигает аж 3357 метров и на самом деле имеет несколько сотен кратеров. Вулкан дремлет очень беспокойным сном, утомлённый своим сплином, он постоянно выпускает в атмосферу клубы пара и дыма в огромных количествах. Но как минимум раз в полгода он пробуждается от нирваны и начинает хулиганить, наводя ужас на местных жителей и приводя в неописуемый восторг пришлых бесшабашных туристов.
А Этна приближалась к нам всё ближе и ближе. На склонах вулкана стали четко различимы и чёрные языки подтёков навсегда застывшей лавы, выплеснувшейся ранее из кратера вулкана. Небось, совсем не весело тут живётся, когда грозный сосед внезапно просыпается и начинает швыряться исполинскими валунами и тоннами пепла, вдобавок ещё и брызгается раскаленной лавой, сотрясая своими конвульсиями земную твердь. Но, человек – довольно таки вредное создание, и поэтому вопреки инстинкту самосохранения, назло природе, стихии и даже самому себе, он продолжает обживать эти ужасные и одновременно настолько красивые места.
Ах как же хотелось курсантам, чтобы этот вулкан сейчас шандарахнул бы и взорвался бы густыми облаками пепла в поднебесье, а затем изрыгнул бы драконовыми раскалёнными слюнями, после чего огневыми языками потекла бы по безжизненным склонам оранжевая лава. Но чуда, конечно же, не произошло. Дремавший вулкан был глух к тайным помыслам проплывавших мимо него курсантам. Ну и хорошо, ведь курсанты – народ не злобный и не алчный. И они ни в коем случае не могли бы желать местным жителям стихийного бедствия ради красивой и сногсшибательной фоточки или цветного слайда на память – пусть «сицилиане» живут себе спокойно и мирно.
А мы всё продолжали идти на север к самому узкому месту пролива – между сицилийским портом Мессина и самым кончиком континентального итальянского сапожка, где расположился небольшой городок Вилла-Сан-Джовани. Этна, всё также скромно пыхтя своей острой вершиной, теперь медленно удалялась от нас. Но на смену вулкану появились не менее увлекательные картины заморской капиталистической жизни. Поражали своим неповторимым колоритом и детской игрушечностью (если так можно сказать) широкополосные автомобильные дороги, именуемые в Италии автострадами. Это было так необычно наблюдать, как машины с большой скоростью, будто в каком-то детском мультфильме или словно игрушечные из магазина «Детский мир», обгоняя друг друга неслись по широкой антрацитовой дороге, которая то шла прямо вдоль морского прибоя, то вдруг возносилась на высоких опорах прямо над черепичными крышами жилых домов и широкой лентой вонзалась в склон высокой горы. Пронизав её насквозь, она уже выныривала с противоположной стороны, где её уже ожидали античные арочные быки. Но дорогу эти архитектурные подробности не интересовали, и она снова, преодолев очередную бездонную пропасть, опять вонзалась в очередной скалистый склон новой горы, ниспадающей отвесно вниз в самое море, чтобы вновь вынырнуть с противоположной стороны и пролететь над очередным посёлком или прибрежным городком контрастной чёрной лентой. Но более всего поразили скоростные поезда, которые точно также, словно игрушечные, летели по серебряным тонким нитям рельс, блестевших на солнце, и словно иголка с ниткой пытались своими длинными скоростными стежками сшить две горные гряды, сбегавших в море.
В бинокуляр курсанты ощутили всю прелесть и преимущество советского социалистического строя перед загнивающей капиталистической транспортной промышленностью. Наши вагоны электричек и поездов дальнего следования всегда отличались своей строгостью, гордостью обводов и изгибом перпендикулярных линий на темно-зелёном фоне. Итальянские же электрички и поезда в плане внешнего вида отличались своей безалаберностью, бесшабашностью и повальным разгильдяйством. Они были все сплошь и рядом подвергнуты принудительной ласке распоясавшихся маньяков-райтеров-граффистов. Вагоны были безжалостно исполосованы и расписаны всякой неактуальной и низкопробной ерундой.
