С тех пор, как в доме Инны Валерьевны поселилась невестка Яночка, ей стало казаться, что она медленно, но верно сходит с ума. Нет не в переносном, а в самом буквальном значении.
Отношения между новыми родственниками сразу стали складываться отлично и оказались тёплыми, дружественными, доброжелательными.
Но вот состояние Инны Валерьевны, которое она теперь всячески старалась скрыть от своих близких, было на грани… Цветущая, моложавая, яркая и энергичная женщина с ужасом начала за собой наблюдать первые признаки надвигающейся деменции.
К примеру, вечером, положив связку ключей от дома на зеркало в прихожей, утром Инна Валерьевна её там не обнаруживала. И принималась вместо привычного утреннего кофе и обязательного в её возрасте макияжа метаться по дому, заглядывать в шкафчики, проверять карманы одежды и перетряхивать сумочку. Но… тщетно. И уже окончательно опаздывая, взяв запасную связку, случайно в машине открыв бардачок, вдруг находила ту самую – свою!
Или, наоборот, Инна Валерьевна, вечно разбрасывающая по всему дому драгоценности и бижутерию, неожиданно обнаруживала свои богатства в старой шкатулке аккуратно рассортированными и сложенными по ячейкам. Тогда она начинала с удивлением выспрашивать у сына с невесткой: не они ли навели в её вещах такой замечательный порядок, но встречала в ответ только недоумённые взгляды. А кто же в таком случае ещё мог это сделать, если в их доме, кроме них, никого больше не было… разве что кот?
И прежде жизнелюбивая Инна Валерьевна каждый новый день начинала теперь не с радостных трелей и улыбок, а с ощущения чего-то непредсказуемого, недоброго и опасного совсем рядом. Теперь каждый грядущий день требовал от неё особой концентрации внимания и отнимал силы так необходимые ей для радости, созидания и творчества. Вместо мажорной мелодии Пьяццолы она безотчётно напевала про себя в миноре:
— Будь осторожен, следи за собой.
Она понимала, что по-хорошему ей надо бы обратиться к врачу. Но Инна Валерьевна в свои «пятьдесят с хвостиком» привыкла чувствовать себя лёгкой и счастливой молодой красавицей, и идти со своими «странностями» к психологу, или того ужаснее – к психиатру… ей было страшно и неловко. К тому же, на работе ранняя деменция себя никак не проявляла! Все проекты Инна Валерьевна выполняла профессионально, в срок и с учетом пожеланий заказчиков: здесь никаких «проколов» не возникало.
А вот дома она снова начинала чувствовать себя не в своей тарелке. Доходило до смешного! Как-то по дороге с работы она по привычке заехала в зоомагазин, купила Басику травки, пакет сухого корма: качеством и ценой поболее, а весом поменьше.
— Лучше потом ещё с другим вкусом возьму, — зная привередливый характер своего безухого шотландского дворянина, — а то приестся, совсем к миске подходить перестанет — рассудила Инна Валерьевна.
Дома она распечатала пачку, насыпала Басику в миску немного, чтобы не отбить аппетит, и спрятала остальное в буфет. А когда к вечеру заглянула за следующей порцией – ведь коты ночные животные, и неистовое чувство голода, заставляющее их поднимать отчаянными криками весь дом, наступает после полуночи…
Когда Инна Валерьевна открыла буфет, чтобы достать пакет с кормом, она оторопела.
На полке вместо её маленького двухсотграммового пакетика стоял большой – в полтора килограмма! И это был не кошачий корм, а еда для мелких собак, но в точно такой же, как она купила сегодня, бело-розовой упаковке.
— О, Господи! — всё ещё не веря своим глазам, выдохнула Инна Валерьевна.
А её сын, привлечённый этим возгласом, подошел к матери и тоже с удивлением стал смотреть: то на пакет с кормом, то на саму Инну Валерьевну. Ведь собак у них отродясь не было.
— Ну ты даёшь, мать! Понимаю — для собак корм дешевле… Но ты же раньше никогда на Басе не экономила. Может, тебе денег надо дать? — спросил озадаченный Владик.
— Нет… Денег не надо дать… Это, наверное, доставщик перепутал. Они же всё вечно путают эти доставщики. Нужно мне… на него жалобу написать, или возврат оформить, — нашлась Инна Валерьевна, на ходу выдумав эту историю.
— А… Вот оно что… Ясно… — протянул Владик. — А то я уж было подумал… — и сразу смущенно осёкся.
Бывшая свидетелем этого происшествия невестка Яна, только молча подняла брови, подмигнула своему мужу и незаметно бросила в сторону Инны Валерьевны загадочный взгляд.
