Услышав лай дворового пса, Полина Ивановна отодвинула занавеску и выглянула в окно. Увидела шагающую от калитки к дому женщину, сморщилась недовольно.
"Вот же принесла нелёгкая, опять командовать да поучать будет. Как обычно, в каждый свой приезд."
Правда в сегодняшнем визите Аглаи было что-то не так, не как всегда. Эта решимость на лице и размашистая походка заставили сердце Полины сжаться, словно от предчувствия большой беды. Да и Тишка лаял слишком уж надрывно, до хрипоты, будто тоже чуял неладное.
Полина Ивановна присела на край кровати, погладила ладонь неподвижно лежащего на ней мужа, вздохнула.
— Встречай гостей, Митенька, сестрёнка навестить тебя приехала.
Как ни странно, никакой радости больной не проявил, скорее тоска, да беспокойство в глазах мелькнули.
— Знаю, знаю, что сказать хочешь, — женщина провела рукой по седым волосам мужчины. — Ну а что делать, сестра же как никак, родная кровь. Ничего, Митя, ничего, она ведь ненадолго, как и всегда. Посидит минут пятнадцать, покомандует, наставления даст, да и уедет.
Но Полина Ивановна ошиблась. Оказалось, в этот раз Аглая задерживаться вообще не собиралась. Сразу от двери прошагала к кровати, окинула брата оценивающим взглядом, потом повернулась к хозяйке.
— Мы его забираем, — сказала командным тоном. — Вещи Митины собери.
— То есть как это? — не поняла Полина. — Куда забираете? Зачем? Почему?
— К себе! У меня поживёт, — ответила гостья коротко.
Потом достала из сумочки телефон, набрала номер.
— Берите носилки и заходите в дом, — отдала кому-то распоряжение.
— У вас тут никаких условий, — это снова адресовалось Полине Ивановне. — Ни удобств, ни медицины нормальной. В городе ему лучше будет, быстрее на ноги встанет.
Полина растерянно посмотрела на мужа и отвела взгляд. Глаза Дмитрия Федоровича стали ещё более беспокойными и казалось, он пытается что-то сказать. Но только слабое мычание срывалось с его губ.
— Но ведь Митя и так поправляется, — попыталась возразить Полина Ивановна золовке. — Медленно правда, но поправляется. Прогресс уже налицо. Рука вон двигаться немного начала. И терапевт к нам каждую неделю заходит. Говорит, лечение на пользу идёт.
— Терапевт, ага, — гостья ехидно усмехнулась и повернулась к двум, вошедшим в дверь парням. — Грузите! Только аккуратно! И одеялом, одеялом укройте!
У Полины сердце зашлось, когда она увидела, как её Митю, словно неодушевленный предмет, перекладывают с кровати на носилки. В глаза мужу она старалась не смотреть.
— Да как же это? — только и лепетала растерянно. — Что ж ты делаешь то, Аглая? Да разве ж можно... Где оно видано, чтобы мужа от живой жены забирали?
— От жены? — ярко накрашенные губы скривились презрительно. — А где жена то? По документам ты ему никто, дорогуша моя. И распоряжаться здоровьем моего брата никакого права не имеешь. Единственный близкий Мите человек здесь я.
На это Полина Ивановна возразить ничего не могла. Ей оставалось только смотреть, как мужа выносят из дома чужие люди, как грузят в машину носилки. Всё произошло так быстро, что она даже попрощаться с Митей забыла. Опомнилась, выскочила на улицу не одевшись, в одних валенках да в халате, но опоздала, автомобиль уже отъехал, только снежной пылью обдал с ног до головы. Тут и хлынули из глаз Полины Ивановны слёзы и она, опустив плечи, побрела к дому.
— Тишка, — присела на корточки возле собачьей будки, обняла пса, зарылась лицом в мягкую, густую шерсть. — Остались мы с тобой одни. Вдвоём век вековать будем.
Зашла в пустой дом, прибрала кровать мужа. Хотела ещё какие-нибудь дела поделать, но не смогла, из рук всё валится. Чай себе налила, присела за стол у окошка, да так и просидела, пока всё не остыло.
Может и стоило им двенадцать лет назад брак официально оформить. Только тогда Полина считала это блажью, глупостью несусветной. За пятьдесят обоим, не молоденькие, какая может быть регистрация? Стыд один. Курам на смех, да для людей потеха. К тому же неизвестно было ещё, приживутся ли. В таком возрасте не у всех получается привыкнуть. А ведь прижились. И не просто прижились, столько лет душа в душу и бок о бок. А тут нате вам, такой поворот.
