Никому не нравилось ходить в этот дом. Мы знали, что он принадлежит нашей семье, и что время от времени кто-то использовал его по крайней необходимости. Только когда не оставалось другого выбора, когда некуда было больше пойти на ночь. И все же, лишь немногие решались провести там целую ночь в одиночестве. Насколько мне известно, только мой дядя Лало провел там ночь в одиночестве и больше не хотел этого повторять. Это важно отметить, потому что дядя Лало был солдатом и никогда не боялся ничего. Иногда я вспоминаю, как он защищал своих кузенов от банды, которая преследовала их до дома. Мой дядя оставил свою пивную кружку, схватил монтировку и, держа ее в руках, вышел им навстречу. Ему не нужно было ничего говорить. Они знали его достаточно хорошо, чтобы понять, что, даже если он был один, они не выйдут из этого целыми. Так что представьте себе такого человека, который не боится ничего, напуганного как ребенок, каждый раз, когда упоминался дом вдов.
Его называли так, потому что этот огромный дом когда-то был убежищем для каждой женщины в семье, которая, как будто проклятая, овдовела в молодости. Я не верю в паранормальные явления. Ну, не верил. Никогда не верил. Поэтому я приписывал рассказы об этом доме коллективному внушению. Желанию верить, почти заразительному, что, возможно, действительно ощущались странные вещи, когда кто-то его посещал. Может быть, это было из-за той печали, которая обитала в доме. Тетя Валентина, первая вдова, использовала этот дом почти как монастырь, принимая дальних или близких родственниц, которые решили жить в постоянном трауре и посвятить свою жизнь Богу. Они редко выходили и им не разрешалось заводить друзей за пределами дома. Это было, как я уже сказал, практически монастырем с меньшими правами и большей дисциплиной. И вы можете спросить, кто бы согласился жить в таком месте, с такими правилами. Что ж, это хороший вопрос.
У тети Валентины было много, очень много денег. Я говорю о деньгах, которых хватило бы на несколько жизней, но она тратила их только на содержание этого дома и его жителей. Это включало ежемесячное пособие для каждой из них, которого хватало на жизнь, а в некоторых случаях и на содержание детей, оставшихся на стороне. Мы говорим о временах, когда женщины в таких местах не умели работать и, овдовев, чувствовали, что их мир рухнул.
Но помимо предоставления этого контекста, который, как мне кажется, важен, позвольте рассказать вам о ночи, которую я провел в этом доме. Причина, по которой я погружаюсь в эту историю, историю дома вдов, историю моей семьи. В настоящее время дом пустует с тех пор, как тетя Валентина умерла в 1984 году, 40 лет назад. Из-за завещания дом не может быть продан, пока не пройдет 50 лет со дня ее смерти, и деньги, оставшиеся после нее, использовались для его содержания. Это было странное завещание тети, но так оно было записано. Но, как я уже говорил, дом служил местом сбора, местом, где можно было переночевать только в случае крайней необходимости. Я никогда полностью не понимал, почему туда никто не переехал, думал, что это больше из-за семейных разногласий, потому что он принадлежал всем и никому, нежели из-за настоящего страха, который дом вызывал.
Когда мы с кузенами встретились в старшей школе, чего никогда не случалось в другой школе, дом тети Валентины, дом вдов, стал нашим излюбленным местом для проведения времени. Он находился менее чем в километре от школы, поэтому было нормально ходить туда делать уроки. И, признаюсь, устраивать вечеринки, когда мы решали прогулять уроки и прятаться там. В доме вдов я выпил свое первое пиво, пережил свое первое опьянение, впервые вырвал от алкоголя. Но всегда днем, всегда до наступления темноты.
Это произошло в один из тех вечеров, когда моя кузина Виридиана, мой кузен Мариано и я остались разговаривать дольше обычного, до темноты. Это был первый раз, когда мы начали открыто обсуждать любопытство, которое вызывал у нас страх всей семьи перед этим домом. Виридиана сказала, что это из-за того, что он полон призраков, что вдовы никогда не покидали его. Клятва остаться в доме навсегда касалась не только земной жизни. Их духи будут обитать там, пока от дома ничего не останется.
