Волость Нижне-Ольховская Донецкого округа замечательна своей историей и целым рядом разнообразнейших человеческих личностей, которые, сменяя друг друга, владели земельным районом её с большой роскошью и величием. Как муравьи или несметная стая галок, копошатся теперь в слободе Нижне-Ольховой и на обширных её земельных угодьях крестьяне Екатеринославской губернии (села Мало-Михайловского, Александровского уезда, которое за круговой порукой всего населения своего купило Нижне-Ольховку за 290 000 рублей), но стоит ещё во всей целости обширный (в 16 комнат) и роскошный барский дом, каменный, с садом, распланированным на восьми десятинах и состоящим из виноградников, аллей из громаднейших столетних деревьев и отделений всевозможных плодовых деревьев и кустарников, - дом, в котором некогда жил и вымирал знаменитый на Дону род дворян Поздеевых, далее жило несколько поколений не менее знаменитого и богатого рода дворян Сулиных, уступивших своё место при в высшей степени трагических обстоятельствах румыну-молдаванину Ивану Григорьевичу Бацу, и наконец проживала и работала в большей степени деловая и хозяйственная, по словам местного населения, жена ротмистра Лидия Ивановна Всеволожская. Уцелел также при доме и широкий помещичий двор, огороженный кирпичом с колоннами и стенами, крытыми железом и с крестообразными отверстиями; во двор ведут массивные ворота с величественными колоннами по бокам и у калиток. Что же касается громаднейших построек, служивших по хозяйству под названием «дворов»: хлебного, конюшенного, скотского, птичьего, свиного, клунь, токов и гумен, то всё это частью разделено на паи толпой новых владельцев и растащено, а частью перестроено и приспособлено к иным службам.
Первоначальным устроителем и владельцем Нижне-Ольховки был бригадир Екатерины Великой Михаил Осипович Поздеев. Он построил здесь и первую Михайловскую церковь в 1792 году, которая существует и поныне, хотя по ветхости в последнее время стоит уже запечатанной. По смерти Михаила Осиповича, слобода перешла к внуку его Василию Осиповичу Поздееву (у Михаила Осиповича было три внука от сына Осипа), а этот последний оставил имение племяннице, своей единственной наследнице, бывшей за подполковником Яковом Яковлевичем Сулиным. Таким образом, это большое имение сделалось собственностью рода Сулиных, которому принадлежали уже в то время слободы Кашара и Нижне-Макеевка, а также имения в Новочеркасске и Черкасском округе.
Последней владелицей этих обширных имений из рода Сулиных была известная, кажется, всему Донецкому округу Анна Степановна, вдова гвардии штабс-ротмистра Сергея Яковлевича Сулина, с сыном Фёдором Сергеевичем. Она хозяйствовала в имении уже в конце пятидесятых годов (после свекрови своей, умершей в 1857 или 1858 году), то есть в самое тревожное время, когда подготавливалось уже уничтожение крепостного права и в народе ходили уже слухи о той переделке строя жизни, какая на Руси последовала в 1861 году с объявлением крестьянской реформы.
Анна Степановна не верила никаким слухам и полагала вовсе невозможным совершение какой-либо крестьянской реформы, а так как местные крестьяне не переставали упорно толковать о воле и самовольничали иногда в высшей степени дерзко и бессмысленно, то она в противовес крестьянским толкам и слухам между ними усилила до последней степени режим своей помещичьей власти и в самом конце крепостного права завела было такие порядки, о которых и теперь со страхом вспоминают нижне-ольховские старожилы.
Обладая большим умом, энергией и твёрдым характером, Анна Степановна мощно и грозно стала и против крестьян и против самой готовящейся совершиться реформы их жизни. Началась настоящая драма и ожесточённая борьба, окончившаяся для Анны Степановны весьма трагически уже через 6-7 лет по объявлении крестьянам свободы. Вражда и ожесточение доходили до того, что Анна Степановна открыто говорила крестьянам: «С вашей волей я вас доведу, что у вас в семи дворах будет один топор, да и тот без топорища». Крестьяне платили своей барыне той же монетой и помещица пала в неравной борьбе с новыми условиями жизни и хозяйствования, последовавшими за крестьянской реформой. Анна Степановна лишилась всего; из огромных имений у неё не осталось ни нитки, как говорится: всё было взято кредиторами за долги и она умерла в крайней нужде и бедности в чужом доме, на призрении родных.