Полгода назад Митю неожиданно удар хватил. Но он выжил, выкарабкался. И даже поправляться начал, медленно, но начал. Аглая за всё время раза три всего-то и приезжала. Посидит минут пятнадцать, вроде как должное отдаст, приказы и распоряжения сделает и только её и видели. И никаких тебе разговоров ни о слабой сельской медицине, ни о плохих условиях. Ничего сестрёнку Митину не волновало, а тут... И с чего бы это вдруг такая забота?
Через неделю решила Полина Ивановна мужа навестить. Курочку зарубила, пирогов напекла и в город, к золовке, отправилась. Только Аглая её даже на порог не пустила, встала стеной.
— Нечего, — говорит, — больного беспокоить. Митя сейчас спит. Он теперь много спит, потому как через сон здоровье восстанавливается. Потом свидитесь, когда ему лучше станет.
Ещё через неделю, та же история: "Митю сейчас нельзя тревожить. Ни к чему. Иначе всё лечение насмарку. Позже приезжай."
А когда позже, через какое время, не сказала. А сердце прям болит у Полины. И на душе кошки скребут. Дома пусто и тоскливо и поговорить, кроме как с собакой, не с кем. Сна никакого нет, да ещё и Тишка воет ночами, словно по покойнику.
Хорошо, вскорости племянник приехал Полину Ивановну навестить. Игорёк часто к тётке наведывался, хоть и занятой очень, большой начальник в полиции. Но при любой возможности приезжал. Он то и рассказал Полине новость.
— У родственницы твоей, Аглаи Федяевой, сын в переплет попал. В серьёзный переплет. Срок грозит, деньги нужны большие. Как выкручиваться будут, не знаю.
Вот тут и зародилось в голове у женщины подозрение: "Пенсия то у Мити немаленькая. Даже можно сказать, огромная пенсия, по нынешним меркам. И не из-за того ли Аглая брата забрать решила? И получает ли он на самом деле необходимое лечение? А то может лежит там, гниёт заживо. Недаром душа не на месте. Да и видеться с Митей золовка не разрешает. Тоже поди не просто так."
И Полина Ивановна озвучила свои мысли племяннику. Игорёк подумал недолго, потом говорит:
— А чего гадать? Вот прямо сейчас поедем и проверим. Собирайся, тёть Поль. Я при погонах, не впустить она нас не посмеет.
Аглая и правда вмиг в сторону отступила, как только увидела мужчину в форме. А Полина сразу в конец коридора побежала, к дальней комнате. Рывком распахнула дверь и... Невыносимый смрад, ударивший в ноздри, чуть было не сбил её с ног.
Выглядел Митя ужасно, краше в гроб кладут. Отощавший, небритый, с жёлтым лицом. И глаза пустые пустые и абсолютно равнодушные. Даже непонятно было, узнал ли он жену, нет ли.
Племянник Полины Ивановны, вошедший следом, прикрыл нос ладошкой и сурово посмотрел на Аглаю.
— А я что? — пыталась оправдываться та. — Я ни при чём, он сам. Не ест ничего, отказывается. Даже пить силком заставляем. Мыться тоже не хочет. Вообще никого к себе не подпускает.
Игорь, не говоря ни слова, открыл шкаф, вынул оттуда чистое одеяло, укутал им больного и, взяв на руки, вышел из квартиры. Выбежала за ним и Полина, так же молча и не глядя на золовку.
Уже дома, поздним вечером, за столом, женщина наконец расплакалась. Раньше, в суете да заботах не до слёз было.
— Спасибо тебе, Игорёк. Вот просто большое пребольшое тебе спасибо. Не знаю, что бы я без тебя делала, как бы со всем справилась.
И это была истинная правда. Племянник не только домой Дмитрия Федоровича вернул. Ещё баню истопил, отнёс туда больного, потом, когда Полина мужа помыла, назад притащил. За участковым врачом, опять же, съездил. Очень сильно помог, одним словом.
Когда Игорь уехал, Полина присела на кровать возле мужа, да так и просидела полночи. То ладонью по волосам проведёт, то руки погладит. И говорит, говорит тихонечко, чтоб не разбудить. Про жизнь свою без него, про Тишку. И даже про кур рассказала. А Митя и не спал, как оказалось, просто глаз не открывал. А когда открыл, то в них уже не было той пустоты. Они, его глаза, улыбались и светились счастьем.
К весне Дмитрий Федорович начал потихоньку передвигаться по дому. И хоть одна рука ещё висела плетью, но он стабильно шёл на поправку. А осенью уже сам, не без помощи Полины конечно, добрел до здания администрации и уверенно поставил подпись под актом о заключении брака. И вовсе это никакой не стыд, хоть и в преклонном возрасте. А самая, что ни на есть обычная любовь. Хоть и поздняя.
* * *
Для журнала редактор заголовок поменяла, но здесь я оставила свой, мне он видится более отражающим суть. И ещё кое-какие правки категорически не понравились, раньше такого не было.