(эпизод из жизни тюремного врача)
В течение рабочего дня Рыбакову пришлось по дороге из столовой, где он каждый день обедал, забежать домой. Нужно было взять документы, которые забыл утром. Марковна ещё не ушла к себе, поэтому на крыльце Женька потопал ногами, пошумел в маленьком коридорчике, чтобы не напугать женщину внезапным появлением и зашёл на кухню. Марковна сидела за кухонным столом спиной к входу. Её спина, накрытая расписным платком, была печальна, и Женька услышал такой же печальный голос Альбины:
- Жека, это ты?
- Я, конечно, а ты кого ждёшь? - на ходу проговорил Рыбаков и направился в комнату за бумагами.
Печи были протоплены, пол чисто вымыт и Женьке стало стыдно, что прошёл по нему не разуваясь, от чего на блестящих половицах позорно отпечатались следы его ботинок.
- Сейчас Марковна опомнится, заорёт, что он не культурный и свинья, - думал Женька, осторожно на цыпочках выходя из комнаты.
Альбина сидела в той же позе и молча пила чай из красивой чайной чашки, которую Рыбаков приобрёл по настоянию своего отца, как-то гостившего у него.
- У тебя бывают дамы, поэтому для них в доме должны быть красивые чайные пары, - утверждал отец.
То, что его приход в неурочное время Марковна словно не заметила удивило Женьку. Он подошёл к женщине, тронул её за плечо и спросил:
- У тебя всё хорошо?
Марковна не ответила, только шумно отхлебнула чай из чашки. Женька прямо в куртке сел за стол напротив и сказал громче:
- Колись, что стряслось?
Он заметил, что губы женщины были слегка подкрашены перламутровой помадой, и по всей кухне разливался тонкий аромат духов, привезённых Женькой Альбине в подарок от мамы. Так Марковна себя украшала, перед тем как позвонить Женькиным родителям, чтобы отчитаться перед ними о своём подопечном Евгении. Значит Альбина звонила в Москву.
- Ничего не случилось, как всегда, - грустно сказала Альбина и в её голосе послышались слёзы.
- Ты за клюквой–то ходила, - намеренно сменил тему Рыбаков, чтобы не усугублять хандру Марковны.
- Да с Клавой сходили недалеко, по ведру набрали. Крупная такая, зрелая, - нехотя ответила Альбина. -Чай будешь? – спросила она.
- Налей, пожалуй, - ответил Женька, снимая куртку. Он понял, что нужно задержаться и выяснить, почему грустит Альбина, а такое случалось не часто.
Сидели по–семейному, тихо беседовали. Марковна рассказала, что утром звонил отец Рыбакова Александр Александрович (наврала, сама звонила). Расспрашивал о жизни в посёлке о её, Альбининых детях. Спрашивал о здоровье Женьки, о погоде. Альбина призналась как-то Рыбакову, что таких мужчин как его отец она видела только в кино. Штирлиц, например, на него похож, а в её жизни таких вообще никогда не было. А потом ещё Альбина разговаривала с Екатериной Семёновной, матерью Рыбакова. Перед этой женщиной с тихим и ласковым голосом Марковна робела, но мечтала познакомиться с ней, что называется «очно». Сегодня женщины разговаривали тоже о погоде, о урожае грибов и ягод в лесу, о снабжении посёлка продовольствием и промтоварами. Болтали долго и в конце разговора Екатерина Семёновна пригласила Альбину в Москву погостить у них. В этом месте Марковна замерла, сдерживая рыдания.
- Ну и что ты захандрила? – удивился Женька. - Конечно поезжай. С печками я справлюсь, а ты в музей сходишь, в театре побываешь. На Красную площадь с отцом прогуляешься.
- Тебе всё просто, а я со своим-то свиным рылом да в калашный ряд, к таким культурным людям, - плакала Альбина. - Страшно мне!