Вообще взаимные отношения в Нижне-Ольховой волости владельцев-помещиков и крестьян в последние годы крепостного права были в высшей степени характерны, и выяснение их имеет значительный этнографический интерес. Своеволие крестьян доходило до того, что многие из них, например, ехали в помещичий лес и рубили его, не спросившись у помещицы. Когда им говорили, зачем они это делают, они, бывало, отвечали: «Скоро воля!». Обычно из старины здесь заведено было, что крестьяне пахали землю для себя в таких местах и в таком порядке, как указывалось владельцами, но тут никто уже не спрашивал, где пахать, а пахали каждый – где вздумалось и полюбилось. Какой-то Степан Недвига здесь обвинялся в том, например, что сама барыня вспахала для себя землю гонами к дороге, а он стал пахать тут же понад дорогой. Барыня говорит: «Не паши!». А он: «Скоро воля!» и вспахал «вздолж» дороги. О грубости крестьян помещице на словах уж и говорить нечего. Анна Степановна на каждом шагу была оскорбляема, встречала неповиновение, и страдала, злилась, писала жалобы и доносы по начальству, отдавала крестьян грубиянов и ослушников в ссылку, требовала военных охран и экзекуций, - словом борьба кипела, и стороны возбуждены были до крайних пределов.
При прежних владельцах Нижней Ольховки крестьянам никаких особых стеснений не было. Барщину работали только совершеннолетние; певчие, музыканты и прочие из крестьян вовсе были избавлены на всю жизнь от барщины; последняя же крепостная владелица Анна Степановна, вследствие обострённых отношений своих к крестьянам, завела другие порядки: она установила, чтобы крестьяне обоего пола ходили на барщину с 12 лет и до смерти, если об избавлении от работ не учинялось особого её приказа; певчих и музыкантов она заставляла нести две должности: и отбывать барщину наравне с другими крестьянами, и участвовать в капелле и оркестре.
- Помещики Поздеевы, а далее и Сулины в Нижне-Ольховой имели всегда свой певческий хор и оркестр, в иное время и театр. Регенты, капельмейстеры и дирижёры бывали у них сначала все немцы, а далее наёмные в Черкасске разные лица и свои же крестьяне, получившие образование).
Много было допущено и других жестоких и возмутительных для крестьян отягощений от природы в высшей степени экономной владелицей, и это тем более бросалось в глаза, что крестьяне ранее привыкли к всевозможным милостям и щедротам своих богатых помещиков. По словам старожилов, особенно доброй, благой и милостивой к крестьянам была «старая барыня», ближайшая предместница и свекровь Анны Степановны. Бывало, как только наступит великий или филипповский пост, она понакупает платков, ситцев и разных материй – и из огромного числа крестьян каждой бабе, девке или девчонке к Пасхе и к Рождеству у неё непременно готов подарок: платье, пальто, юбка или платок. От помещичьего двора в течение каждого дня не отъезжали разные купцы с товарами.
Наконец настал роковой день, и свершилось событие, как громом поразившее Анну Степановну: вышел манифест о крестьянской свободе. Но крестьяне тоже не менее были поражены, встревожились и не хотели признавать над собой никакого закона. Им объявлено было, что они обязаны ещё два года работать помещице и они заупрямились, говоря: «Царь освободил нас, а это тутошнее начальство выдумало в угоду нашей барыне». Дело пошло так, что с крестьянами нельзя было сговориться без экзекуции, а для этой последней потребовалась огромная толпа всякого начальства и целый полк казаков. Экзекуция была по всем правилам: с взятием всей слободы под караул, со сгоном и старого и малого на площадь и с казачьими нагайками.
Потом полк казаков был расквартирован в слободе на несколько месяцев. Кто из крестьян был «первый виноватец», по указанию приказчиков владелицы и её самой, к тому ставилось 15 казаков (награда эта давалась, кроме полученных уже домохозяином двухсот, трёхсот нагаек), кто бунтовал менее – 10 казаков, кто ещё менее – 5. Расквартированные, таким образом, казаки вели себя совершенно так же, как в неприятельской стране, покорённой силой оружия. Казаки являлись хозяевами всего крестьянского имущества, настоящие же хозяева были у них как бы военнопленные. Станичники порядочно похозяйничали тут, ибо запрета им не могло быть ни в чём. Они резали скот, баранов, кур, сколько хотели, зерновой хлеб травили лошадьми без разбора и прочее. Многие из крестьян угнаны были в ссылку.
