Это утверждает преподаватель политологии в Мичиганском университете Мэтт Макманус, у которого вот-вот выйдет книга «Политическая теория либерального социализма».
Брексит. Трамп. Мелони. Ле Пен. Либерализм борется — и неудивительно. С тех пор как в 80-х годах прошлого века неолиберализм добился триумфа, и уж точно с тех пор, как финансовый кризис опустошил общины от Данди до Делавера, здравомыслящим центристам не удалось улучшить жизнь рабочих людей. Лишённые какого-либо позитивного экономического видения, они вместо этого отступили к туманным призывам к демократии или равенству, в то время как авторитаристы громко провозглашают лучшее и более ксенофобское завтра.
Если мы хотим пережить этот век, то либерализм должен возродить чувство надежды, сочетающее уважение к институтам с политикой изобилия. Я считаю, что решение можно найти в двух словах: либеральный социализм.
Для некоторых этот термин является оксюмороном. Многие классики и неолибералы считают либерализм приверженцем безудержного капитализма, а Людвиг фон Мизес (австро-американский экономист, историк, социолог и общественный деятель, идеолог либерарианства. - Прим. А.Ж.) охарактеризовал эту идеологию как «частную собственность на средства производства». Многие левые, несомненно, согласятся с этим. Разве для социалистов либерализм не является буржуазной идеологией, служащей интеллектуальной защитой собственности на капитал и эксплуатации рабочих?
На самом деле, либерализм - это гораздо более динамичная и сложная семья верований, чем можно предположить по этим редуктивным ярлыкам: хотя такие мыслители, как фон Мизес, быстро приравнивали капитализм и либерализм, в либеральном мышлении всегда присутствовала экономически прогрессивная составляющая. Для этих самопровозглашенных либеральных социалистов перераспределение не просто предпочтительно, а фактически является единственным способом достижения либеральных целей. Сформулируем это так: господство боссов не менее деспотично, поскольку происходит на рынке и санкционируется государством.
Двумя первыми мыслителями, развивавшими эти идеи, были Томас Пейн и Мэри Воллстонкрафт. В своей основополагающей книге «Права человека» и в таких памфлетах, как «Аграрная справедливость», Пейн утверждал, что собственность - это социальный, а не природный институт. Это означало, что богатые должны обществу за свою собственность, долг, который можно выплатить с помощью высоких налогов и финансировать живое прото-благотворительное государство.
Конечно, Воллстонкрафт больше всего известна своими захватывающими аргументами в пользу женского равноправия в «Обосновании прав женщин» (A Vindication of the Rights of Women). Менее запомнилось её едкое утверждение в той же работе, что из «уважения к собственности, как из отравленного фонтана, вытекает большинство зол и пороков, которые делают этот мир такой унылой сценой для созерцательного ума». Далее Воллстонкрафт утверждала, что и богатых аристократов, и зарождающийся класс капиталистов можно сравнить с грибком, растущим в обществе, который искажает его моральные добродетели через скупость и жадность.
Воллстонкрафт и Пейн были важными предшественниками. Но именно Джон Стюарт Милль разработал зрелую форму либерального социализма. Сегодня Милля больше всего помнят по его бескомпромиссной защите личной свободы. Менее известны его новаторские экономические аргументы в пользу демократии на рабочем месте.
В своей автобиографии Милль признается, что в молодости он был слишком жестким в своем экономическом мышлении, видя «не больше», чем классические либералы, столь любимые викторианской Британией. Однако в зрелые годы Милль с гордостью называл себя социалистом. Одна из недавних работ реконструирует либеральную форму рыночного социализма Милля. Хелен Маккейб особенно подчеркивает его приверженность государству всеобщего благосостояния и демократии, а также демократизации рабочих мест путем перехода к кооперативам и фирмам, управляемым рабочими.
В XX веке многие величайшие либеральные мыслители также отождествляли себя с либеральным социализмом. Это и экономист Джон Мейнард Кейнс, и великий антифашист Карло Росселли, и такие политические теоретики, как Шанталь Муффе. Но, безусловно, лучшим примером здесь является Джон Ролз, величайший либеральный философ со времен Милля.