- Прекрати, - оборвал её Женька. – Это кто со свиным рылом? Не матерись и настоящая дама из высшего общества! Глазки голубые, губки розовые! «Прикид» соответствующий сварганишь, и культурная женщина, - смеялся Женька, поглаживая Альбину по плечу. Марковна вытерла слёзы, и вдруг сказала:
- Сан Саныч спрашивал не пристаёт ли к тебе Верка…
Рыбаков от такого сообщения застыл со стаканом в руке и в воздухе повисло тягостное молчание. Спохватившись, что брякнула что-то не то, Марковна продолжила:
- Я Сан Саныча успокоила, доложила, что эта падла давно уже в городе. Свою квартиру выставила на продажу и приезжает в посёлок редко, только когда появляются покупатели.
Женька молча слушал рассказ Марковны и прокручивал в голове эту информацию. Отец знал про ту «марьяжную постель», которая однажды приключилась с его сыном и знал об опасности, которая исходила от таких женщин как Верка, бессовестных и наглых. Он знал, конечно, и о том, какой отпор «этой шалаве» дала Марковна, но мстительность таких дам известна всем, именно поэтому они опасны. Родители мечтали, чтобы их сын встретил достойную женщину и, судя по всему, это случилось, но сын хранил молчание, и в этом была какая-то тайна. Во время последнего отпуска, который Женька провёл в Москве с родителями, мама несколько раз намекала на то, что сыну пора бы уже легализовать свои отношения с Татьяной, о которой проговорилась Марковна. Женька виртуозно уклонялся от этих разговоров и сам не знал почему. Он был уверен, что его выбор родители обязательно одобрят, но что-то удерживало его от того, чтобы познакомить их со своей любимой женщиной. Наверное, потому что Татьяна тоже робела перед встречей с родственниками своего «полюбовника», как называл Рыбакова и смаковал это слово насмешник и пошляк Ушаков. Женька долго размышлял об этом и пришёл к выводу, что он боится хоть что-то менять в их отношениях. Именно боится! Он так счастлив, что опасается любых изменений в этой невероятно сложной и хрупкой конструкции, когда любое неосторожное движение может привести к её обрушению.
И вот о Верке вспомнил отец, который тогда оценил случайную связь сына с этой «звездой» как опасную. В посёлке Вера Виноградова Женьке давно не встречалась, а вот в городе, когда он на выходные приезжал к Татьяне или по делам посещал всевозможные городские учреждения, она будто специально возникала на его пути. При таких внезапных встречах Рыбаков старался исчезнуть в первом попавшемся магазине или перейти на другую сторону улицы и ему это до сих пор удавалось. Лицом к лицу со своей знакомой встретиться ему до сих пор не пришлось. Он с ужасом вспоминал о том звонке Татьяне, когда Верка оклеветала его и именно повторение подобной подлости страшило Женьку. Если бы даже Татьяна узнала о той случайной связи, которая была между ним и Веркой ещё до встречи с ней, она как умная женщина не придала бы этому большого значения. Тогда Рыбаков был свободен.
По всей вероятности, Верка жила вместе со своим геологом, где–то рядом, по крайней мере в том же городском районе. Слава Богу, Татьяна не была с ней знакома.
