Мы продолжаем исследовать работу маяка на куполе Крохинского храма. Маяк действовал более десяти лет в 1950–1960-х годах, и именно благодаря ему здание не было разобрано перед затоплением села.
Как выяснилось, на обслуживании маяка работали сразу два представителя семьи Рюминых из Каргулино.Интервью с Лидией Ивановой Рюминой (Пистюльга) было опубликовано в конце июля 2024 года, когда мы готовились вновь зажечь свет в Крохинской колокольне.
Новая часть этой истории – воспоминания о её старшем брате, Василии Ивановиче Рюмине, записанные от его сына Владимира Васильевича Рюмина и невестки Марины Васильевны Рюминой. Директор Фонда «Крохино» Анор Тукаева встретилась с ними в Белозерске летом 2023 года.
Наша беседа – не только о работе на маяке, но и об истории семьи, о жизни в Крохино и Каргулино до затопления.
Владимир Васильевич, мы рады знакомству с вами! Расскажите о вашей семье, о детстве и жизни в Каргулино.
Владимир Васильевич (далее – В.В.): Мой отец, Рюмин Василий Иванович, когда пришёл с войны в 1947 году, стал бакенщиком работать. Дедушка, Иван Васильевич, тоже бакенщиком был – он его и «настропалил», чтобы продолжал его дело. У дедушки семья большая была – десять детей, а бабушка, Серафима Васильевна, хозяйством занималась.
Я уехал из Каргулина в десять лет, но с годов с шести себя хорошо помню. Как в школу пошёл, как первый космонавт полетел – мать у нас тогда даже урок остановила. Она учителем работала в начальной школе и меня самого учила три года.
Марина Васильевна (далее – М.В.): Перед затоплением Каргулина Василий Иванович с семьёй в Белозерск переехал, жили они в доме на улице Фрунзе. А Антонина Александровна, мать Володи, и Вера Сергеевна Тихонова, которая после переселения из Крохино была директором школы в Глушково, подруги были. Вера Сергеевна часто в доме бывала – как они смеялись, когда собирались вместе! Однажды я услышала, как Вера Сергеевна говорит: «Тося, ты режь батон-то, не жалей!» Мне так в диковинку было слышать, что Антонину Александровну назвали Тосей!..
В.В.: Школа была в Крохине, недалеко от воды стояла, на высоком берегу, в одном здании с медпунктом и почтой. И мы прямо от нашего дома туда плыли через Шексну. А зимой уже по мостику: прямо на лёд укладывали доски, они потом примерзали – вот по ним и ходили.
А то ещё случай был: поехали в школу, а вёсла забыли! Осень, кромка льда уже у берега. Мать, я и старший брат в лодку сели, мать говорит: отталкивайся! Старший, Александр, толкает лодку, а мать-то вдруг кричит: а вёсла-то забыли! (смеется). Ну, нас течение и понесло – плотина-то убрана была на зиму. Мать руками машет – на крохинском берегу нас увидели, на лодке мужчина подъехал, нас зацепил и потащил, потом вёсла дал, и мы переехали. Ну, после вернули вёсла.
Семьи тогда были большие – сколько у вас братьев и сестёр?
В.В.: Да, нас у отца пятеро было. А матери-то работать надо. Так она выписала свою мать с Конёва – тоже оно потом в затопление ушло. Та бабушка, Серафима Сикстовна Зайкова, двенадцать человек родила – мать-героиня! Золотая звезда дома хранится.
Бабуся, можно сказать, нас воспитывала. Мы с ней вдвоём остались в Каргулино, когда уже все разъехались. Никого кругом не было, мы последние! Помню, на плотине и на шлюзе фонари горели, и бабуся говорила: чего к нам-то электричество не проведут? Мы же при керосиновых лампах жили, и уроки я с такой лампой учил. А после оказалось, что нас выселят отсюда – всё! (смеется). Неперспективно, короче, было.
А почему вы оставались в Каргулино – из-за того, что отец на маяке работал?
В.В.: Нет, контора техучастка уже здесь была, в Белозерске. А мы с бабусей оставались долго из-за коровы. Из Белозерска коров пасти гоняли далеко-далеко, а там-то всё рядышком было. Меня мать посылала встречать корову. У меня на багажнике велосипеда верёвка была – я подъезжаю, на рога накидываю верёвку и потихонечку еду, а корова сзади за мной топает.
