Из фронтмена знаменитой группы «Диалог» он переквалифицировался в успешного продюсера, затем педагога Гнесинки, а ныне еще пишет музыку для мюзиклов, которые собирают аншлаги и получают многочисленные награды. Как, например, та же знаковая премия «Музыкальное сердце театра», чей авторитет в течение всего ее существования неоспорим.
вопросы задавала ЕЛЕНА ГРИБКОВА ǁ фото ИЗ АРХИВА КИМА БРЕЙТБУРГА
Ким Брейтбург: «Мюзиклы должны дарить положительные эмоции»
— Ким, музыка с вами с детства. Когда были маленьким, не хотелось сбежать от гамм и пассажей во двор? Не бунтовали?
— Если бы не воля моей мамы, Анель Карловны, то вряд ли бы я, пятилетний, усидел за фортепиано положенное количество часов. То есть все благодаря ей. Я вообще считаю, что маленькие дети, которых начинают учить музыке, сами не справляются. Не хватает у них сил и терпения долго сидеть и играть гаммы. Это же очень утомительное и однообразное занятие. И самое главное, что в этом возрасте еще не ясно, для чего это все нужно. Уроки эти музыкой не назовешь. Помню мучительные тренинги, упражнения Ганона — я же учился еще по старой школе. Мой педагог, на тот момент 75‐летняя дама, Наталья Ивановна фон Вильберт, австрийская баронесса, была выпускницей аж двух консерваторий — Пражской и Петербургской. Она показывала нам эти дипломы, один из которых был подписан самим Н. А. Римским‐Корсаковым.
— О, вы практически в одном рукопожатии от великого композитора!
— Да, она у него училась по теоретическим предметам и для нас была великолепным наставником. Но лично я полюбил музыку, только став подростком, когда начал играть уже более сложные пьесы романтического характера — Шопена, Шуберта, Бетховена. По‐видимому, я рос неплохим пианистом, подававшим надежды, но для этой профессии все же был довольно субтильным. Это с годами набрал вес. (Улыбается.) А так всю жизнь — 55 килограммов, худой. А в детстве — вообще щепка, кисти длинные, пальцы тоненькие, поэтому играть того же Листа мне просто не светило. Когда поступал в музыкальное училище, сразу сказали, что не быть мне пианистом. Ну или быть, но с ограниченным, женским таким репертуаром. Понятно, что это меня не могло устроить.
— В конце 60‐х вы создали собственную рок‐группу «Диалог». Увлечение роком было в противовес классике или и то и другое для вас существовало параллельно?
— Изначально была обычная школьная группа, лишь спустя десять лет она превратилась в «Диалог». Да, рок и классика существовали параллельно. Образование же я получал классическое, а свободное время посвящал року. Уже пытался тогда сочинять какие‐то композиции. Любя музыку, я старался выражать себя в разных ее формах. Тем более если уже обретен навык. Это если говорить о более позднем периоде. Мне нравилось писать и поп, и музыку, близкую к симфонической. Не считаю себя симфоническим композитором, но все‐таки последние годы мюзиклами занят, и мне пришлось создавать фактуры.
— «Диалог» стал первым музыкальным коллективом, который выступил на фестивале MIDEM в Каннах, вас знали за рубежом, вы даже альбомы там выпускали. Как пробились туда?
— Что касается фестиваля на Лазурном побережье, то там был некий отбор, как я полагаю. Меня не посвятили в тонкости, отчего выбор пал именно на нашу группу. Хотя, думаю, существовали предпосылки — мы играли все‐таки довольно интеллигентную музыку. С одной стороны, это был рок, а с другой — мы в основном использовали хорошие тексты, стихи известных поэтов, с которыми у меня был личный контакт. Например, Арсения Тарковского, с которым мы, можно сказать, дружили последние годы его жизни. Он был уже пожилым человеком, я — молодым, но между тем мы встречались, и у меня даже хранится от него очень трогательное письмо… Отчасти благодарственное. Ему нравились наши песни на основе его произведений.