* * *
Женька ожидал Татьяну и Наташу возле автобусной остановки недалеко от больницы. Женщины должны были появиться с минуту на минуту. Татьяна сообщила об этом сразу, как только получила свой мобильник на КП, где все сотрудники обязаны были оставлять свои средства связи перед началом работы. Женька, как всегда, был во всеоружии: букет для любимой женщины, коробка конфет для любимого доктора – Натальи Николаевны. Подруги почему-то задерживались и Рыбаков вышел из машины, чтобы размяться. Он ходил около своего джипа, топая ногами и похлопывая себя по плечам. Прохладно, однако. Зима всё чаще напоминала таким легкомысленным и легко одетым гражданам как Рыбаков, что она рядом, на пороге и следует прислушиваться к её дыханию, а не выделываться в лёгкой курточке и кроссовках, да ещё без перчаток и головного убора. Наконец женщины появились из-за поворота, и Татьяна весело помахала Женьке. Рядом с ней и Наташей семенила на высоких каблуках женщина в красивой норковой шубке и накинутом на голову капюшоном. Тёмные, распущенные волосы выбивались наружу, и женщина отработанным движением руки в перчатке поправляла их, обнажая ухо со сверкающей серьгой. Женька похолодел, это была Верка Виноградова. Он быстро сел в машину и стал ждать, когда женщины приблизятся. На автобусной остановке, Татьяна и Наталья Николаевна попрощались с Веркой и подошли к машине. Татьяна села на переднее сиденье, рядом с Женькой, Наталья примостилась сзади. После приветствий, вручения презентов и дружеского поцелуя Татьяна спросила Рыбакова, показывая на женщину, вместе с другими сотрудниками стоящую на остановке.
- Может быть довезём её до города?
От такого предложения Женька внутренне содрогнулся и спросил:
- А кто это?
- Это жена моего пациента, приходила на свидание, - ответила Наташа.
- Не барыня, доедет на автобусе, - сердито ответил Евгений, и Татьяна удивлённо посмотрела на него. – Всё-таки довела своего геолога до тюрьмы, - зло подумал он о своей знакомой.
Дома очень аккуратно, чтобы Татьяна ничего не заподозрила, он выведал у неё о пациенте, с которым пыталась встретиться Верка. Это действительно был Гена Давыдов.
* * *
Геолог был другом мужа Марковны, и длительно снимал у них комнату. После смерти мужа Альбина отказала постояльцу, посчитав неприличным жить ей, вдове в одной квартире с холостым мужиком. Гене сдала комнату Верка, которая занимала с дочерью трёхкомнатную квартиру в доме ещё сталинской постройки. Ходили слухи, что геолог занимался незаконным промыслом золота и драгоценных камней и по мнению многих был богат, что тщательно скрывал. Верка быстро поняла, что можно легко пристроиться к чужому достатку и своими чарами насмерть приковала к себе геолога. Слухи нашёптывали ещё, что Гена ходил по краю пропасти со своим незаконным промыслом и несколько раз был на грани ареста, но, говорят, откупался. Он приобрёл квартиру в городе, куда и переехала Верка с дочкой. Марковна утверждала, что Гена хороший, добрый мужик и сожалела, что он связался с такой стервой. Бабы в посёлке сплетничали, что Верка живёт в городе на широкую ногу, а Гена так и пропадает на своих тайных приисках по полгода. Его обещали устроить в нефтедобывающую Компанию, благо, что образование Гены это позволяло, но он почему-то отказался от этого предложения и продолжал ходить по скользкой и опасной тропинке старателя. Бабы, многие из которых в своё время стали жертвами любовных похождений Верки с их мужьями и совершенно справедливо ненавидящие её, были уверены, что это Верка сбила с панталыку бедного Гену. Видимо нелегальный бизнес приносил больший доход, чем жалованье инженера на предприятии.