Мы, курсанты калининградского ВВМУ, народ привычный, и всякими там граффити с надписями нас не удивить и не обескуражить. Тем более, если вы каждые выходные катаетесь на общественном калининградском транспорте, стёкла которых безжалостно иссечены и разрисованы всякой бестолковщиной и низкопробными надписями, стилизованными под псевдоготику. Но в калининградском транспорте уродовались не стенки или корпуса трамваев, троллейбусов и автобусов, а исключительно их стёкла. В этом и состоял своеобразный извращённый шарм и, если угодно, колорит местных мелкопакостных вандалов. Почему мелкопакостных, да потому что за крупную пакость можно было гарантированно получить от советского законодательства не просто уголовную оплеуху, но даже льготную возможность съездить по трудовой путевке на безвозмездную ударную стройку, сопряжённую со вредным для человеческого организма производством. Поэтому особо одарённым «фулюхганам», у которых постоянно чесались руки, было гораздо проще вынуть из кармана заранее припасённый для подобного подлого случая алюминиевый столовый предмет в виде ложки или вилки, и по-быстрому (совсем по-собачьи) что-нибудь нацарапать на стекле типа: «Киса и Ося были тут». А потом по-предательски выскочить из трамвая на следующей остановке и – ищи ветра в поле. А остальным пассажирам потом терпи всё это. Ведь это же было настоящей пыткой ездить в местном общественном транспорте, невольно читая всякие бездарные и тупые глупости, нацарапанные к тому же ещё с грубыми орфографическими ошибками прямо на стёклах. От этого повально все стёкла во всём местном общественном транспорте имели постоянный унылый серый цвет, из-за этого каждый пассажир невольно себя ощущал узником по собственной воле, наблюдая окружающий мир сквозь это графическое убожище. Это было самым настоящим бедствием…
Ой, чего-то я отвлёкся, на наше родное, советское и уже такое далёкое.
В общем, необычно было наблюдать эту сицилийскую экзотику и наблюдать за муравьиной суетой проснувшейся Италии. Пролив перестал быть скучным и заполнился другими кораблями и судами, которые спокойно, деловито и совсем не суетясь, как турки в своём Босфоре, степенно проплывали по своим морским делам. Наш корабль, спокойно пристроившись в кильватер к другим судам, спокойно шёл себе по фарватеру на север. Самое удивительное, что оба берега – что континентальной Италии, что и Сицилии стали неспешно спускаться к морю пологими террасами. Теперь они утратили свою скалистую агрессивность. И, покрытые густыми зарослями кедров, кипарисов и мирты, соблазняли своей первозданной изумрудностью, не взирая на колкие вкрапления исполинских алоэ и плоских зеленых кактусов с плоскими колючими стеблями размерами от сорок девятого курсантского хромового ботинка и более. Дома же стали выше, а плотность застроек указывала на приближение к очередному большому городу. Это и была Мессина. Черная широкая автострада, соединявшая Катанию с Мессиной, теперь спустилась к самой воде и уже там она рассеялась тонкими асфальтовыми брызгами. Извиваясь и петляя между современными зданиями, соборами с колокольнями, фонтанами и храмами.
На глаза попалась большая восьмиугольная белая стела, которую курсанты по незнанию приняли за обыкновенный створный маяк при входе в Мессинскую гавань, который стоял за высоким бетонным ограждением, напоминавший обыкновенный забор исполинских размеров. Но капитан 1 ранга Матвеев всё расставил на свои места.
На самом деле исполинский забор, не что иное, как остатки цитадели, известной как Форт Сан-Сальваторе, на которой и стоит колонна, увенчанная статуей Мадонны дела Леттера (La Madonnina del Porto), которую местные жители ласково зовут маленькой Мадонной – Madonnina. Это монумент святой покровительнице Мессины – позолоченная статуя Мадонны – памятник Богоматери, которая в руках держит письмо. Согласно легенде, в городе проповедовал Святой Павел, и местные жители обратились к нему с просьбой сопровождать представителей сената города Мессины на Святую землю, чтобы повидать Деву Марию. Она не только увиделась с ними, но и передала жителям города свое письменное благословение и прядь волос, которая по сей день хранится в соборе Мессины. На постаменте большими буквами написана на латыни строчка из легендарного письма Богородицы, которое она написала горожанам: «Благословляем вас и ваше государство». В 1934 году установили эту стелу установили на крыше старого бастиона, который был построен ещё в 1546 г.
