Автор: Людмила Белогорская
Мне было десять лет, когда ушёл из жизни мой дедушка. Ушёл, лишь несколько месяцев не дожив до своего столетнего юбилея. Десять лет – вполне сознательный возраст, поэтому в памяти сохранилось многое, так или иначе связанное с ним.
Среди его многочисленных внуков я – самая младшая. Остальные были значительно старше, большинство – ровесники моего отца. Ведь между старшей дочерью моего деда и младшим сыном, моим отцом, почти тридцатилетняя разница в возрасте.
В моей семье хранится одна-единственная старая фотография, на которой есть дедушка. На ней он достаточно молод и совсем не похож на того деда, которого я знала. «Мой» дед совершенно другой. Коренастый, среднего роста, с густой шапкой совершенно белых кудрей и окладистой белой бородой. Одет он всегда был в серые в полоску брюки и сатиновую рубаху-косоворотку немаркого цвета – серую, тёмно-синюю или коричневую.
До сих пор перед глазами стоит картина: вдалеке из-за поворота появляется знакомая фигура; на плече большая сумка из непонятного материала, наверное, это был брезент. В сумке дед носил свои инструменты. Был он мастером на все руки, пожалуй, лучшим в деревне столяром и плотником. Мог смастерить всё, что угодно – маленький туесок под ягоды, огромную бочку для квашения капусты, деревянное корыто, маслобойку, шайку для бани… Стол и стулья, деревянный сундук в доме, в котором бабушка хранила нехитрые пожитки – тоже дело его рук. Ещё он помогал односельчанам возводить дома. Люди знали: если за дело брался дедушка Спиридон, значит, дом получится красивым, тёплым и крепким – на века.
В маленьком сарайчике, пристроенном к дому, находился верстак, хранились плотницкие инструменты, а также обувные колодки разных размеров – дедушка сам шил обувь на всю семью.
Почему-то я совсем не помню его голос. Наверное, потому, что был он по жизни молчуном. Любил пропустить стаканчик-другой, но никогда не напивался вдрызг. Нередко возвращался с «заработков» навеселе – чем ещё, кроме десятка яиц, банки молока или курицы могли отблагодарить его за работу небогатые односельчане? Когда недовольная бабуля устраивала скандал (по этой части она была мастерица), дед лишь тяжело вздыхал и уходил в свою «мастерскую», откуда вскоре раздавалось привычное «тук-тук-тук»…
Дед никогда не ругал меня за шалости, а если мне порой попадало от бабушки, старался «подсластить пилюлю», успокоить: молча подходил и, погладив по голове шершавой мозолистой ладонью, доставал из кармана припрятанную специально для такого случая карамельку.
Первые шесть лет моей жизни тесно связаны с маленьким домиком родителей отца. В доме была всего одна комната, значительную часть которой занимала русская печка. В печи бабушка пекла хлеб, пироги, готовила еду. А какими вкусными получались щи, приготовленные в русской печке! Их бабуля варила в чугунке, который ставила в печь и вынимала оттуда при помощи ухвата. А на печи было оборудовано спальное место стариков. Зимой, вернувшись с прогулки, я любила забираться на горячую печку и лежать, ощущая, как благодатное тепло разливается по всему телу.
После появления на свет моего брата в маленьком домике стало тесно. Взяв кредит, родители купили своё жильё. Четыре просторные комнаты, живи и радуйся! А мне… Мне было плохо без бабушки и особенно – без деда. С утра пораньше я убегала из дома к ним. Родители сначала сердились, а потом махнули рукой…
Когда я пошла в школу, эти визиты стали более редкими. И если я долго не появлялась в их маленьком домике на краю села, дедушка брал самодельную трость и отправлялся навестить внуков.
До сих пор часто вспоминаю один эпизод. Жаркий летний день, мы с соседскими ребятишками бегаем возле дома, затеяв какую-то подвижную игру. Ко мне и моему маленькому брату, ходившему за мной «хвостиком», подходит дед. На ладони у него несколько ягод малины, сорванных с растущих возле избушки пары кустов. Он прошёл больше километра ради этих нескольких ягод. Мы проглатываем протянутые нам ягоды и возвращаемся к игре. Дедушка, постояв несколько минут, отправляется в обратный путь…
Уже став взрослой, я нередко вспоминала этот случай и всегда испытывала чувство стыда. Да, когда тебе всего семь, ты не задумываешься о том, каково это – в девяносто с лишним лет прошагать больше километра по пыльной улице по жаре. Понимание пришло позже. Эх, если бы всё вернуть назад… Я бы завела деда в прохладную комнату, достала из погреба ковш холодного кваса – отдохни, мой самый замечательный дедушка!
Только когда его не стало, я поняла, как много он для меня значил. Поняла, что любовь может проявляться и так: в виде нескольких ягод на ладони, пронесенных через всё село. Прости меня, дедушка, и спасибо тебе за всё!
P.S. Фотография датируется приблизительно 1937 годом. На коленях у дедушки и бабушки - мой отец и его брат-близнец. Но кто из двоих малышей мой будущий отец, не знаю. К сожалению, спросить уже не у кого...