После всех этих передряг помещице следовало сократить, сколько возможно, обширное хозяйство своё, особенно хлебопашество, некоторые отрасли его даже вовсе ликвидировать, но она этого не сделала, а продолжала вести его в тех же или даже больших размерах и при наёмных рабочих, вместо даровых, какими были в прежнее время крестьяне. Выходило совсем не то, что было при крепостном праве; хозяйство поглощало огромную массу денег, а давало их сравнительно весьма мало.
С другой стороны, в это самое время сын Анны Степановны и наследник имения Фёдор Сергеевич Сулин служил в Петербурге в гвардейском полку, и ему, как представителю богатого дворянского рода, требовалась тоже масса денег. Анна Степановна сначала занимала деньги в банках, а далее, когда этого делать было уже нельзя, начала кредитоваться в Новочеркасске и в Ростове-на-Дону у каких-то армян. Дело кончилось тем, что в Нижне-Ольховку-Поздеевку нагрянула опять экзекуция, но это была экзекуция уже не казачья, а армянская.
Армяне прибыли не так, как казачий полк, а тихо сначала и политично. Они избрали резиденцией своей Нижне-Макеевку в пяти верстах от Ольховки и отсюда сначала главный мусташир их сделал визит Анне Степановне с покорнейшей просьбой разделаться по долговым обязательствам, а далее последовала опись движимого и недвижимого и начался разгром. Первоначально армяне гнали, везли и тянули в Макеевку всякого рода движимость: домашний скот, мебель, посуду, экипажи, плуги, бороны и всякий инвентарь, а потом распорядились и недвижимостью.
Ограбление богатого имения производилось жестоко и бесчеловечно. Так, например, армяне угнали к себе в Макеевку стадо дойных коров, а маленьких телят их, которые опоздали родиться и не вошли в опись, оставили издыхать на скотном дворе помещичьей усадьбы, и они делали это с великими воплями. Неслыханный рёв телят и коров несколько дней стоном стоял над слободой и надрывал всем сердца. Помещица выносила всё это с великими страданиями и оставалась в опустошённом доме и усадьбе, пока могла.
Катастрофа над богатейшим и благоустроенным имением продолжалась довольно долго, а когда она совершенно прошла, то владельцем всей помещичьей земли, дома и всех экономических построек явился болгарин, поручик И. Г. Бац. Он владел имением около 20 лет, держал его почти в цветущем состоянии, хотя и со стотысячным долгом обществу взаимного поземельного кредита.
После смерти болгарина-поручика Нижне-Ольховка перешла к его дочери Л. И. Всеволожской. Эта последняя перезаложила землю в дворянский банк и, получив что-то около 50 тысяч рублей, несколько лет хозяйствовала, пока долг банку возрос без малого до двухсот тысяч рублей, а тут она одолеваемая процентами, вынуждена была продать имение подвернувшимся екатеринославцам.
Сама Лидия Ивановна теперь, как говорят, переехала поближе к своей родной Молдавии, в Киевскую губернию, где купила другое имение. Здесь она продала 5237 десятин удобной и неудобной земли (одной удобной 4400 десятин 1100 квадратных сажень) по 58 рублей, а в Киевской губернии купила 800 десятин по 100 рублей за десятину.
Крестьяне Екатеринославской губернии купили землю в Нижне-Ольховской волости и теперь устраиваются в ней на таких условиях и при таких обстоятельствах обычных в Екатеринославской губернии, которые заслуживают некоторого внимания. Они в Екатеринославской губернии не были крепостными крестьянами, а государственными; собственной земли у них было 17000 десятин, но к последнему времени население села Мало-Михайловского размножилось до пяти тысяч душ мужского пола <…скан повреждён…>
Между тем в последние годы у них открылись крупные статьи общественного дохода. На их земле в одном пункте построилась станция Екатерининской железной дороги Просяная, а в другом устроен частными предпринимателями цементный и глинодобывающий завод, (глина очищается промывкой и идёт в сбыт на разные потребы). Эти предприятия дают их обществу около 15 000 рублей ежегодного дохода, и на эти то деньги они придумали сделать прикупку земли и произвести выселку части граждан из своей среды. Приговорено переселить что-то около 700 с лишним душ с таким расчётом, чтобы оставшиеся на месте имели на душу по 5 десятин, а переселённые здесь, в Нижне-Ольховой волости, по 7 десятин на душу.