Было что-то около девяти утра, когда наш корабль подошёл к самому узкому месту пролива, ширина которого едва ли достигала трёх километров. Деловой рабочий день уже вступил в свои законные права, и теперь акватория в этом месте просто кишела различными плавсредствами. Остроносые белые катера и неуклюжие рыбацкие лодки с покатыми бортами, большие тупорылые автомобильные и железнодорожные паромы с огромными аппарелями, задранными кверху, пассажирские скоростные катамараны на водомётах и прогулочные морские трамвайчики – все деловито проходили мимо нас то по корме, то по носу, напрочь игнорируя всякие там правила предупреждения столкновений судов в море, и вызывающе не обращали на нас ну просто никакого внимания. Своей деловитой суетой и бесшабашным авантюризмом они напоминали обыкновенных непоседливых клопов-водомерок на поверхности пруда или спокойного озера средней полосы России.
Ехарный бабай! Аллё! Итальянцы! Мы тут в ваших террводах с пушками и РБУшками идём-плывём, а вы даже удивления не испытываете, не то что страха! Мы просто шли этим проливом совсем не вовремя – в будний день – ранний вторник. Вот если бы мы в выходные сюда нагрянули, то наверняка привлекли к себе особое внимание. В этой суетливой капиталистической возне, где люди бились за презренный металл, наш проход мимо Мессины и итальянским паромным терминалом Вилла-Сан-Джованни остался практически незамеченным.
Но капитан 1 ранга Матвеев отвлёк курсантов от легкого налёта обиды на итальянское невнимание и предупредил, что вскоре на самом выходе из пролива слева по борту покажется самый высокий маяк в Европе, который называется «Пилоне ди Торре Фаро», что по-русски означает скучное – «опора башни маяка». Да и в самом деле – это была огромная опора линий электропередач высотой в несколько десятков метров. Конечно же, на её топе был установлен маячный огонь, который по ночам указывает кораблям путь в пролив или выход из него. Но самой важной достопримечательностью был не его внешний вид замеревшего великана, окрашенного в красно-белый цвет, а толстенные провода, по которым с континентальной Италии на остров поставлялось электроэнергия не переменного (как это обычно происходит) а постоянного тока, что является крайне накладно как с технической, так и с финансовой точки зрения.
Кстати, сейчас эта опора так и осталась стоять на своём месте, но как ЛЭП она уже не используется – видать, итальянцы наконец смогли свести дебет с кредитом и поняли, что проще бросить по дну толстенный высоковольтный кабель переменного тока, нежели тянуть по воздуху неэффективное постоянное электричество. И теперь эта опора служит только единственной благородной цели – помогать кораблям с навигацией.
Уже находясь под толстенными проводами, опасно провисавшими над водой, мы заметили, как со стороны Мессины к нам на всех парах мчался белый быстроходный катер с косой красной полосой. Это, вдруг спохватившаяся итальянская береговая охрана послала к нам вдогон самого резвого соглядатая. Но катер не долго гнался за нами. Видать местные военные поняли, что беготня с преследованием может затянуться на несколько преступных часов, и они могут опоздать к полуденной чашечке кофе и стаканчику мягкого Москато или ароматно-терпкого Калабрезе, чтобы затем самым ответственным образом погрузиться в нирвану послеполуденной сиесты. Как говорят итальянцы: «Война – войной, а сиеста - по расписанию!». Поэтому катер, презрительно вильнув в нашу сторону широкой кормой, пыхтя сизым дымом из неопрятной серой трубы, не спеша почапал обратно к себе в Мессину. «Противник силами экипажа катера береговой охраны был отважно вытеснен из пролива!» - наверняка именно так напишут итальянцы в победной реляции своему верховному правителю итальянских ВМС.
Тут бы и закончиться нашей истории с Мессинским сюрпризом от командования, и по кораблю уже раздалась команда, дающая курсантам разрешение покинуть восьмую астрономическую палубу. И в тот момент, когда курсанты вялыми цепочками потянулись по трапам прочь с восьмой астрономической, кто-то вдруг поднял возмутительную панику:
- Кит! Кит! Настоящий!