Когда она сказала это, мне стало смешно, что моя кузина могла в это верить. Я громко рассмеялся. Это было то, чего я ожидал бы от моей мамы, моих теток, католичек, верящих в Бога и духов. Но не от нас, молодых, атеистов, с научной точкой зрения на всё. Мариано не смеялся, но сказал, чтобы она не пыталась нас напугать, что мы провели последние месяцы в этом доме без проблем, и что если она хотела, чтобы мы приходили реже, чтобы встречаться с её парнем, то пусть просто скажет, когда она будет там, чтобы мы не мешали.
Виридиану больше разозлили слова Мариано, чем мой смех и насмешки, и она сказала, что ей не нужно было идти туда с парнем. Если вы не верите мне, если вы действительно уверены, что это только рассказы, ничего страшного? Мы останемся здесь сегодня? Мы не в школе, давайте убедимся сами, что ничего не происходит, что никто не остается в этом доме просто так, из-за глупости, из-за доверчивости. По этой причине Мариано здесь не появляется, разве это не так?
В тот момент нам не оставалось ничего, кроме как принять вызов, потому что, хоть мы и испытывали страх, страх, который мы не понимали и не могли объяснить, у нас не было возможности отступить. Мы очень ясно дали понять нашу точку зрения и наше презрение к этой старой семейной традиции — бояться дома вдов.
Мы позвонили, чтобы получить разрешение от родителей, конечно, не сказав им, где будем ночевать. Мы сказали, что будем вместе, и это была единственная правда, которую мы рассказали. Мы пошли в один из тех магазинов, которые есть повсюду и которые все одинаковые, чтобы купить закуски, фастфуд на ужин, в кавычках, и, конечно, я купил себе пива — надо было воспользоваться моментом.
Мы вернулись в дом. У него были огромные тяжелые ворота, которые практически не пропускали никакие звуки ни внутрь, ни наружу. Шум с улицы не доходил до нас, и если бы что-то случилось, нас никто не услышал бы, даже если бы мы закричали. Я думал об этом, пока с трудом закрывал ворота, и рассмеялся. Вы когда-нибудь делали что-то, самое простое действие и понимали, что вот-вот измените свою жизнь? Потому что именно так я себя чувствовал. Когда ворота закрылись, у меня сразу появилось желание отступить, не бояться показаться трусом, и какая разница, это были всего лишь мои кузены. Они бы меня не осудили. Ничего страшного, если бы я передумал и признался, что мне действительно страшно, и предпочел бы уйти.
«Ребята, я думаю, это не лучшая идея, может, уйдем?» — сказал Мариано, который, видимо, думал о том же, что и я. Я был готов согласиться, когда Виридиана засмеялась. «Я знала, что ты испугаешься, но не думала, что это продлится так долго. Уходи, если хочешь, но мы останемся. Сегодня мы узнаем раз и навсегда, есть ли здесь призраки вдов. Верно?» — сказала она, посмотрев на меня. И я начал смеяться. Я сказал Мариано, чтобы он не был трусом, но если ему действительно страшно, пусть уходит, и тогда мы все уйдем. И, кажется, он заметил мой план, что в тот момент я пытался переложить вину на него, потому что он ответил мне взглядом, полным негодования, что нет. Он останется, мы останемся, мы проведем ночь в этом доме, что это хорошая ночь для того, чтобы увидеть призрака. Я не знал, насколько правдивой окажется эта фраза.
Мы устроились в гостиной, там мы и собирались спать. Второй этаж, спальни, были еще более темными и жуткими. Кроме того, так мы могли бы встать в туалет, не отходя далеко друг от друга. «Ну что ж, кто знает какую-нибудь историю одной из вдов? Наверняка все мы слышали какие-то, особенно о тех, кто ближе к нашей семье», — спросила Виридиана. Я решился рассказать историю, которую знал. На тот момент это была единственная история, которую я знал, история Марты, которая приехала в этот дом около 1970 года и, если я не ошибаюсь, была двоюродной сестрой моей бабушки Франчески.