Гену арестовали в аэропорту куда он прилетел со знакомыми вертолётчиками с прииска. При нём был золотой песок и роскошные аметисты в друзах. Геолог загремел в СИЗО, где через несколько дней от стресса, который он пережил при аресте, появились боли в животе. Обострилась язвенная болезнь, терзавшего его много лет, по поводу которой Гена никогда не лечился как положено. В тюрьме в медпункт он тоже не обращался, терпел. Через некоторое время его госпитализировали в больницу для осуждённых по экстренным показаниям с прободной язвой двенадцатиперстной кишки. В этот же день Гену прооперировали. Две недели он провёл в хирургическом отделении, а потом для долечивания был переведён в терапию. Верка, узнав об аресте сожителя, призадумалась. Оформлять законный брак с Геной она не торопилась, считая Давыдова промежуточным вариантом, впрочем, очень выгодным. При такой обеспеченной жизни и «непыльной» работе в какой-то небольшой конторе, Верка, как сказала Марковна, мельком видевшая её в городе, расцвела, стала ещё красивей. Гена с его простецкой внешностью и грубыми манерами совсем не подходил для такой дамы. Он, впрочем, сам понимал это и даже подозревал, что сожительница не верна ему, но как говориться - любовь зла…
Когда Гену арестовали, Верка узнала об этом через знакомых в полиции. В детали следствия её, конечно, не посвящали и свидание тоже не дали, так как она не была законной супругой арестованного, но необходимую для неё информацию Верка всё-таки получила. Она узнала, что Давыдов в больничке и решила его навестить. В штабе, что был вне зоны, ей сообщили, что он находится в терапевтическом отделении и лечит его Наталья Николаевна. Верка приехала к больнице в пятницу к концу рабочего дня медработников и встретилась с лечащим врачом Гены, которого всем представляла как своего мужа. Верка изо всех сил старалась произвести наилучшее впечатление на Наталью Николаевну, но это оказалось непросто. Доктор отнеслась к новой знакомой настороженно. Смущал напор, который демонстрировала Верка для достижения своей цели, в данном случае получить свидание, что было невозможно. Обращало на себя внимание презрительное отношение к окружающим, проявляющееся в мелочах. Но, самое главное, что удивило Наталью Николаевну, не было у просительницы тревоги о состоянии здоровья Давыдова, не прозвучало мольбы сделать всё возможное для излечения больного, готовности приобрести любые необходимые лекарства, которых может не быть в больнице. Так не ведут себя любящие и переживающие за своих близких люди. Впрочем, все эти наблюдения волновали только Наташу. Татьяна, как всегда, старалась видеть в людях исключительно хорошее и поэтому пообещала женщине сделать всё, чтобы она смогла повидаться с мужем.
Выяснив всё это у Татьяны, Рыбаков пришёл к выводу, что не любовь и сострадание к бедному Гене Давыдову привели Верку в больницу. Наверняка за этим стремлением во что бы то ни стало заполучить свидание, крылось что-то другое.
В этот же день, когда Рыбаков встречал Татьяну и Наташу с работы, утром он проводил Марковну в Москву. Женька уговорил её отправиться в поездку до наступления настоящих холодов, когда придётся дважды в день топить печи в доме, а это было бы для Рыбакова, всегда занятого на работе, почти невозможно. Помня о том, что с первого приглашения в гости не ездят, Марковна дождалась, когда Екатерина Семёновна повторила своё приглашение несколько раз. Несмотря на то, что Альбина робела перед такими интеллигентными, как она их называла культурными людьми, она, наконец, согласилась на предложение побывать в Москве. Начались сборы. Женька купил подарки для сыновей и родителей. Кроме эмалированного ведра с клюквой Альбина везла с собой сёмгу, которую она покупала у знакомых рыбаков, друзей мужа. Солила её по просьбе Женьки повариха местной столовой. Марковне этот процесс Женька не доверял.
- Наврёшь отцу, что сама солила, - напутствовал он женщину.
Литровую банку красной икры раздобыли нелегальным путём. Да ещё грибы солёные и сушёные, да ещё морошка, специально для Екатерины Семёновны, которая никогда не пробовала этой экзотической ягоды, банки с мочёной брусникой, сумка с нарядами для столицы и «бальным» платьем, которое Марковна одолжила у подруги Клавы. Вместе с Рыбаковым Альбину провожали её дочь и сын-студент. Забили купе вещами как говориться под завязку. Попутчиками оказались три солидного вида мужчины, видимо командировочные, у которых из вещей были только толстые портфели. Они не имели претензий к Марковне, занявшей своими коробками, сумками и ведром все багажные места. Рыбаков созвонился с родителями, которые должны были встретить гостью через сутки.
