Человек с тонкой душевной организацией, прекрасно улавливающий тенденции своего времени и подмечающий несущественные детали, которые являются ключевыми для погружения в мир с его точки зрения, в мир, где ему нет места, — вот как бы я охарактеризовал Советского писателя Сергея Довлатова. По прочтении двух его самых известных работ — «Заповедника» и «Компромисса» — у меня остались крайне неоднозначные ощущения, однако с уверенностью заявляю: каждый обязан познакомиться с творчеством Довлатова! Хотя бы потому, что оно пугающе реально; это отпечаток времени, доставшийся нам в наследство от неподкупного судьи, который, тем не менее, не выносил своего приговора, а лишь описал все факты, имеющиеся на руках. К сожалению, жесткая цензура не позволяла правде Сергея просочиться в массы. А ведь именно горькой истины, не имеющей ничего общего с вымыслами слепо следующих коммунистической пропаганде фанатиков, боялась, как гидра огня, журналистика Советского Союза. Забавно слышать рассказы о том, как студенты журфака, изучающие «Свободу печати в СССР», должны с рвением и пеной у рта отстаивать ее честь и доказывать существование, не беря в расчет никаких доводов против, не пользуясь гласом рассудка. Ты можешь лгать в лицо окружающим, преподавателям, родителям или друзьям, но ужаснейший грех, обрекающий тебя на существование в вакууме, созданном твоими ничтожными, не стоящими и гроша убеждениями, — это ложь самому себе. Но тайное всегда становится явным. И на полках магазинов все же появляется сборник небольших рассказов «Компромисс», проливающий свет на бытовые, где-то неудобные и казавшиеся сказкой стороны жизни обычных людей на моей Родине.
Первое, что бросается в глаза читателю, только начинающему погружение в произведения Довлатова, — сумбурный, грубоватый, местами даже заставляющий краснеть стиль повествования. Он не стесняется в выражениях, объясняясь, в частности, с самим собой. Его язык является гласом целого поколения людей, выросших в условиях тотальной изоляции от внешнего мира; поколения людей, которых государство принуждало не признавать такие очевидные проблемы, достигнувшие апогея к концу 80-х годов. Народ устал от гнета системы. Как раз такой утомленный язык, лишенный возвышенной сентиментальности и пафоса, свойственного большинству обывателей современной России, демонстрирует Сергей. Выбранная писателем манера общения с читателем кажется мне яблоком раздора, способным посеять неразрешимые противоречия как среди поклонников, так и среди ненавистников. С моей точки зрения, никто не имеет права осуждать Довлатова за его стиль, который по сути являлся отзеркаленной проекцией чувств и настроений граждан нашей огромной страны. Автор не просто писал то, что было на уме у миллионов; он увековечил в бумаге пугающую, ироничную реальность словами этих миллионов.
Если же вашего усердия и внимания хватит, чтобы окунуться чуть глубже поверхностного анализа отдельных и вместе взятых нецензурных слов, то вы с радостью и облегчением заметите отсутствие злобы и гнева в текстах Советского журналиста. Он не проклинает власть, не сетует на неугодные бессмысленные телодвижения, на то, что верят в отсутствие веры и делают отсутствие дела. Творчество Довлатова сквозит печалью и тоской, которые он умело преподносит под маской действительно тонкого юмора и жестокого сарказма. Он повествует о самых обыденных и приземленных вещах так, что, выйдя на следующий день в общество, ты невольно начинаешь подмечать удивительно пугающую схожесть происходящего вокруг с тобой и описанного автором. Как будто прямо сейчас за ближайшим столиком в кафе появится некто с потрепанной записной книжкой черного цвета и гелевой авторучкой и начнет скрупулезно и со знанием дела вести записи всего сказанного и утаенного в вашей беседе с товарищем напротив.
Отдельно мне хотелось бы остановиться на «Компромиссе». Сборник состоит из небольших автобиографических (не правда ли, показательно, что писателям, одаренным талантом от природы, зачастую не требуется придумывать небылицы или фундамент для своих историй; они черпают вдохновение и заимствуют сюжеты, порой настолько фантастические, из своего опыта) описаний профессиональной журналистской деятельности в одной из газет Эстонской ССР. Каждый из рассказов начинается с части статьи, напечатанной в прессе, и показывающей деловую, официальную позицию, ведь читатель должен в очередной раз убедиться, что республика процветает, рождаются дети, обреченные на счастье, надои молока рекордные, а уходящие в небытие видные люди непременно были яркими последователями идей товарища Ленина и, без всяких сомнений, заслужили любовь и уважение всех своим тяжелым трудом и бескорыстной деятельностью в партии. После громких слов Сергей Довлатов делится тем, что сопровождало его в процессе формирования «государственной позиции» и написания очерков. Люди пьют до потери сознания, тасуют факты в угоду вышестоящим начальникам, болтают откровенную чушь, порой не понимая, где они пребывают и в какой момент времени завели диалог. Они делятся такими простыми и человечными проблемами, что рука сожаления так и тянется к голове бедолаги, чтобы успокоить и подарить умиротворение хотя бы на пару минут. И даже семнадцатилетняя девочка без зазрения совести ведет непринужденные беседы с главным героем на такую непопулярную и выдуманную тему интимной близости. И выпивка, выпивка, выпивка… У меня даже начало складываться сильное ощущение, что этот камень преткновения есть враг и друг номер один. Он стирает в порошок жизни, убивает самых благородных и достопочтенных господ, опуская до уровня дикаря. Однако отказаться от такого верного товарища, дающего долгожданное и чарующее забвение, человек попросту не в состоянии. Да собственно и незачем предавать алкоголь анафеме — такое универсальное средство лечения недугов и осквернения тела и духа еще поискать нужно.
Выходит так, что Сергей Довлатов находится в промежуточном состоянии — между печатью и реальностью. Автор лицезреет печальные, но ставшие обыденными его глазу картины. Он и сам является неотъемлемой частью всего круговорота событий, остающихся за бортом постепенно тонущего корабля Советской публицистики. Стоит представить, каких внутренних усилий стоит журналисту каждый такой компромисс со своей измученной противоречиями бытия совестью.
Впечатления, полученные и витающие до сих пор в закоулках моего сознания, столь же неординарны, как и творец, подаривший их. Порой мне кажется: вот-вот я смогу обуздать этих вольных коней и собрать весь урожай, бережно созревающий из семян, посеянных рукой мрачного великана; однако осознаю — время еще не пришло. Как тот золотой колос, что юн и незрел, так и дух мой только начинает делать первые скромные шаги на пути длиною в вечность. Но будьте спокойны — Довлатов не будет забыт! Ведь попавшее раз в глубины сердца остается там навсегда.