После публикации «Теории справедливости», своей самой известной работы, Роулз подвергся различным похвалам и осуждениям за умеренную защиту государства всеобщего благосостояния середины века. Однако на самом деле его общая философия была гораздо более радикальной. В книге «Правосудие как справедливость: A Restatement», опубликованной посмертно, Роулз утверждал, что капитализм всеобщего благосостояния все еще позволяет сохраняться слишком многим видам неравенства. Особенно это касается экономического неравенства, которое означает, что граждане обладают неравной политической властью. Это, по мнению Роулза, несовместимо с либеральными обязательствами, согласно которым граждане должны получать «справедливую стоимость» от своих политических прав в условиях демократии. Роулз утверждал, что только «демократия, основанная на собственности» или «либеральный социалистический» режим могут действительно воплощать либеральные принципы справедливости.
Роулз и его соратники по либеральному социализму были правы, когда беспокоились. Многие либеральные демократии по-прежнему не соответствуют своим идеалам - по всем тем причинам, которые либеральные социалисты подчеркивали на протяжении веков. Это не просто академическая дискуссия. Чем дальше сегодняшняя плутократическая реальность расходится с великими эгалитарными теориями либеральной справедливости, тем слабее становится либерализм, и все большее число избирателей открыто скептически относятся к демократии.
Это, разумеется, оставляет место для процветания экстремистов. Например, в одном из исследований 2019 года пара политологов приписывает популярность правых популистов их обещаниям покончить с либеральными элитами и их политикой. Это обусловлено как восприятием либеральной элиты как не имеющей связи с обычными людьми, так и тем, что управляемые ими институты не подотчетны своим гражданам. Это не просто восприятие: в американской политике деньги действительно говорят, и говорят громко. У 1% гораздо больше шансов добиться своего, чем у «народа», который, согласно американской конституции, является источником политической легитимности.
Общественность, со своей стороны, вряд ли не осознает, как с ней обращаются. Опросы по всему миру показывают, что люди хотят, чтобы богатые платили больше, высоко оценивают профсоюзы, несмотря на десятилетия падения их численности, и обеспокоены стремительно растущим уровнем неравенства. Когда они понимают, что либералы не только не в состоянии решить эти проблемы, но и активно усугубляют их, они, что неудивительно, склоняются к авторитаристам, обещающим чудодейственные лекарства, даже если последние оказываются хуже болезни.
Либеральный социализм, таким образом, неразрывно связан с будущим либеральной демократии. В своей книге я пытаюсь восстановить эту достойную традицию - как в обратном направлении от Пейна и Милля, так и в будущем. К счастью, я нашёл здесь много современной науки для изучения: всё большее число ученых сегодня отождествляют либерализм с его эгалитарными идеалами. У того, что мы можем назвать «либерализмом надежды», есть множество сторонников, в частности экономисты, такие как Дэниел Чандлер. Философы, со своей стороны, движутся в том же направлении: Уильям Эдмундсон, Игорь Шойхедброд и Элизабет Андерсон - вот лишь три примера из многих.
Эта группа мыслителей во многом расходится во мнениях. Однако все они едины в неприятии того, что Александр Лефевр называет пустым цинизмом неолиберального «либерализма». Для Лефевра «либерализм» - это такое общество, которое обещает свободу и равенство для всех, но в итоге не предпринимает никаких реальных усилий для их реализации. Но так не должно быть. Будучи теорией надежды для всех, либеральный социализм представляет собой лучшее, что есть в либеральной традиции, и идеологию, способную устоять перед бушующими ветрами нашего века.
«Будучи теорией надежды для всех, либеральный социализм представляет собой лучшее из либеральной традиции».
Как это может выглядеть на практике? Пожалуй, лучшие реальные примеры можно найти в Скандинавии. Справедливости ради следует отметить, что есть некоторые споры о том, насколько они социалистичны. Но, как отмечает Скотт Сехон, эти споры в значительной степени семантические: по большинству показателей Дания и Норвегия гораздо более социалистичны, чем почти любое другое государство. Аналогичную точку зрения высказывал даже легендарный премьер-министр Швеции Олаф Пальме, когда отмечал, что его страна продвинулась по «дороге к социализму» дальше, чем многие явно марксистские государства.
Дело в том, что скандинавская модель десятилетие за десятилетием обеспечивала самое высокое в мире качество жизни. В значительной степени Осло, Хельсинки и другие страны добились этого благодаря сочетанию сильных либерально-демократических институтов с перераспределительными экономическими программами, схожими с философией, выдвинутой Воллстонкрафтом или Пейном. Связь с либерально-социалистической теорией становится ещё более очевидной, если учесть, как правительства скандинавских стран интегрировали «совместное определение» на рабочем месте. Предоставляя работникам право голоса в советах директоров крупных компаний, такие теоретики, как Рудольф Мейднер, даже выступали за предоставление сотрудникам акций их работодателей, с конечной целью сделать компании полностью принадлежащими работникам.