* * *
Верка действительно была обеспокоена создавшейся ситуацией. По всей вероятности, Давыдова посадят за нелегальное старательство и контрабанду золота и драгоценных камней. Такая опасность ему грозила уже раньше, но благодаря связям и подкупам ему удалось «соскочить» с этого крючка и через некоторое время опять приступить к своему бизнесу. Верка за время, что жила с Давыдовым привыкла ни в чём себе не отказывать. Шикарно одевалась, ездила по заграницам, стала постоянной посетительницей лучшего городского ресторана, где позволяла себе поужинать или пообедать просто так потому, что не хотелось готовить дома. Она была в ужасе от того, что, если Гену посадят, да ещё на длительный срок ей придётся забыть об обеспеченной жизни и начать опять существовать на свою жалкую зарплату. Однажды пьяный Гена проболтался Верке, что на случай форс-мажорных обстоятельств у него имеется заначка достаточная для того, чтобы купить и следователя, и судью и всех, кто может повлиять на его судьбу, если его вдруг арестуют. Больше об этом он никогда не заводил разговора, и Верка стала думать, что Гена блефовал и никаких сокровищ у него нет, просто хвастался для того, чтобы ещё крепче привязать к себе расчётливую женщину. И вот, перед угрозой лишиться своей обеспеченной жизни, Верка вдруг подумала, что, возможно, это был не блеф и стоит спросить у Давыдова о его заначке ещё раз. Для этого и нужно было свидание с Геной. В этот раз всё оказалось гораздо серьёзней потому, что арестовали всех, кто был причастен к этому делу и добытчиков и скупщиков, и тех, кто реализовывал продукцию в столице. Был, конечно, способ повлиять на ситуацию - «купить» следователя, и, если совсем соскочить с крючка не получится, то хотя бы максимально уменьшить срок. Следователь, который занимался делом Гены, по слухам не отличался «чистоплюйством», да и сам он однажды намекнул арестанту, что можно всё решить в пользу Давыдова, разумеется, при соответствующей этому непростому делу благодарности.
* * *
Прошла неделя. Марковна вернулась из столицы и несколько дней жила у дочери в городе. Как и договаривались, Рыбаков заехал за ней в воскресенье вечером, и они отправились в посёлок. Женька был задумчивым, плохо слушал трескотню счастливой Альбины, которую покорила столица. Родители сделали всё, чтобы порадовать Ангела-хранителя их сына, как называла её Екатерина Семёновна. В музеях и театре Марковна робела, многого не понимала, а самое большое впечатление на неё произвело метро. Эти подземные дворцы, полные света, даже снились ей в поезде, когда она возвращалась домой. Александр Александрович опасался оставлять гостью в городе без сопровождения. Он боялся, что деревенская женщина потеряется в этом людском водовороте. Когда Екатерина Семёновна призналась в этих опасениях, Марковна рассмеялась и сообщила, что она даже в тайге никогда не терялась, когда вокруг ни души, до дома километры и медвежьи следы то и дело напоминают, что хозяин тайги где-то рядом. После этого старики успокоились, и Альбина могла одна побродить по городу, могла спуститься в метро одна просто так, без какой-либо цели, походить по великолепным станциям и как настоящая москвичка с извинениями (простите, очень тороплюсь), пробежаться по эскалатору.
Марковна явилась на родину в шляпке, с новой сумочкой, шарфиком и перчатками идеально подобранных по цвету, в чём просматривалось участие Екатерины Семёновны с её безупречным вкусом. Марковна похвасталась, что это подарки от родителей Женьки, которые были благодарны женщине за помощь их сыну. Боковым зрением Женька разглядывал Альбину, и его не покидало чувство, что рядом в машине с ним кто-то другой, а не матершинница Марковна. Подъехали к бараку, где жила Альбина. Их встретила подруга Клава, которая на время отсутствия Альбины оставалась «на хозяйстве». Рыбаков принялся таскать вещи в дом, а Клава после объятий и восторженных восклицаний по поводу нового «прикида» подруги, вручила ей письмо, пришедшее по почте на днях.