Вы слышали о любовных приворотах, верно? История Марты вращается вокруг одного из таких действий, потому что она была глубоко влюблена в Фернана, молодого человека из деревни, которого желали почти все девушки его возраста. В какой-то момент Фернан начал встречаться с Мартой. Они гуляли вместе, встречались в парке, держались за руки. Фернан рассказывал ей о всех деревнях, которые он посетил, о всех городах, которые он знал, о всех людях, у которых он учился. И более того, что он был красив, говорят, что его разговор был тем, что покоряло, что он был очень умным, знал много о многом и всегда говорил так, что это не казалось хвастовством, а как попытка обогатить разговор других людей. Поэтому, даже если он мог показаться всезнайкой, когда люди узнавали его намерения, они не могли устоять перед его обаянием. Марта наслаждалась этими неделями, но однажды, после того как они поцеловались накануне вечером, она увидела Фернана в парке, идущего за руку с другой девушкой, очень красивой, которой Марта всегда тайно завидовала.
Марта знала о женщине, живущей на окраине деревни, которая брала небольшую плату за выполнение любовных приворотов и других магических ритуалов. Готовая на всё, чтобы вернуть Фернана и победить свою соперницу, она обратилась к ней. Заплатила оговоренную сумму. Следовала ритуалам в точности, и однажды ночью, у входа на кладбище, встретилась с этой женщиной, как они и договаривались. Ей дали пакет с травами и сказали, чтобы она добавила это в чай Фернану. Целительница сказала, что она сама должна найти способ заставить его выпить это, со своей стороны она не могла сделать больше. Но предупредила, что привороты предназначены для сохранения любви, даже если ее осталось совсем немного, но они очень опасны, смертельны, если никогда не было настоящего чувства.
Марта была уверена, что их разговоры в парке, что та рука, которая держала ее, тот поцелуй означали, что когда-то там была любовь. Должно было быть чувство, и она решила рискнуть. Как-то она смогла достичь своей цели. Она проникла в дом Фернана, воспользовавшись доброй волей его матери. Попросила разрешения приготовить что-то для её сына, пока он работал в мастерской. Приготовила полный ужин. Включила чай, а затем притворилась, что ей нужно уйти из-за сильной боли в животе, оставив приготовленный ужин, чтобы мать могла отнести его сыну. Фернан съел еду, выпил чай. На следующий день он явился к её двери, чтобы встретиться с ней. Он попросил её стать его девушкой, сказал, что любит её, что никогда не осознавал этого, но что любит её, что всегда любил втайне.
Их помолвка длилась недолго. Через два месяца они поженились, и Марта была самой счастливой и гордой женщиной на свете, но что-то изменилось в Фернане. Ему становилось всё труднее формулировать свои мысли, как будто он постоянно был в замешательстве. Затем он начал говорить глупости, неуместные комментарии. Начал путать слова, его взгляд становился отрешённым, и он не смог больше работать в своей мастерской. Затем он перестал говорить. Марта начала работать, чтобы заботиться о Фернане. Они переехали обратно к его матери, которая ухаживала за ним круглосуточно.
Однажды ночью, вернувшись с работы, Марта пришла, готовая обнять своего мужа, потому что чувствовала себя виноватой. Весь день она думала о том, как ей хотелось бы, чтобы Фернан... чтобы Фернан был мёртв. Чтобы он ушёл и освободил себя от страданий, чтобы освободил её и свою собственную мать. Но затем она поняла, насколько это ужасная мысль, и по дороге домой она купила его любимый хлеб. Она найдёт способ заставить его съесть его. Она должна была работать, должна была помочь ему. Возможно, Фернан сможет вернуться. Возможно, он сможет заново научиться тому, что забыл. Да, наверняка сможет, потому что любовь может всё. Но когда она вернулась домой, то увидела смятение на улице. Соседи удерживали бедную мать Фернана, которая пыталась покончить с собой.
Ибо та несчастная женщина в акте милосердия к своему сыну, который смотрел на неё, не в силах двигаться, почти забывая, как дышать, думала, что понимает то, что он говорил ей без слов. «Убей меня, мама, убей меня. Пожалуйста, избавь меня от страданий». Женщина взяла подушку в руки, подошла к сыну и...