— У вас наверняка много было встреч с такими личностями.
— Да. Я был знаком с Григорием Поженяном, известным поэтом‐песенником, не просто талантливым автором, но еще и замечательным человеком. Капитан дальнего плавания, геройски проявивший себя во время Великой Отечественной войны, — легендарный, одним словом. Еще у нас были песни на стихи Евгения Евтушенко, с которым мне тоже довелось пересекаться. Дома у меня хранятся книги с его автографами. Так вот, возвращаясь к теме фестиваля: мы успешно выступили, нас снял телевизионный канал, который тогда охватывал всю Европу, о нас узнали — и посыпались предложения о гастролях. Таким образом мы попали в Англию, Италию, Испанию, объехали всю Скандинавию, почти везде в Старом Свете побывали. Но в 1992 году, когда наступили тяжелые времена, группу мне пришлось распустить, и я занялся, вынужденно, продюсерской деятельностью.
— Вы писали песни, которые стали хитами, для многих отечественных знаменитостей. Есть ли «универсальный рецепт» хита или каждый раз это вдохновение?
— Существует два подхода — рациональный, через голову, и эмоциональный, через сердце. Скажем, у тебя большой опыт и понимание, как создается шлягер, и ты виртуозно умеешь моделировать, в состоянии технически оформить идею, либо идея рождается в секунду, едва пробежал глазами текст, и ты уже буквально слышишь мелодию. Вероятно, она выйдет простой и будет легко запоминаться другими людьми. То есть песня обретет шанс стать шлягером. Скажем, песня «Натуральный блондин» для Николая Баскова была написана рациональным путем, так как это был заказ. А вот написание песни «Воздушный поцелуй», которую исполняла Тамара Гвердцители, уже шло через сердце, и в репертуаре певицы она стала хитом.
— Вы продюсировали многие телевизионные программы, пишете мюзиклы. Почему перестали писать «просто песни», а от рока и вовсе давно ушли?
— Поверьте, я все для себя нашел в мюзикле. Это же крупная форма, всеобъемлющий жанр, позволяет все в себя вместить, что меня, собственно, и привлекает. Мало того, в мюзикле появляется особый смысл, потому что ты создаешь жизнь персонажа, даешь ему внутреннее развитие. В начальной арии герой в одном состоянии, но в процессе действия появляются уже другие музыкальные характеристики. Это невероятно интересно! Гораздо лучше для композитора, чем просто писать статичные песни с одним настроением.
— Кстати, ваши постановки в основном выходят не на столичной сцене, а на сценах других российских городов. И даже спектакль «РОК» по мотивам «Шагреневой кожи» Бальзака был поставлен в Кемерове. Это ваша принципиальная позиция? И почему вы стали куратором именно этого театра?
— Много лет я куратор двух театров — Оренбургского театра музыкальной комедии и Музыкального театра Кузбасса им. А. К. Боброва. С этими городами меня многое связывает. В Кемерове прожил десять лет, и мое появление там не случайно — все связано с биографией. Многое еще зависит от того, как сложилась судьба моих постановок в тех или иных городах. Если бы они были не слишком хорошо восприняты публикой, руководством театра, региона, то я бы и не задержался, и никто бы меня никуда не звал. Теперь что касается постановок. Ситуация такова, что в Москве театры, которые ставят мюзиклы на постоянной основе, можно пересчитать по пальцам. При этом авторов мюзиклов много, конкуренция гигантская. Кроме того, в столице многое решают отношения, в регионах же больше смотрят на сам материал, там как‐то все прозрачнее и реальнее. Я отлично знаю законы шоу‐бизнеса, так как провел в нем много лет, телевизионный мир, поскольку делал передачи, работал со звездами, сам много гастролировал, неплохо чувствую аудиторию. Я уважаю людей, для которых работаю, поэтому пишу такие произведения, которые не разочаруют широкую аудиторию.