* * *
Письмо было от Гены Давыдова, которому переписываться во время следствия было запрещено, поэтому нелегальное послание он передал из больницы через одного из сотрудников, знакомого ещё по воле. Знакомый в городе бросил письмо в почтовый ящик, и оно благополучно прибыло по указанному адресу. В письме Гена признался Альбине, что несколько лет назад с разрешения его друга и мужа Марковны закопал в её старом сарае пятилитровую эмалированную кастрюлю. Давыдов просил передать содержимое кастрюли Вере Виноградовой. Номер телефона Верки прилагался. Что было в тайнике не говорилось. Была просьба как можно быстрее сделать это. Здесь же в конверте была ещё записка для Верки так как отправлять письмо по её адресу было опасно. Возможно, в квартире проводятся обыски, а за домом ведётся наблюдение.
Марковна испугалась, размышляла как поступить, ведь, наверняка в тайнике были какие-то ценности, и что делать она не знала потому, что дело касалось Верки, подлость которой была всем известна. Марковна решилась посвятить в свою тайну Рыбакова.
- Он хоть и охламон, а умный, ничего не скажешь. Вон какой завод забабахал, - размышляла она.
- То, что Гена доверил свою тайну Марковне свидетельствовало о том, что в честности женщины Давыдов не сомневался. Он её хорошо узнал за многие годы дружбы, а вот Верку, похоже не знал совсем. – размышлял Рыбаков. - Гена надеется на то, что Верка, получив сокровища из «кубышки» употребит их для того, чтобы помочь своему сожителю, а это как раз было под большим вопросом. Женька не сомневался, что в письме Верке, наверняка, была инструкция, как и что делать с кладом. Однако, Женька предполагал, что алчная женщина может просто присвоить его. Всё хорошо обдумав, Рыбаков попросил Альбину позвонить Верке, чтобы она приехала в посёлок, но говорить с гостьей и вскрыть тайник настаивал только в его присутствии.
Вечером следующего дня после того, как Альбина позвонила Верке, Рыбаков в своей комнате занимался бумажными делами. В глазах стало рябить от мелькания цифр в компьютере, что свидетельствовало о том, что пора передохнуть. В таких случаях он всегда звонил Татьяне. Женька набрал её номер и услышал родной, усталый голос.
- Писаниной занимаешься? – спросил он вместо приветствия.
- А чем же ещё может заниматься доктор тихим, осенним вечером? – встречным вопросом ответила Татьяна. – Строчу дневники в историях и выписные эпикризы. Тоска!
- Если это тебя утешит, то скажу, что я занимаюсь тем же, оформляю документы и мне тоже тошно.
- Знаешь, во времена Пирогова историю болезни называли «скорбный лист» и я знаю почему, - засмеялась Таня. – Сплошная скорбь от этой писанины…
Она не успела закончить свою мысль, как послышался крик Марковны из кухни, где она смотрела сериал.
- Жека, открой дверь, стучат!
- Открой сама, - тоже закричал Рыбаков, но препираться было бесполезно, поэтому он извинился перед Татьяной, сказал, что обязательно перезвонит и закончил разговор. Оторвать Альбину от экрана было невозможно. Она каждый вечер была прикована к сериалу, в котором бедная, красивая девушка, принятая миллионером к себе в особняк мыть посуду, совсем случайно оказалась в койке у своего хозяина и забеременела. А в сегодняшней серии жена (сволочь) «подставила» невинную посудомойку, и хочет посадить её в тюрьму. Марковна сидела у телевизора вся в слезах, боясь пропустить хоть одно словечко в этой душещипательной истории и оторваться от экрана у неё не было сил. Она даже домой решила пойти сегодня только после окончания этой судьбоносной для Золушки серии.
Женька чертыхнулся и побрёл открывать дверь, в которую вечерний посетитель уже барабанил кулаком. Рыбаков открыл дверь и вздрогнул от неожиданности. Перед ним была Верка Виноградова.
- Правильно отец говорит, что женщина – это всегда сюрприз, но не всегда подарок, - подумал он.