Марта не смогла вынести вида тела Фернана, этого сильного человека, в которого она была влюблена, уменьшившегося до маленького безжизненного тела, показывающего всю ту хрупкость, которая его поразила в последний год. Она не осознавала изменений, пока не увидела его таким... мёртвым. Единственное, что осталось, — это следы той хрупкости, к которой она, в глубине души, знала, его обрекла.
На следующую ночь после похорон Марта получила визит женщины в чёрном, тети Валентины, которая пригласила её жить с ней в доме вдов. Там она найдёт других сломленных женщин, способных понять её боль. Марта сразу согласилась, полная вины, думая, что, возможно, это единственное, что сможет спасти её от ада раскаяния — отдать свою жизнь Богу.
Когда я закончил рассказывать историю Марты, мои кузены слушали меня внимательно, они уже знали этот рассказ, хотя и с некоторыми различиями. Это часто случалось, когда рассказы в семьях видоизменялись, трансформировались. Некоторые добавляли детали, рассказывая, а некоторые, наоборот, украшали литературно воспоминания.
Мы почувствовали, что дом был другим, не знаю, как это описать, но он не казался пустым. Мы смотрели на лестницу, ведущую на второй этаж, и чувствовали, что в любой момент кто-то может спуститься по ней, что в любой момент мы услышим шаги, приближающиеся медленно, чтобы спросить нас, что, чёрт возьми, мы здесь делаем. Если призрак тёти Валентины пробуждался по ночам, я надеялся, что она знала, что мы её семья, и проявит к нам милосердие.
Мы услышали шаги наверху, на втором этаже, или, может быть, на улице, мы хотели так думать, хотя знали, что это невозможно, что никакие звуки до нас не доходят. После шагов мы услышали что-то ещё. Непрерывный звук, я не мог определить его, даже не был уверен, что он реален или просто воображение разыгрывалось со мной, может быть, мой мозг начинал играть со мной злые шутки.
«Ты знаешь, что случилось с Мартой в конце?», — спросил Мариано. Виридиана сказала, чтобы я не рассказывал, но Мариано настаивал: «Слушай, Вири, если ты уже знаешь, я хочу посмотреть, то ли мне рассказали. И если он останется здесь с нами, он тоже имеет право знать, узнать всю историю, верно?», — спросил он, глядя на меня, и я ответил, пожав плечами, что мне всё равно, но Мариано продолжал: «Предполагается, что из всех вдов у Марты самая грустная история, она не нашла никакого покоя здесь, наоборот. Эти стены, это заточение окончательно свели её с ума, свели с ума от одиночества, хотя она была окружена другими вдовами, свели с ума от раскаяния. В отчаянии Марта вырывала волосы, царапала лицо до крови, раздирала кожу, пока не стало невозможно вернуться назад. И её внешний вид, уродство, возможно, потеря волос, бровей, форма носа, черты лица, сделали её жизнь в заточении ещё более невыносимой, потому что она больше не выходила из своей комнаты.
«Какая это была комната? Где она была?», — спросил я. «Это, очевидно, я не знаю, не думаю, что кто-то действительно знает. Конечно, это не была главная комната, та, что у тёти. Но остальные, кто знает, кто жил в них годами. Марта больше не могла выносить свой вид, не переносила света. Только тётя Валентина могла входить, чтобы принести еду и забрать посуду, она пряталась под своей кроватью и царапала, царапала и царапала её снизу, в отчаянии, зная, что это её судьба навсегда, надеясь умереть как можно скорее, но зная, что не заслуживает этого покоя. Она выходила в ванную только на рассвете, когда остальные вдовы спали. Только если осмеливалась, бегом, чтобы никто не увидел её, полностью закутанная.
Иногда кто-то рассказывал в своей версии этой истории, что Марту преследовало то, к чему она обратилась за помощью приворота. Демон или что-то в этом роде, кто его знает, но я в это не верю, знаете? Я думаю, её преследовало чувство вины, и это может быть ещё хуже, чем дьявол. Это, возможно, был её ад, или есть... не знаю».