Тут распланировано на усадьбы большое пространство земли рядом и в смежности с прежним поселением слободы. В распланировку вошла и бывшая помещичья усадьба вся, кроме сада, дома и двора при нём. Большое число переселенцев уже поселилось, другие начинают только возводить постройки, но есть и такие, что, приехав и осмотрев местность и поля, уезжают обратно на старые места, несмотря на то, что им позволяют уж в таких случаях брать усадьбы на выбор. Старики из местных коренных крестьян полагают, что сюда выселяются из прежних мест люди, какие похуже, что видно по их ухваткам в хозяйственных работах, да и из того, что в праздничные дни все кабаки полным полны ими, переселенцами. Переселенцы едут сюда за 400 вёрст сами и везут всё свой имущество: домашний скот, деревянные срубы хат, амбары и другие здания железной дорогой по удешевлённому тарифу, почти бесплатно.
Купили екатеринославцы у госпожи Всеволожской землю в 1898 году с помощью крестьянского банка. Банк дал по 40 рублей на десятину с рассрочкой платежей на 49 лет и 9 месяцев. Всего на 5 237 десятин удобной и неудобной земли взяли крестьяне из банка 209 484 рубля и своими наличными обязались уплатить владелице 80 516 рублей. Из этих последних денег они 40 000 рублей уплатили при совершении запродажной, а остальные обязались уплатить в течение пяти лет и теперь два года уже платят по 8 000 ежегодно. Банку процентов и погашения приходится им платить по 12 669 рублей 4 копейки, а всего в оплату земли они вносят в год 20 669 рублей 4 копейки, то есть на каждую десятину около четырёх с половиной рублей.
Землевладелица Всеволожская продала екатеринославцам в Нижне-Ольховой, однако, не всю землю. Она оставила за собой 8 десятин под садом и 25 десятин полевой земли, которую предназначила пожертвовать местной церкви. Относительно обширного и прекрасного дома своего (в Донской области почти нельзя уже видеть уцелевших таких помещичьих домов-дворцов) она поставила такое условие: дом должен стоять запертым и в совершенной целости 5 лет, пока покупатели земли, крестьяне, уплатят ей 40 000 рублей, остающихся за ними, а после этого ему быть собственностью крестьянского общества. Слышно, что крестьяне не намерены, по приобретении прав на дом, сломать его и материал, из которого он сделан разделить между собой (как, к сожалению, делается это всегда немцами, покупающими земли и усадьбы богатых помещиков), а напротив хотят оставить его в целости и приспособить к тому, чтобы помещать в нём школу и сельское правление с квартирами для учителей и писарей.
Кроме Мало-Михайловского общества Екатеринославской губернии, в районе Нижне-Ольховской волости приобрели землю ещё 17 обществ и товариществ, из которых одно общество (красюковское) и семь товариществ (резниковское, семирниковское, чигиринское, подковыровское, балабановское, курнаково-ольховское и гриневское) приобрели участки с помощью крестьянского банка. Проектируется покупка земли и ещё несколькими товариществами. Так, крестьяне Екатеринославской губернии покупают поместье у помещика Черевкова, у землевладельца почётного гражданина Алексея Ивановича Бурцева – 2 890 с половиной десятин и у многих других. Местным крестьянам, коренным жителям, на своих трёх с половиной десятинах надела скоро плохо придётся. Из них пока составилось только три товарищества и приобрели: 7 домохозяев – 130 десятин, 13 домохозяев своих и 13 чужих – 200 десятин и 15 домохозяев – 200 десятин. Есть товарищества приобрётшие землю такие, что состоят из одних немцев; так здесь владеют: колонист Геринг Иоган Лоренцов с товарищами – 800 десятин, Думлер, Фридрих Фридрихов и Теодор Михайлов, поселяне с товарищами 1000 десятин.
Коренные местные крестьяне из старины не привыкли стесняться в земле и теперь наступившее уже большое сравнительно малоземелье и теснота сильно тревожат их. Многие не прочь идти в переселение, и в Акмолинскую область уже ушло 34 семьи (106 душ мужского пола и 101 женского), хотя из ушедших три семьи, пробыв в Сибири по два и по три года, воротились назад. Объясняют, что там им давали во владение по 15 десятин, но их одолела тоска по родным местам, недостаток там леса и страшные холода во время зим.