А её свекровь после того случая затаила в сердце страшную тревогу: что если эти странности будут нарастать, разрастаться, как снежный ком, и когда-нибудь сорвутся, сметая на своём пути ровный и слаженный порядок её привычной жизни? Что если когда-нибудь, уходя на работу, она забудет, например, выключить утюг или оставит горящей конфорку на кухне?
И Инна Валерьевна даже пошла на хитрость, чтобы обмануть свою теперь уже ставшую верной спутницей тревогу, уходя из дому, она стала на свой телефон фотографировать все розетки, выключенный свой остывающий утюг и наглухо перекрытый ею газовый вентиль.
Но и эта предосторожность, как оказалось, не стала панацеей. Вернувшись как-то с работы раньше своих детей (невестки и сына), ещё только-только провернув ключ в замочной скважине, Инна Валерьевна уже уловила за дверью странный, но очень знакомый шум. Распахнув дверь и вбежав в прихожую, она имела возможность убедиться в верности своей худшей догадки — утром, собираясь на работу, Инна Валерьевна по невнимательности, по невероятной оплошности забыла закрыть в ванной кран! И вода весь день тоненькой струйкой всё бежала и бежала в раковину...
И самым неприятным для неё был тот факт, что она точно помнила, как утром уходила из дома последней. Сын с невесткой всегда уезжали на свою работу первыми — к восьми. А Инна Валерьевна работала в офисе, где важно было качество выполнения заказов и строгое соблюдение дедлайна, а вот режим был уже вторичен. И она обычно позволяла себе явиться на своё рабочее место, чуть припозднившись — после девяти. А значит — никто кроме неё оставить незакрытым этот злосчастный кран не мог!
Центрального водоснабжения в посёлке, где они жили с сыном, не было. И каждый дом получал воду из своего колодца или скважины — кому как позволяли особенности почвы и размеры кошелька. К несчастью, на их участке единственным источником воды был колодец. И вот теперь из-за невнимательности Инны этот колодец почти полностью оказался выкачан… Потребовалось несколько дней, чтобы вода, наконец, набралась, и колодец восстановился. Всё это время приходилось привозить канистрами питьевую воду из города. А мыться… Мыться — как придётся.
Предприимчивая Инна Валерьевна купила себе по такому случаю абонемент в фитнес-зал, где к услугам посетителей была душевая и даже сауна. Дети её заезжали мыться по дороге с работы в город — к родителям Яны, а утром по очереди скромно плескались в тазике. Но больше всего Инне Валерьевне было неприятно, что про её досадную и непростительную — роковую забывчивость узнала даже невесткина родня…
Хорошо ещё, что её дети – её деликатная молодёжь – пережили это непредвиденное коммунальное бедствие молча – стоически, без всяких претензий и упрёков.
И вот когда после всего приключившегося, преодолевая мучительное чувство стыда, Инна Валерьевна, уже, было, окончательно решилась прибегнуть к помощи медицины, история с её «ранней деменцией» получила неожиданную развязку.
Это случилось, приблизительно, через месяц после той – «колодезной» – эпопеи.
Инна Валерьевна, будучи заядлой кофеманкой, пристрастила к этому удовольствию и свою невестку Яночку. На удивление, Яночка оказалась самой способной ученицей – вскоре она научилась отменно варить и заваривать кофе и с первого глотка различала неподражаемый «Копи-лувак», молодую бархатную арабику, изысканный «Блэк айвори» и безыскусную грубоватую робусту.
В то утро Инна Валерьевна, которая, в отличие от своей невестки, на работу никогда не торопилась, вызвалась сама заварить им обеим по чашечке кофе. Она собственноручно смолола и смешала зерна из разных пакетиков, залила свою смесь водой и добавила на кончике ножа кардамон и черный перец. Когда напиток был готов, положила в каждый кофейный стаканчик с прозрачными двойными стенками по половинке чайной ложечки сахара – ведь в этом их с невесткой вкусы совпадали – и пригласила Яну к столу. Та с удовольствием зажмурилась, сделала глоток и блаженно закатила глаза — мол, спасибо, вку-у-усно! Инна Валерьевна улыбнулась ей ласково и тоже взялась за свою чашку.
Но первый же глоток заставил её поперхнуться и почувствовать невыносимую солёную горечь на губах — как будто она только что набрала в рот морской воды.
Инна Валерьевна понимала, что такого быть просто не могло. Вот сидит напротив её невестка Яночка, улыбаясь, думает о чем-то мечтательно, преспокойно с удовольствием потягивает себе маленькими глоточками из чашечки свой божественный напиток…
Инна сделала еще глоток — но вкус был прежний — невыносимо солёный, противный. А напротив пила кофе, довольно причмокивая, невозмутимая Яночка.
— Невероятно! Наверное, я действительно схожу с ума! — не отодвигая своей чашки от губ и с ужасом прислушиваясь к ощущениям внутри себя, мучилась Инна Валерьевна.
