"Вообще-то я не хотел быть актером. Просто жизнь моих родителей, а, соответственно, и моя, сложилась таким образом, что никем другим я стать не мог. Я бы покривил душой, если бы сказал, что жалею. Нет. Жалеть вообще ни о чем не нужно – просто так карта легла", – говорил Леонид Сергеевич Броневой.
Его путь к сцене был долгим и тернистым: свою знаковую роль Генриха Мюллера в «17 мгновениях весны» он сыграл в 45 лет. Его жизнь, словно закладывала базу для создания образа шефа немецкой тайной полиции. Позже каждая его роль становилась крылатой фразой — и это происходило не только благодаря выдающейся драматургии, но и уникальным интонациям «броневых», в которых всегда присутствовала доля цинизма и легкой меланхолии: “Штирлиц, я вас попрошу остаться”, “Заметьте, не я это предложил”, “А кто не пьет, назовите!”; “если доктор сыт, то и больному легче”, “и вот тут некоторые начали позволять себе пришивать накладные карманы”…
Он появился на свет в Киеве в 1928 году и провел свои ранние годы в центре украинской столицы, на Крещатике. Его мать, Белла Львовна, изучала экономику, а отец, Соломон Иосифович, учился на юридическом факультете, стремясь идти по стопам старшего брата и стать работником спецслужб. В шесть с половиной лет Леня зачислился в музыкальную школу при Киевской консерватории для занятия игрой на скрипке — его талант был замечен педагогами с первых занятий. Однако в декабре 1936 года его отца арестовали по обвинению в троцкизме, и именно тогда его беззаботное детство закончилось. Вместе с матерью он оказался в ссылке в Кировской области и вернулся в Киев только через пять лет. С началом войны семье пришлось эвакуироваться, и их путь привел их в отдаленный Чимкент в Азии. Мать изменила имя сына, дав ему более подходящее отчество — Сергеевич. Он нашел работу в швейном цехе кукольного театра, где впервые начал выступать.
Когда война окончилась, Броневой за год завершил вечернее образование в школе для рабочей молодежи, получил аттестат и планировал продолжить свои занятия. Стать летчиком, дипломатом или журналистом ему не суждено — мать объяснила ему, что значит быть сыном врага народа. "Она сказала: 'Ты всегда будешь за это отвечать. Все уважаемые университеты для тебя закрыты, единственное место, где тебя могут принять, это Ташкентский ГИТИС,'" — делится он воспоминаниями в программе "Театральная летопись ХХ века." Так, он поступил на первый курс актерского отделения.
После завершения учебы в институте Леонида направили в Магнитогорский драматический театр имени Пушкина. Там он долгое время оставался без ролей, и средства к существованию ему часто недоставало. Однажды молодой актер получил роль, в которой не было текста — он изображал милиционера, который приводил преступника на допрос и затем уводил обратно. Броневой тщательно готовился: заказал себе скрипучие сапоги, костюм и фальшивый пистолет. Допрос проводил полковник, сыгранный опытным народным артистом, который не любил чрезмерную показушность. Сначала он попросил не скрипеть сапогами, затем — не прикасаться к кобуре, и вскоре на третьем спектакле, наклонившись над бумагами, замер. После затянувшегося молчания он указал на Броневого с фразой: «Прошу допросить!» — и с неуверенной походкой ушел за кулисы. Как оказалось, у полковника начался запой.
Хотя молодой актер почти освоил свою роль, он тут же ощутил нервозность. Что делать? Сел за стол, закурил и начал импровизировать. Весь театр собрался посмотреть на провал! Однако Броневой ловко вел сцену, пока не настало время своей реплики:
— А вы знаете, подследственный, что на сумочке убитой кассирши обнаружены… — тут он забыл продолжение «…отпечатки, идентичные вашим». Задержался, затем произнес:
— …следы, похожие на ваши!
«Бандит», сидевший спиной к зрителям, чуть не упал от смеха.
— Что, расплакался? — с тревогой спросил Броневой. — Ты у нас еще не так поплачешь!
Сцена должна была закончиться неудачей, но благодаря Броневому спектакль был спасён, и он получил благодарность и премию.
Спустя два года он оказался в Оренбургском драматическом театре имени Горького, где ему удалось проявить себя. Он сыграл множество ролей и стал ведущим артистом советского театра в провинции. В конечном счете, партия доверила ему исполнение образа молодого Ленина. Так началась его коллекция портретов руководителей, вождей и монархов.