Коренные крестьяне волости составляют здесь 5 земельных общин, и из них 4 на полных наделах в три с половиной десятины, которые выкупают, а одна Нижне-Макеевская на 1 десятину 400 квадратных сажень. Последнее общество выкупило свой надел при самом освобождении от крепостной зависимости, заплатив в 1863 году владелице единовременно с души по 53 рубля (то есть по 42 рубля 40 копеек за десятину). Пользуются наделами общества разно. Макеевцы из своих маленьких наделов только 18 десятин делят ежегодно по числу 230 душ на огороды, конопляники, картофельники и прочее, а остальную землю всю держат под выгоном.
Другие общества делят свои наделы на два поля с развёрсткой на души через каждые три года. Общество самой слободы получило 2 275 десятин на 650 ревизских душ, но теперь делит землю лишь на 610 душ, так как 40 душ в нём считается обмерших и выбывших, «мироплатных» (то есть таких, за которые выкупные деньги платятся миром). Пахотные поля в этом обществе не равны: на одно трёхлетие делится на душу по две десятины 100 квадратных сажень, а на другое по одной десятине. Остальные земли под постоянным выгоном для скота.
До самого последнего времени общества свободно принимают в среду свою посторонних лиц и наделяют их землёй с тем однако условием, что принимаемый платит единовременно за усадьбу 30-35 и до 50 рублей и потом навсегда обязывается оплачивать надел. В приёмном приговоре говорится всегда, что общество наделяет принимаемого наделом из общественной земли, а не передаёт надел чей-либо из отказавшихся оплачивать землю. Это на тот конец, чтобы наследники умерших и отказавшихся от земли не требовали бы земли от причисляющихся к обществу, а искали бы её, когда вздумают, с общества. В первые полтора-два десятка лет после уничтожения крепостного права дело стояло так, что крестьяне, получившие наделы, бежали от них и всеми способами отделывались от выкупных платежей за них. Они ещё приплачивались тому, кто брал у них надел и соглашался его оплачивать. Так как между ревизскими душами было много и тогда умерших, то выкупных платежей с подушными живые ревизские души платили по 9 рублей в год; между тем землю на стороне можно было арендовать весьма дёшево: по 25-30 копеек за десятину.
В настоящее время земля арендуется у частных владельцев подесятинно до четырёх и пяти рублей за десятину; участками же в 100, 200 и более десятин арендуется по цене от 2 рублей 75 копеек за десятину. В скопщину берут крестьяне землю из третьей копны, с надбавкой за каждую десятину одного мужского дня работы при уборке хлеба или молотьбе. Траву косят пополам и свозят сено хозяину на место, где укажет.
Денежные сборы в таком виде:
- земских берётся с надела по 20 копеек,
- страховых 25 копеек,
- выкупных 5 рублей 40 копеек (а в самой слободе 3 рубля 27 копеек, так как здесь сделано дополнительное понижение),
- волостных 1 рубль,
- сельских 1 рубль и рубль две копейки (а в самой слободе сельских вовсе не берётся, так как здесь сельские расходы оправдываются доходом с кабаков и ярмарки).
Хлеб сбывают крестьяне в Миллерово и Тарасовке. В оба места 40 вёрст и провоз 50, 75 копеек и до рубля от четверти, но возят иногда и по 30 копеек.
Грустные мысли возбуждает в слободе старинная церковь, построенная 108 лет тому назад, и при ней общественное кладбище, не менее старинное, чем церковь. Церковь деревянная и по углам подгнила, запечатана, а кладбище совершенно не огорожено, затоптано и разорено скотом. Кругом только признаки когда то бывшей канавы. При церкви этой на двух могилах сохранились памятники.
На одном из них надпись:
Войска Донского полковнику Якову Яковлевичу сыну Сулину, скончавшемуся в 1831 году, октября 3 дня, в 10 часов пополудни, на 54 году от рождения.
На другом памятнике надпись:
Войска Донского гвардии штабс-ротмистр Сергей Яковлевич Сулин. Родился 5 июля 1804 года, умер, 9 марта 1851 года. Господи! Прими дух его с миром.
Под хладным камнем сим прах милого сокрыт, который был мне друг, отец, подпора, щит! Покойся, милый друг, до вечного свиданья, болезней где уж нет, ни слёз, ни воздыханий… Супруга нежный прах сей камень сокрывает, а пламенно любовь на нём изображает, как тесно с другом нас закон соединил, что в жизни дорог был, а по кончине мил.
Содержание этой последней надписи доказывает, что она сделана Анной Степановной Сулиной, последней владелицей Нижне-Ольховой слободы и сёл Макеевки, Кашар и других.
Иван Тимощенков
Газета «Приазовский край» № 200 от 29 июля 1900 года.
Навигатор ← По округам донской области