На кухне раздался резкий стук кастрюли о плиту, словно удар молнии прорезал тихий, привычный ритм утреннего дня.
Аня бросила ложку на стол и встала в полный рост перед Людмилой Петровной, словно перед врагом, который снова перешёл черту.
— Анечка, милая, ну что ты так заводишься? — Людмила Петровна посмотрела на невестку с видом, полным показного спокойствия, будто была старшей, мудрой женщиной, которая вот-вот даст ещё один «незаменимый» совет. — Я же просто сказала, что борщ лучше варить на говядине. Ты же знаешь, Рома любит наваристый бульон, а не вот это...
Людмила Петровна посмотрела на кастрюлю с явным презрением, словно там варились не овощи, а что-то недостойное её кулинарного мастерства.
— Рома будет есть то, что я ему приготовлю, — резко повторила Аня, глядя свекрови прямо в глаза. — Если вы хотите борщ на говядине — пожалуйста, сварите его для себя. Я не против. Но у нас с Ромой есть своя кухня, свои правила и свои блюда.
Аня сжала руки в кулаки, пытаясь удержать остатки терпения. Она уже знала, что в этот момент свекровь снова начнёт говорить о том, как она «всё делает для блага семьи», как она «старается помочь», ведь она — «мать» и «лучше знает», что нужно её сыну. И эта борьба происходила каждый раз, когда Людмила Петровна приезжала в гости.
Рома, сидевший за столом с телефоном в руках, даже не поднимал глаз, словно это был какой-то фильм, который он видел тысячу раз и уже выучил наизусть. Он знал, что любое его вмешательство только подольёт масла в огонь, поэтому предпочитал не вмешиваться, позволив Ане и матери самим разбираться. Но в глубине души он понимал, что его бездействие только усугубляет ситуацию.
— Да что тут такого? — продолжала Людмила Петровна, облокачиваясь на край стола. — Я просто хочу, чтобы вам было лучше. Ты ещё молодая, неопытная хозяйка, и если я подскажу, как лучше сделать — это же в ваших же интересах!
Аня закатила глаза, чувствуя, как её раздражение нарастает с каждой секундой. Это было не просто навязчивое вмешательство в их жизнь — это была настоящая попытка контролировать каждый аспект их семейного быта.
— Я уже взрослый человек, мама, — Аня сделала упор на последнее слово, отчего Людмила Петровна слегка прищурилась, как будто услышала нечто оскорбительное. — Я знаю, как готовить и как вести наш дом. У вас есть свой, и там вы можете делать всё, что хотите. А здесь — это моя территория.
Людмила Петровна едва сдерживала улыбку, полную насмешки.
Она скрестила руки на груди и приподняла бровь, глядя на невестку с высоты своего опыта.
— Аня, ты ведь знаешь, что без меня ты бы ни за что не справилась, — спокойно произнесла свекровь, словно читая лекцию в университете. — Вот посмотри на этот борщ. Ну разве это борщ? Разве так готовят? Ты же сама понимаешь, что Рома просто не скажет тебе об этом — он тебя любит, не хочет обижать. А я — я ему хочу только лучшего.
— Ну так давайте Рома сам решит, что ему лучше, — не выдержала Аня и с вызовом посмотрела на мужа. — Ром, ну скажи ей!
Рома наконец поднял глаза от телефона.
Его взгляд метался от жены к матери, и было видно, что он совсем не готов к такой роли арбитра в этом кухонном бою.
— Ну... — он замялся, стараясь говорить как можно тише, чтобы не вызывать ещё большую бурю. — Борщ нормальный, мам. Вкусный. И вообще, давайте без этих разборок...
— Нормальный? — Людмила Петровна презрительно усмехнулась. — Ну вот видишь, Аня, он не говорит правды. Он просто тебя не хочет обидеть. Но я-то знаю своего сына. Он любит настоящий борщ. На говядине, с капустой и свеклой. А тут... Ну что это?
Аня больше не могла сдерживать своё негодование. Её терпение, копившееся месяцы, если не годы, лопнуло в одночасье.
— Знаете что, мама? — в голосе Ани теперь не было и тени уважения. — Вот сами и ешьте этот борщ. А если вам что-то не нравится в нашей кухне — можете поехать домой и готовить так, как вам нравится.
Людмила Петровна побледнела, её губы сжались в тонкую линию.
— Ты смеешь мне так говорить? — её голос теперь звучал тихо, но в нём чувствовалась скрытая угроза. — Я для вас стараюсь, приезжаю, помогаю, а в ответ получаю такое неуважение?
— Да, говорю! — Аня теперь уже не могла остановиться. — Вы приезжаете и учите нас, как жить, как готовить, как дышать! Мы больше не дети, и вы не можете контролировать каждый наш шаг! Рома — взрослый человек, и если ему что-то не нравится, он сам скажет! Я устала жить под вашим давлением, устала слушать ваши советы!
— Аня! — Рома наконец вмешался, его голос был обеспокоенным, но уже поздно. — Не надо так...
— Не надо? — Аня повернулась к мужу с горящими глазами. — Да сколько можно молчать, Рома? Ты позволяешь своей матери вмешиваться в наши отношения, в наш дом! Она диктует, что нам есть, как нам жить, и ты всё время молчишь! Ты когда-нибудь встанешь на мою сторону?
Рома растерянно замолчал. Он понимал, что Аня была права, но страх обидеть мать и разрушить отношения с ней держал его словно в тисках.
Людмила Петровна снова попыталась взять ситуацию под контроль.
— Аня, милая, я ведь только добра желаю вам. Если бы не я, то...
— Если бы не вы, — перебила Аня, — мы бы жили спокойной жизнью, без ваших поучений и вмешательства. И знаете что? Я больше не собираюсь это терпеть!
Людмила Петровна молча взяла свою сумку и направилась к двери.
— Ты, конечно, можешь так говорить, Аня, — её голос был спокойным, но холодным, — но ты пожалеешь. Я это знаю. Когда-нибудь ты поймёшь, как сильно ошибалась. А пока что, делайте, что хотите.
Свекровь ушла, хлопнув дверью так, что дом сотрясся.
На кухне повисла напряжённая тишина. Рома и Аня стояли друг напротив друга, пытаясь переварить произошедшее.
— Ну, ты, конечно, выдала... — наконец произнёс Рома.
— Может, и выдала, — спокойно ответила Аня. — Но я больше не могла так. Мы живём своей жизнью, Рома. Не её.
Она подошла к мужу и положила руку ему на плечо.
— Давай жить без этих драм, а? — предложила она, глядя ему прямо в глаза.
Рома вздохнул и кивнул.
— Ты права. Но это будет не так просто.
— Мы справимся, — уверенно сказала Аня, чувствуя, как внутри неё поднимается новая сила.
Эта ситуация показала ей, что их семья — это она и Рома. И никто, даже свекровь, не имеет права разрушать их уют и мир.