Какие отношения были между Крохино и Каргулино? Соперничали? Дружили?
В.В.: Всяко бывало! Крохинские, например, не рыбачили – они строили лодки, целые парусные яхты делали. А рыбу приезжали покупать у каргулинских. Рыбы море было всякой! Судак, лещ, щука, окунь крупный, сорога. А как-то раз вытаскивают рыбаки невод-то, я смотрю – а там рыбина с зубчиками на хребте. Стерлядь! В начале семидесятых их не было уже, пропали. Плотины, говорят, мешали им на нерест идти, да судов-то больших стало сколько ходить. Но у нас на столе рыба каждый день была. Жареная, уха… А пироги с лещом! Ничем не заменишь.
А драк не было?.. Многие рассказывают про такой обычай.
В.В.: Ну как не было – отец говорил, что у них ещё до войны традиция была – драться Каргулино на Крохино. На лодках приезжали с Крохина с палками, кольями и дрались. А после каргулинские ездили туда. Пить-то любили: рыбаки как без вина? Этого вообще не может быть. И отец у нас выпивал, но дело всегда знал, мастер был на все руки: по плотницкому, по столярному, по слесарному делу – всё соображал. И судоводитель был. Он уже здесь выучился на капитана, а когда старший брат Александр пришёл из армии, послал его на флот. И тот никуда не свернул, тоже на флоте работал.
Получается, это у вас династия семейная?
В.В.: Да, мы все один за одним.
Что отец рассказывал о тех временах, когда он зажигал маяк в храме?
В.В.: Я и сам эти времена помню! Мы ездили с ним на маяк на катере – новый катер ему был выдан, металлический весь, 14 лошадиных сил. Подходили прямо к церкви – там ещё бережок кругом был. Заберёмся под самый купол к маяку, а лестница-то старая – сколько лет церкви-то! Я ему говорю: а что как лестница эта рухнет, нам не слезть будет, и останемся мы тут наверху?.. А он мне: ничего-ничего, осторожно будем спускаться!
Учился он под Ленинградом, в Петрокрепости, и после учёбы стал мастером участка. Участок у него начинался ниже Чайки, а заканчивался у Белозерска. И вот бакена зажигаются, а он идёт на катере и смотрит, все ли они включились. Бакена такими пирамидами были, на плотах треугольных, и в них кубиками батареи стояли. Как ночь прошла, утром идёт проверять, все ли выключились. Мне это интересно было, и я всё посматривал…
А сменщики у него были? Не мог же он без выходных работать.
В.В.: Конечно, были помощники, чтобы и утром, и ночью проверять. Но работа, конечно, беспокойная. Судов очень много шло, и нельзя было, чтобы кто-то на мель налетел. Головой отвечали за это дело.
На мастера-ацетиленщика батя тоже специально учился. Как маяк работает, тоже ему надо было проверять. Там баллон газовый стоял, и специальное устройство искру выдавало: такой сердечник керамический, с двух сторон струи газа вылетали, искра – и вспышка. И три отражателя свет усиливают – крохинский маяк до Ковжи было видно, представляете? Оттуда до Крохина 68 километров!
Справочник «Маячные и ацетиленовые фонари», который вы нашему фонду передали в дар, – Василий Иванович им пользовался?
М.В: Когда вы написали в группе пост, что ищете тех, кто на маяке в Крохино работал, я сразу вспомнила, что у меня книжечка эта лежит! Это ж надо – сорок шестой год издания, чудо, что в печь не выкинули!.. Василий Иванович не только читал её, но даже отметочки делал: вот тут, если полистать, всё подчёркнуто, размеры какие-то указаны…
Вы обещали ещё грамоты его показать…
М.В.: Все грамоты сохранились! Они как-то раз с бабушкой стали считать, у кого больше грамот, и у дедушки на одну грамоту больше оказалось! (смеется) Старинные ещё – 1951 года, 1958-го, 1961-го… «Бакенщику Рюмину Василию за выполнение условий социалистического соревнования». «Путевому мастеру Череповецкого технического участка ассенизаторного бассейного управления». «Рюмину Василию Ивановичу, бакенщику, пост Попковские гряды Белозерского техучастка». Лучший бакенщик был!