— Где, кстати, прозвучит главный аккорд премии в 2024 году, что вы представите на суд публики?
— В этом году фестиваль примут ведущие сценические площадки Самары и Тольятти. С 15 по 24 ноября будут показаны спектакли‐номинанты, пройдет очная работа Лаборатории и 25 ноября состоится торжественная Церемония награждения лауреатов. На суд публики представлять буду не я, а театры, в которых идут мои работы. От меня не зависит, что они выберут, так что я не в курсе, что будет заявлено в окончательном списке.
— Как отбирают претендентов на премию? Что за 20 лет существования премии поменялось, а что осталось и останется неизменным?
— Премию эту я всячески поддерживаю — великолепное начинание. Она была учреждена в 2005 году как инструмент оценки произведений, которые идут в музыкальных театрах страны. Оперное искусство, балет были изначально исключены. Отбор идет среди производных мюзикла — музыкальных комедий, оперетт, рок‐опер. На первом этапе малый экспертный совет, куда входят человек семь, — театральные критики, журналисты, знатоки этой области, отсматривает сотню заявок, отбирая годные работы. Затем художественный совет расширяется — это уже человек двадцать, среди которых композиторы, поэты, либреттисты, режиссеры, балетмейстеры, и они уже распределяют номинации, где великолепная сценография, свет, декорации и пр. У одного спектакля вполне может быть и десять номинаций, когда все составляющие впечатляющие. После этого наступает самый интересный момент: весь наш цвет — сто тридцать академиков современного музыкального театра России голосуют электронно, закрытым способом. И в конце организаторы подводят итоги, объявляют победителя в каждой номинации. Получить премию очень престижно. Это же национальная награда, сродни «Тони» в Америке. И здорово, что ежегодное награждение теперь всегда происходит в разных регионах. За эти годы подход к качеству, художественные критерии остались незыблемыми, традиционными, а вот сама суть процесса меняется. Количество мюзиклов резко выросло, и их нельзя сравнить с той самодеятельностью, которая присутствовала двадцать лет назад. Вот мы сейчас с вами разговариваем в зале Академии имени Гнесиных, который был специально оборудован под нашу с супругой Валерией, профессором, кандидатом искусствоведения, кафедру мюзикла и шоу‐программ. Мы готовим тут артистов соответствующих жанров. У меня получился плавный переход от продюсерства в педагогику.
— В каком направлении будет развиваться премия?
— О, таких сегментов множество. Один из них — международный. Все чаще приходят заявки из Казахстана, Беларуси и т.д. Полагаю, премия будет разрастаться вширь — география участников явно стремится к росту. Кроме того, внутри премии происходят всякие воркшопы, открываются постановочные лаборатории с юными авторами, которые свои работы демонстрируют на форуме награждения, куда прилетают директора театров, антрепренеры, и нередко удачные эксперименты входят в репертуар какого‐нибудь театра. И это прекрасный курс. И, несомненно, премия — идеальная площадка для общения профессионалов, возможность договориться о совместных проектах. Так и рождаются плодотворные альянсы.
— Над чем вы работаете сегодня?
— Летом в Оренбурге и в Кемерове состоялась премьера мюзикла «Ромео и Джульетта». А в данный момент я, пожалуй, впервые соединив все, что есть на эту тему, на основе либретто Михаила Марфина и стихотворных текстов Сергея Сашина пишу эпический, стилистически разнообразный мюзикл «Александр Невский».
— А что вас обычно вдохновляет на усердную работу?
— Когда я определяю себе цель, то она уже и есть самый лучший и надежный стимул идти вперед. Достижение результата, который ты задумал, — совершенный мотиватор. Моя жизнь состоит из работы. Количество дней отдыха на природе ничтожно мало, но я по‐иному не умею.