- Да где? – спрашивали нерасторопные фотолюбители.
- Да вон там, - и самый зоркий следопыт пальцем указывал за борт.
И тут же в ответ раздавалась трескотня фотозатворов – все стреляли с упреждением – а вдруг и в самом деле вынырнет кит и покажет не только фонтанчик, но и свой знаменитый шикарный разлапистый хвост. Но хвоста мы так и не увидели. Ни разу. Зато над водой действительно показалось чёрное огромное тело, из которого вырвались два фонтанчика пара, как из носика кипящего чайника. Неужели и в самом деле кит? Может, касатка? А может быть, это был и не кит, а та самая загадочная и единственная уцелевшая стеллерова корова… хотя нет. Эти коровы водились в позапрошлом веке в холодных водах Командорских островов и были весьма наивными, без чувства страха и самосохранения и от того – беззащитными. Поэтому их люди смогли уничтожить всего за неполные тридцать лет…
Мы ещё долго пристально вглядывались в море в тщетной и наивной надежде, что сейчас киты вновь появятся на поверхности. Но повторного чуда не произошло, мы были не интересны китам.
Так и закончился наш переход Мессинским проливом, который остался не только навсегда в памяти, но и запал глубоко в душу. Именно тогда я дал себе обещание при первой же возможности побывать и на вулкане, и в Мессине. И это обещание я сдержал. Правда Этна меня дождалась лишь спустя четверть века с того памятного дня, а в Мессину я смог добраться лишь спустя три десятилетия…
Пы - Сы (P.S.) или длинный фото-эпилог к данной главе.
А ведь прав был наш капитан 1 ранга Матвеев, когда рассказывал, что сам вулкан Этна и окружающий ландшафт неповторим, очень удивителен, и что на самом деле вершина вулкана не такая уж идеальная и красивая, как это нам казалось тогда с большого расстояния. И в действительности у вулкана несколько сотен кратеров различной формы и различных размеров – начиная от площади с футбольную арену в Лужниках и заканчивая смешной пумпочкой диаметром всего с кулак. Да, чего это я рассказываю. Лучше всего мои фотозарисовки со скромными примечаниями покажут вам всю зловещую красоту вулкана Этна, которую мне довелось увидеть в апреле 2014 года – ровно спустя 25 лет с нашего первого свидания с Этной.
Итак. Апрель 2014 года. Вулкан Этна. Вершина и его окрестности.
Кратеров на вершине вулкана Этна привеликове множество. Кстати, и вершин у него несколько.
Кратеры разнокалиберные и всевозможных форм. Поражает лунность ландшафта и постоянный пронизывающий сильный ветер на высоте почти в три километра.
Но если хорошенько присмотреться, то и в этих местах живут люди. Правда, связанные исключительно с туристическим бизнесом.
Еще возле одного кратера. Ветрюган просто беспощадный. Температура воздуха около нуля. А ведь ещё вчера купался в водах Катании.
В одном из кратеров построен и отель с рестораном и куча кафешек. К другой - более дальней вершине, из которой курится дымок расчётливые сицилианцы поставили канатную дорогу для туристов, чтобы значительно сэкономить на времени и сохранить силы на обратную дорогу. Ведь обратно придётся спускаться по широким тропкам и дорожкам исключительно на своих двоих.
На склонах этого кратера желтеет обыкновенная сера. А особо романтично настроенные туристы на дне выкладывают из булыжников свои имена и имена своих зазноб.
Поражает не только сильный постоянный ветер и разбросанные куски серы, но и застывшая лава различных форм и оттенков. Камни под ногами здесь пересыпаются с особенным, почти хрустальным звоном. И в одном из склонов застывшего кратера имеется длинная пещера в несколько сот метров, из которой несколько лет назад вытекала раскалённая лава.
Оплавленным каменным сводом, который постоянно мелко дрожит чувствуешь себя совсем неуверенно. Но такое приключение щекочет нервы и тренирует сердечную мышцу.
Именно отсюда вытекала лава, пока вулкан не устал хулиганить и вновь не заснул на краткое время. Наверное так и должен выглядеть вход в преисподнюю.