За исполнение роли Ленина Броневому намеревались вручить звание заслуженного артиста, однако он предпочёл оставить свои шансы в Оренбурге и устремился в Москву, где поступил в Школу-студию МХАТ к Грибову. Здесь он учился вместе с такими талантами, как Волчек, Скобцева и Кваша, но в коллектив "Современника" ему не удалось попасть, и он вновь оказался в провинции. Сначала он отправился в Грозный, затем – в Иркутск, а с 1958 по 1961 года работал в театре Воронежа. После резкой болезни и кончины первой жены Броневой вернулся в Москву с маленькой дочерью. Он активно искал возможности в различных театрах, и только Андрей Гончаров заметил его талант, пригласив в труппу Театра на Малой Бронной. Там же стал работать и Анатолий Эфрос, который сразу увидел в Броневом потенциал и задействовал его во множестве своих постановок. Многие считают, что именно Эфрос сформировал настоящего актёра Броневого, обучив его тонкостям театрального мастерства.
Он не часто появлялся в кино. Как сам говорил, причина кроется в его "нестандартная для кино физиономия". Первую роль на экране он исполнил под руководством режиссера Юлия Райзмана. Этот эпизод оказался столь малозначительным, что актер не смог распознать себя в фильме. Слава пришла к Броневому после выхода ленты Татьяны Лиозновой "Семнадцать мгновений весны". Изначально ему предлагали сыграть Гитлера, а Мюллера должен был сыграть Санаев. Тем не менее, секретарь парткома "Мосфильма", Всеволод Васильевич, счел унизительным изображать главу тайной полиции, о чем впоследствии очень раскаялся. Зато Броневой быстро осознал, что Мюллер – этот персонаж очень увлекателен. Циничный смех, пронизывающий взгляд, выразительные паузы и молниеносные реакции – он воплотил героя интуитивно, опираясь на собственные представления о работниках безопасности. Перед глазами у него был отец, который, даже вернувшись из лагеря, остался верен своим убеждениям.
Несмотря на выдающийся успех фильма, Леонид Сергеевич по-прежнему испытывал сомнения в своих способностях. Актера не покидали колебания, даже когда Захаров без сомнений утвердил его на роль курфюрста в картине "Тот самый Мюнхгаузен" и затем пригласил в свою знаменитую театральную труппу "Ленком". В ленте "Покровские ворота" он уже выступал как звезда, а позже последовали "Формула любви", "Небеса обетованные" и множество других запоминающихся ролей.
Тем не менее, сцена оставалась для актера наивысшей ценностью. Он всегда мечтал воплотить образ Арбенина, но эта мечта так и не сбылась. Режиссер Эфрос видел в нем лишь отрицательные роли. "Я думаю, что ему не нравилось во мне что-то. У нас был творческий союз, но в человеческом плане мы не совпадали," – поделился Броневой в программе "Белая студия". Броневой всегда умел мастерски читать стихи, как будто вбирая в себя суть поэзии. Этой способностью воспользовался и режиссер фильма "Простые вещи" Алексей Попогребский, дав герою Броневого произнести строки Тютчева: "Когда дряхлеющие силы нам начинают изменять…". Это была одна из завершающих работ актера в кино, где он произносил слова с такой безысходностью, словно предчувствовал прощание со своей аудиторией.
Леонид Сергеевич посвятил почти три десятилетия своей жизни театру "Ленком". Там он исполнил роли Крутицкого в "Мудреце", Дорна в "Чайке" и Яичницы в "Женитьбе". Кажется, специально для него Захаров сосредоточил внимание на персонаже Фирса в "Вишневом саде". Чехов всегда был любимым писателем Броневого. Его завораживало, как автор проникал в души людей, которых будто бы видел насквозь, и поэтому испытывал к ним некую недоброжелательность. Особенно выделялись для Леонида Сергеевича чеховские короткие рассказы, среди которых "Тоска" оказалась самой запоминающейся. В этом произведении рассказывается о старом извозчике, который, потеряв сына, пытается поделиться своим горем с пассажирами, но получает лишь равнодушие, и в итоге изливает свою душу лошади. Этот персонаж был удивительно близок к глубокому внутреннему одиночеству самого Броневого.
Многие из его коллег испытывали к нему неприязнь, другие же опасались его из-за его вспыльчивого характера, именуя его «бурлящим котлом» или «демоном сцены». Говорили, что «Броневой похож на ядерный реактор – его невозможно трогать, пока он не взорвётся». Эти особенности он вложил и в своего героя в спектакле «Королевские игры» в театре «Ленком», где рассказывается о любви английского короля Генриха VIII и Анны Болейн. Хотя роль герцога Норфолка в этой постановке не была центральной, актер исполнял её с полной самоотдачей. Он продолжал выступать на сцене «Ленкома» до последних своих дней. Когда его ноги уже отказывались подчиняться, его вывозили за кулисы на инвалидной коляске, и зал всегда встречал Леонида Сергеевича Броневого продолжительной и бурной овацией.