У нас и его свидетельство мастера-ацетиленщика сохранилось, и трудовая книжка – там записано, что он переведён мастером-ацетиленщиком лоцмейстерского участка 26 июня 1962 года. Хотя на маяке-то он и до этого работал, но, видимо, должность иначе называлась.
Сестра Василия Ивановича, Лидия Ивановна Пистюльга, получается, в 1958 году как раз работала его сменщицей.
М.В.: Да, она младшая его сестра, а Василий Иваныч её на 20 лет старше! Рожали-то раньше долго: он был первый ребёнок, 1920 года, а она последняя, 1940-го. Он когда пришёл с войны, она совсем маленькая была… После десятого класса никуда не уехала поступать и работала на маяке, включала – выключала. На лодку садилась, моторчик заводила и плыла к церкви.
Сразу после школы умела моторной лодкой управлять!
В.В.: Так они же на реке жили, смелые были все, и не тонули, как сейчас. У нас никто не беспокоился, как, мол, дети маленькие в лодке. Мне восемь лет было, старшему брату – десять, а отец нам моторную лодку доверял! Шестисилку не давал, а вот трёхсилку – пожалуйста, вот мы и катались. При том, что столько кораблей проходило по реке. Сейчас никакой ребёнок без присмотра и на набережную не выйдет.
Расскажите ещё о бабушке из Конёва, у которой 12 детей было. Помнила ли она раскулачивание? Об этом почему-то никто не помнит…
М.В.: А потому что нельзя было об этом говорить… У семьи бабушки Серафимы Сикстовны в Конёво было пять коров, две лошади. Столько детей как иначе прокормить! И вот пришло время, и их раскулачили, но в Сибирь не отправили, потому что транспорта не было, чтоб их рассадить-то всех. У Володи есть фотографии, где они у дома своего стоят: все обобранные, одеты кто во что... Жили они потом в бане где-то.
Как переживали переселение и затопление? Вы хоть и были детьми, но уже наверняка помните…
В.В.: В 1963 году в Каргулино уже ни одного дома не было, кроме мастерской где жила с коровой Серафима Сикстовна, но уровень воды тогда ещё не подняли. А в 1964-м я в четвёртый класс пошёл уже в Белозерске.
Помню, в июне 1970 года на моторной лодке с ребятами поехали на место Каргулина – пойдёмте, говорю, покажу, где дом наш стоял. А там кругом вода – ничего нету, только два дерева: наша берёза и ёлка соседская стоят рядом. Меряю – полтора метра ото дна уровень уже стоял!.. Кошмар, сколько воды…
А место у нас великолепное, никто никогда бы не уехал оттуда! Бывало, на берег садимся с братом, таз берём эмалированный, две удочки на червяка – и полный таз наловим и юрков, и крупных окуней, и сорог, и ершей… Бабуся сразу уху приготовит и всякое разное рыбное – всё объеденье!
Рядом лес был, ягоды. Главная-то клюква у нас была. Лучшая, конечно, была на Крохинском болоте – это недалеко от церкви, вниз по течению и слева. Крупная такая, сладкая. Морс делали и манный пудинг им поливали – даже в столовых такое блюдо было.
Долго ли родители прожили после всех потрясений?
В.В.: Отец – 77 лет. А мать почти до 95 дожила. Пережила раскулачивание, войну, 47-й год голодный послевоенный. Замуж в 29 лет вышла и потом за шесть лет пятерых детей родила. И до таких лет дожила в здравом уме!
М.В.: У нас история очень богатая. И документы сохранились, и вещи. Комод вот привезли с Каргулина – смертельно крепкий сделан, сейчас такого не найти! Сумочка старинная бабушкина сохранена, указка её школьная… Мы готовы всё это в ваш музей передать. Будут ли наши дети это хранить, не знаю, а в музее точно сохранится.
За расшифровку аудиозаписи интервью благодарим волонтёра Фонда «Крохино» Оксану Моисееву.
Литературная редакция текста: Светлана Гришина.
Подпишитесь на канал «Крохино. Незатопленные истории» и будьте в курсе всех проектов Фонда по изучению истории затоплений и сохранению наследия!
Помочь Фонду «Крохино» можно, подписавшись на регулярные пожертвования на любую посильную сумму по ссылке.