У нас больше не было желания разговаривать, мы были напуганы. На тот момент, думаю, все мы предпочли бы спать в своих домах или на скамейке в парке, что угодно, лишь бы не оставаться там. Холод в гостиной был ужасен, хуже, чем снаружи. Мы знали, что наверху такого не было, и в тот момент все мы почувствовали, что самое разумное — подняться. Спать в одной из нетронутых комнат, возможно, поэтому и было так холодно внизу, да?
Мы вспомнили все истории, где холод указывал на присутствие злой сущности, и чтобы не рисковать, по нашему мнению, мы взяли свои вещи и поспешили наверх. Почти автоматически, без раздумий, мы вошли в третью комнату слева. Не знаем почему, до сих пор. Все комнаты были без замков, все открыты, но мы выбрали эту. Без остановки, без сомнений, как будто это было решение, которое мы приняли подсознательно.
И теперь, оглядываясь назад, я думаю, это был первый знак, что нам не следовало входить в эту комнату. Там было две кровати, одна из них стояла у стены. Как только я увидел её, я сразу бросился занять это место, и почувствовал, как Мариано лег рядом со мной. Виридиана легла на другую кровать, большую, в центре комнаты. Было очевидно, что это была единственная оригинальная кровать. Поскольку мы поднялись с большим желанием спать, мы быстро заснули в течение нескольких минут.
Но что-то не давало мне спать, что-то меня разбудило. На этот раз звук был внутри комнаты. Я не хотел ничего говорить, но звук не прекращался. Притворяясь, что я просто переворачиваюсь во сне, я повернулся к Мариано. Он крепко спал и храпел, повернувшись спиной ко мне, заснул, глядя в центр комнаты, где была Виридиана, откуда и исходил этот звук.
Тихо я приподнял голову, чтобы увидеть её через плечо Мариано. «Ты не спишь?», — спросила Виридиана шёпотом. «Да», — ответил я тем же тоном. «Там что-то под моей кроватью», — сказала она. Я почувствовал, как будто ведро с ледяной водой пролилось по моей спине. Я не знал, что делать. Мне нужно было приподняться, чтобы заглянуть под кровать, но я не осмеливался. И звук продолжался. Виридиана была заморожена от страха. Я слышал, как она плакала. Видел её руки перед собой, в той же позиции, в которой она легла. Было ясно, что звук издавала не она, она даже не двигалась.
Я разбудил Мариано, похлопав его по спине. «Мариано. Мариано. Ты это слышишь? Виридиана говорит, что под её кроватью что-то есть». Мариано спросил, что случилось, в замешательстве, пытаясь открыть глаза и сесть. Он включил лампу рядом с кроватью и тогда... закричал. Это был самый ужасный крик, который я помню в своей жизни. Он выскочил из своей кровати одним движением и побежал, споткнувшись о провод от лампы, что снова оставило нас в темноте.
Виридиана побежала следом за ним, а я прыгнул в темноту, не зная, куда двигаться, ударяясь об стены, об мебель, пока не добрался до двери. Я побежал вниз за ними. Мы выбежали на двор. Открыли тяжёлую дверь и не остановились, пока не добрались до парка. И на скамейке мы заснули, прямо на той скамейке. Помню это хорошо. Только на следующее утро нам пришлось вернуться в дом вдов за своими вещами. И тогда Виридиана рассказала, что её разбудило той ночью. Мы не хотели поднимать этот вопрос. Она сказала, что было так же, как я слышал, что что-то царапало под её кроватью. То, что я слышал всю ночь, но глупо не осмеливался поделиться.
Мы спросили у Мариано, что он видел, почему он выбежал, крича, но он не осмелился рассказать. Прошло несколько недель, прежде чем он осмелился это сделать. Он сказал, что когда мы его разбудили, он открыл глаза и почувствовал, что что-то увидел в темноте. Под кроватью напротив него, под той, где была Виридиана. Поэтому он включил лампу в замешательстве и... увидел её. Под кроватью он увидел женщину. Без волос, без бровей, без черт лица. С длинными тонкими руками, с улыбкой, полной крови, царапающую нижнюю часть кровати.
Буду рад вашей поддержке -