— Так, будем рассуждать по порядку, — решила она. — Кофе я смолола и заварила сама, воду взяла из запечатанной — специально припасенной для этого бутылки с пресной талой водой известной марки — здесь прокола быть не могло… Потом я также, не отвлекаясь и не выпуская турки из своих рук, приготовила напиток. Далее — я взяла одной рукой из приоткрытой посудомоечной машины два чистых кофейных стаканчика и разлила в них только что сваренный кофе. А после… положила в каждый стаканчик по половинке чайной ложечки сахара — вот из этой вот сахарницы… Стоп! Что если по какой-то непонятной причине в сахарнице вместо сахара оказалась соль?
И Инна Валерьевна незаметно, чтобы не привлекать внимания невестки Яночки, потянулась в сахарницу и уже собиралась поднести свою наполненную сахарным песком ложку ко рту.
— Ну ты даешь, мам! — услышала за своей спиной голос сына, который, оказывается, уже давно стоял в дверях кухни, всем своим видом поторапливая засидевшуюся Яночку, наблюдал за ними обеими и заметил это странное движение матери.
— Тебе, может, коробку с конфетами открыть? Но ты же раньше сладкое не особо любила… А теперь вот сахар ложками стала есть.
Невестка Яночка при этих Владика словах с искренним удивлением посмотрела на свою свекровь. А Инна Валерьевна всё же положила ту ложку в рот — это, действительно, оказался самый обычный сахар — сладкий и липкий, каким и положено ему было быть.
Чтобы перебить приторный вкус, она отхлебнула глоток своего солёного кофе.
Невестка с сыном снова выразительно переглянулись.
Все выстроенное только что логичное умозаключение Инны Валерьевны потерпело фиаско — слабое звено в её защите было утрачено.
Невестка поднялась, выплеснула гущу из своего стаканчика в раковину, вымыла свой — и… убрала его в посудомоечную машину.
– Пока, мам! Мы поехали — уже в обрез, опаздываем, а если ещё и пробки — то совсем алес! Ты только воду уходя проверь, — сказал сын.
— Электричество и газ! — напомнила Яночка.
И молодежь унеслась. А Инна Валерьевна осталась сидеть наедине со своей так и не допитой чашкой утреннего кофе и смятением на душе.
Теперь она окончательно и бесповоротно убедилась в собственном явном сумасшествии. Кровь прилила к вискам, в груди горело — вот так в свои юные «пятьдесят с хвостиком» она вдруг станет клиентом психиатрической лечебницы, недееспособной личностью в состоянии распада… Инна Валерьевна опустила голову на руки, и слёзы уже вот-вот готовы были брызнуть из её глаз. Как вдруг она обратила внимание на лежащую на оставленном невесткой десертном блюдечке ложечку, которой та размешивала свой кофе. Догадка, сродни последней — отчаянной — надежде заставила её теперь на секунду замереть. А затем она осторожно, не спуская глаз с этой ложечки — как будто она, эта ложечка, могла сейчас спрыгнуть с блюдечка и убежать — потянулась, взяла за кончик.
Инна Валерьевна, уже что-то поняв про себя — прозревая и догадываясь — поднесла ложечку ко рту. На ней еще оставались следы гущи и кофейной пенки – ложечка оказалась солёная!!!
Инна, подчиняясь какому-то внезапном наитию, бросилась искать разгадку этой странной тайны. И нашла! В мультиварке, в самой её чаше, накрытая крышкой, стояла точно такая же сахарница — наполненная солью. И эта сахарница была, как две капли воды, похожа на её — вот только маленькой, едва различимой щербинки на краю у этой сахарницы не было. Но могла ли сонная хозяйка, спешившая поскорее напоить кофе свою любимую невестку Яночку, заметить эту подмену?
И тогда Инне Валерьевне всё сразу стало абсолютно ясно.
Она, дрожа от волнения, — на ватных ногах — поднялась по лестнице, открыла ящичек с документами, стала проверять — всё ли на месте, ничего не пропало?
Ничего не пропало, и даже кое-что появилось новенькое. Под последней папкой с документами — на самом дне — лежал конверт, а в конверте, написанная очень похожим на Иннин почерком, но уж точно не её рукой, лежала дарственная на её дом… любимой невестке Яночке!
Инна Валерьевна вскочила в гневе — хотела сразу разорвать тот конверт с письмом, затем, было, бросилась набирать номер сына, но раздумала...
И тут же вспомнила, как во сне, или сквозь сон слышала разговор невестки по телефону, мол:
— Совсем скоро свекровь перепишет свой дом на меня – Заявила невестка кому-то на том конце провода. Но тогда Инна Валерьевна даже не предала услышанному значения, мол:
— Приснится же такое.
Инна Валерьевна взяла эту поддельную «дарственную», села в машину и направилась в отделение полиции.