А на ощупь стены, пол и своды очень тёплые... и постоянно мелко дрожат. А если приложить ухо к стене, то можно даже расслышать какую-то тревожную возню и чавканье. И сердце вдруг начинает отчаянно биться, если подумать, что каждую секунду это может вдруг взорваться и вновь выплеснуть расплавленными камнями.
И снаружи ветер уже не кажется таким сильным и пронизывающим. И дышится легко даже от мысли - если уж и бабахнет, то хоть в последнюю секунду успеешь взглянуть на прощание на весь белый свет.
После себя лава оставляет лишь безжизненное застывшее каменное море. Жуткое зрелище. Особенно, если подумать, что здесь раньше жили люди, выращивали оливки с маслинами и возделывали виноград.
На первый взгляд - эта высокогорная дорога ведёт в никуда. Теперь - уже в никуда. А раньше здесь был шикарный дом с оливковыми и миртовыми зарослями. Целая семья здесь возделывала виноградники для производства красного вина. Но всё разом оборвалось, когда в одну из ночей по склону не хлынула лава, сметавшая всё на своём пути. По рассказам местных жителей тогда погибла вся семья вместе со своим домом... Страшная судьба.
Ничего не осталось от людей, от дома и всего хозяйства. Лишь заброшенная бетонная дорога, да...
... да небольшой стелы с керамическим фамильным гербом, который местные жители, после гибели хозяев по горькой традиции скололи.
Но всё же в ту ночь не обошлось и без счастливого спасения и избавления от бедствия. Дом, стоящий гораздо ниже смог избежать печальной участи своих соседей, что проживали сотней метров выше по склону.
Лава неумолимо надвигалась на тот двор, и жители несмотря на ночной час всё же успели собрав всё необходимое вовремя сбежать от разбушевавшейся стихии. А наутро, когда лава перестала выливаться из кратера вулкана и, утратив свою мощь замерла, то обратно к своему хозяйству вернулся хозяин и с удивлением обнаружил, что лава остановилась всего в нескольких метрах от стен его дома.
Теперь местные жители этот дом так и называют "casa felice" - счастливый дом. По странному стечению обстоятельств лава еще несколько раз спускалась по этому склону, но ни разу более она не посягала на этот дом. Удивительно. Хотя спускаясь по той бетонке вниз в долину к ближайшей деревне нам на обочинах попадалось много строений разрушенных либо потоком лавы, либо по самую черепичную крышу засыпанную черным вулканическим пеплом.
А это вид на Этну из иллюминатора самолёта.
В следующий раз я специально поехал в Мессину уже спустя пять лет - в апреле 2019 года.
Вид на пролив со смотровой площадки городка Мессина. Вдали видна та самая стела с Мадонной.
Памятник Русским морякам, героям милосердия и самопожертвования Название на родном языке: "Monumento ai marinai russi, eroi di misericordia e sacrificio di sé".
Один из самых популярных памятников в Мессине у русских туристов. По инициативе мэра Мессины в 2012 году был установлен памятник русским морякам. Их подвиг заключался в помощи жителям Мессины во время разрушительного землетрясения 1908 года, самого крупного в Европе за последнее время. Благодаря своей самоотверженности, моряки спасли более 2000 жизней. И их подвиг не забыт, в чем можно убедиться по цветам, которые всегда есть у подножия памятника.
Рядом установлен бюст адмирала Ушакова Ф. Ф. в память о его помощи итальянскому народу в деле обретения независимости Италии..
Знаменита Соборная площадь с уникальной колокольней с подвижными фигурками внутри. На заднем плане видна гавань местного порта, за ним пролив и далее - берег континентальной Италии.
На соборной площади Мессины.
Вот так и бывает, что если очень захотеть, то желания и мечты могут приобрести вполне чёткие и конкретные очертания. И даже не верится, что когда я об этом мечтал, стоя на восьмой астрономической палубе нашего учебного корабля "Смольный", я был таким молодым и наивным...
© Алексей Сафронкин 2024
Понравилась история? Ставьте лайк и делитесь ссылкой с друзьями и знакомыми. Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить новые публикации. Их ещё есть у меня.
Отдельная благодарность мои друзьям-однокашникам, которые поделились своими воспоминаниями и фотографиями из личных архивов.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.