- А, херуин! – злобно сказала Верка вместо приветствия. - Марковна у тебя? – спросила она и попыталась пройти в дом, но Женька загородил ей дорогу и позвал Марковну, которая вручила гостье письмо. Прочитав послание, Верка потребовала немедленно выдать принадлежащее ей сокровище. Марковна, разозлённая тем, что ей не дали узнать, что будет дальше с арестованной Золушкой, перейдя на крик ответила, что копать в своём сарае на ночь глядя она не позволит. Потом она вытолкала Верку на улицу и велела прийти утром.
Ночью Женька плохо спал. Проснулся с головной болью, попил бочкового кофе и направился к бараку, в котором жила Марковна. Он объяснил Альбине, что его присутствие как свидетеля, при выдаче клада необходимо потому, что подлая Верка может сказать Гене, что сокровище в глаза не видела, а их присвоила себе Марковна. Вскоре появилась Верка, и Рыбаков в присутствии её и Марковны откапал пятилитровую кастрюлю внутри которого был увесистый свёрток, тщательно упакованный в целлофан и плотную ткань.
- Вот она где оказывается была, - запричитала Марковна над пропавшей несколько лет назад кастрюлей. – А я–то, дура, думала, что её бомжи украли. А это мужики мою новенькую кастрюлечку и приспособили, - убивалась она как над покойником потому, что на крышке кастрюли была в нескольких местах отбита эмаль. Это произошло, видимо, когда кастрюлю закапывали, и потом ещё, когда Рыбаков киркой и лопатой ковырял землю, в том месте, где указал Гена в письме.
Схватив свёрток, Верка поспешно направилась к калитке, боязливо оглядываясь по сторонам.
- Прощай, - трагическим голосом прокричал ей вслед Рыбаков, уверенный, что видит женщину последний раз в жизни.
- Отвали, херуин, – услышал он злобный Веркин голос. Женька захохотал, вспомнив, как когда-то при разговоре с женщиной в её кабинете, он процитировал фразу из Ильфа и Петрова «я не херувим, у меня нет крыльев» и так далее, а Верка, которая изображала из себя утончённую особу, ни сном ни духом не ведала, кто такой херувим и, вероятно, впервые услышав это слово, зафиксировала его как херуин. Было странно, что до сих пор она не удосужилась исправить ошибку. В этом и была вся Верка Виноградова, злобная, расчётливая и примитивная. Вечером этого же дня Рыбаков позвонил Наталье Николаевне и попросил потихоньку передать Гене Давыдову, что письмо Марковна получила и его просьба выполнена, клад передан В. Виноградовой.
* * *
Через полгода после этих событий Марковна получила ещё одно письмо от Гены, в котором он сообщал, что его осудили на пять лет. Гена спрашивал не знает ли Альбина что-нибудь о Вере Виноградовой, которая куда-то исчезла. Давыдов опасался, что его наивную девочку Веру ограбили, а может быть и вообще убили, ведь сумма в том свёртке была нешуточная. Сердобольная Марковна стала переписываться с Геной и отправлять ему посылки. Над каждым письмом из зоны она рыдала, оплакивая горькую судьбу своего друга. Когда Гена освободился, с работой по специальности после лагеря были проблемы. В нефтяную компанию его не взяли, а для работы на приисках уже не было здоровья. В зоне Гена приобрёл профессию механика и Рыбаков предложил ему работу на своём предприятии. Гена перебрался в посёлок. Сначала жил у Марковны как квартирант, а потом предложил ей сочетаться законным браком, на что она, поломавшись, согласилась. В городской квартире Гены обосновался средний сын Марковны. Пропавшую Верку однажды случайно встретила Клава, когда была в отпуске на море. Верка сделала вид, что они незнакомы, а может быть просто не узнала свою односельчанку, и Гена, наконец, успокоился, что его «девочка» жива и здорова.
© Елена Шилова
2024 год, октябрь