К сожалению, с приходом неолиберализма концепция шведского экономиста так и не была реализована, хотя амбиции Северной Европы несколько отступили от своего пика в середине века. Это было серьезной ошибкой. В эпоху, когда миллионы людей чувствуют, что не могут контролировать свою жизнь на работе, и когда цифровые технологии слежения вторгаются в их домашний распорядок, демократизация работы и промышленности давно назрела.
На самом деле есть признаки того, что другие прогрессивные лидеры заново открывают для себя либеральный социализм. Это особенно верно в Канаде, где Новая демократическая партия имеет сильное либерально-социалистическое наследие. Бывший лидер Эд Бродбент был сторонником кооперативов «Миллит», и в последнее время его мышление и активизм подверглись переоценке. К югу от границы Берни Сандерс и «Отряд» сделали многое, чтобы обновить либеральный стиль социализма для новых поколений, а миллионы миллениалов теперь с энтузиазмом поддерживают «Зеленый новый курс». В сочетании с возрождением либерального социализма в академических кругах будущее этой традиции кажется светлым - и это не менее хорошо. Роза Люксембург однажды сказала, что каждый человек стоит перед выбором между социализмом и варварством. Сейчас, когда варвары надвигаются, выбор для любого либерала должен быть очевиден.
© Перевод с английского Александра Жабского.
Оригинал.
Очень бы хотел, чтобы думающие люди прочитали эту статью. Она весьма показательна. В эпоху, когда правящие классы ищут пути спасения капитализма, который полностью исчерпал созидательные возможности своей последней стадии развития - империализма (что явственно показал крах глобализма), поиск этих путей идёт по двум направлениям: в направлении полной фашизации западного общества, когда уже не экономические интеренсы трудящихся будут вынуждать их продавать за бесценок свой труд живоглотам-эксплуататорам, а драконовские запконы, извращённая мораль, установленные империалистами пресловутые «правила», и в направлении таких благоглупостей, буржуазных сопелек, как «либеральный социализм».
Второй путь даже нетвёрдых марксистов, не говоря уже о малообразованной и зашоренной публике, сбивает с толку пассажами, подобными авторскому: «предоставление сотрудникам акций их работодателей, с конечной целью сделать компании полностью принадлежащими работникам». Стоит ли говорить образованным марксистам, что предоставление акций компаний её работникам лишь придаёт завуалированный вид эксплуатации трудящихся ибо вовсе не наличие акций у работников определяет, кто собственник того акционерного общества, на котором они вкалывают, а у кого в этом АО находится их контрольный пакет. Как нетрудно догадаться, он всегда был и будет, пока сохраняется буржуазный общественный строй, в цепких руках представителей правящего класса. Кто не верит, может изучить хотя бы сообветствующий опыт американской авиакомпанеии "Дельта"
Отдельно хочется сказать о так называемом «социалистическом опыте Скандинавии», Здесь всё - лицемерие. Автор статьи пишет (не стану утверждать, что намеренно, возможно - и по недомыслию), что вот-де скандинавская модель десячтилетиями обеспечивала очень высокий уровень жизни, но, к сожалению, «амбиции Северной Европы несколько отступили от своего пика в середине века», и это-де «было серьёзной ошибкой».
Давайте разбираться. Почему, спрашивается, случился «скандинавский социализм»? Прежде всего, уточним, когда он случился.
Всё это началось в 20-х годах прошлого века. Несколько упрощая, скажем, что после Великого Октября скандинавских кровопийц у себя дома спросили (прежде всего, очень сильные тогда местные социал-демократы): хотите и у себя такого же? Нет, завопили в припадке пароксизма те. Тогда делитесь в обществом, тем, что до сих пор отнимали у него беззастенчивым грабежом. И пришлось делиться. А что, колоний у скандинавских стран, за счёт ограбления которых можно было задобрить своих рабочих, не было... А когда впечатляющего примера Советского Союза не стало, в Скандинавии всё покатилось обратно, и теперь ни о каком таком особенном процветании скандинавских трудящихся давно уже что-то не слышно.
Вывод: никакой «либеральный социализм» нигде в мире не появится только благодаря уверщеваниям теоретиков типа автора этой статьи, без соседствующего впечатляющего примера социалистического государства с диктатурой трудового народа и подавления эксплуататорских классов. Мечтать о нём не вредно, конечно, но совершенно бессмысленно.